Может, кажется и так безмятежно,
Только ветер гуляет в нивах,
И холмы, облетая небрежно,
Беспрестанно шумит на равнинах.
Но порой затихает, и только
В гулком сумраке звук биения,
Обнажённого сердца пение
И свинцовых сгустков осколки.
* * *
Иногда жизнь приобретает стремительное ускорение, меняя монотонную мелодию диалога двух школьных приятелей на более значимое событие, которое впоследствии окажет весомое влияние на судьбы героев и их становление. Возможно, что некоторым из тех частиц, о которых шла речь в самом начале повествования, сегодня суждено было пересечься, образовав сверхновую главу в дальнейшей истории. А потому на одной из ступеней мемориального обелиска, вокруг которого гуляли в доску заболтавшиеся друзья, отнюдь не сразу нарисовалось, будто бы из ниоткуда, нечто похожее на кучку скомканного тряпья. При ближайшем рассмотрении эта кучка оказалась не чем иным, как замусоленной и протёртой до дыр фуфайкой, внутри которой ворочался небольших размеров чёрный щеночек с белым пятном на груди и будто бы выгоревшими светло-коричневыми бровями. Конечно, сказать о том, что двое подбежавших к увиденному сильно изумились, было бы лукавством, так как даже бесхозно-бездомный человек уже давно не вызывает оного чувства у обывателей, не то что выброшенная на волю судьбы собака. Это ощущение означало скорее детскую растерянность перед фактом неизвестности дальнейших действий.
Его глаза были похожи на две чёрные глянцевые пуговицы, которые отрешённо смотрели куда-то вдаль, покорно принимая уготованную судьбой участь. Подогнутые и перебитые в коленях лапки, окрашенные в цвет бровей от запястий до мякишей пальцев, тряслись от холода, передавая энергию дрожи на торчащие из-под исхудавшей шкуры рёбра. Сегодня утром он ещё принадлежал какому-то господину или госпоже. Но прошлое и сослагательноеэто параллели, а потому в конкретную минуту он остался один, никому не нужный, брошенный умирать на братской могиле тех, кто когда-то отдал свою жизнь за общее будущее, пожалуй, имея куда меньший материальный достаток и свободу, чем бывший владелец этого кутёнка, одолживший ему на прощанье разве что ненужную помойную вещицу.
Слушай, Макс, а ветер действительно крепчает. В ночь будет холодно, подтвердил ранее сказанные слова друга Георгий и, присев у рваной фуфайки, пристально посмотрел на волеизъявление судьбы, которое должно было случиться в скором времени, без участия ребят.
Герыч, брось! Кутёнок слаб, тебя мамка заругает, я ж её знаю! противопоставил скрестивший на груди руки Максим, прочитав наперёд мысли своего приятеля.
Да ладно тебе! Посмотри на него! Он же просто умрёт от холода, он даже ходить не может! Что ж это за мразь вот так легко решилась на подобное!? возбуждённо парировал слова товарища Гоша.
Ну, во-первых, не факт, что легко, во-вторых, может быть, это выбраковка, но в целом я согласен с твоей формулировкой. Только мне, например, его негде прятать в родительской двушке, а тебя Александра Петровна в упаковочном полиэтилене закопает, как только узнает о том, что ты приволок домой животину, продолжил отговаривать Жору Максим. После чего он покрутился по сторонам в надежде увидеть хотя бы ещё одного двуногого, но после тщетных попыток досадно добавил: Даже предложить некому! Просто, может быть, это его судьба лежать здесь, а нам следовало бы разойтись по домам?! неуверенно и мягко намекнул приятель.
Ничего ему не ответив, Жора аккуратно вынул из фуфайки дрожащее существо и так же аккуратно засунул его в свой серый шерстяной кардиган, взяв под локоть и оставив две глазные пуговицы с двумя сопящими носовыми дырками торчать наружу, чтобы не отнимать у пса связь с этим дивным миром.
Да твою ж потерянно выдавил Макс.
Ну не могу я его вот так бросить, не могу уйти домой, спокойно поужинать и лечь спать, понимая, что он там один доживает свои последние часы. Пусть лучше меня мать в подвал изгонит вместе с ним, эмоционально парировал Георгий. Кстати, у нас тепло в подвале, я его там как в Абу-Даби обустрою, будет себя отлично чувствовать! тут же добавил юноша и подтянул скатывающуюся с предплечья попу щенка.
А этот вечер так хорошо начинался, столько интересных тем было на повестке, загундел высокорослый сверстник, досадно насупив брови. Давай я хотя бы плед бабкин тебе принесу. Который шерстяной в клеточку, помнишь? Мы его ещё в качестве крыши шалаша использовали лет пять назад.
Это тот самый плед, на который мы пролили гуашь и тебе за это надрали жопу? усмехнулся менее высокий друг.
Не мы, а ты! язвительно сказал Максим, ткнув указательным пальцем в нос своему визави. Да, это он, терпеть его теперь не могу! улыбнувшись, завершил свою мысль Максим.
Спасибо тебе! Тогда я пока отнесу щенка домой, посмотрю, чем смогу его накормить, а ты беги за второй порцией унижений встретимся в подвале.
Ещё и в подвал заманиваешь! кинул вскользь интеллигентного вида соучастник и, надев наушники, зашагал в сторону ближайшей к скверу пятиэтажки.
К тому моменту, когда друзья равноудалялись друг от друга, чтобы исполнить ранее данный обет, ветер уже вовсю щекотал кроны могучих тополей, осин и лиственниц, отдавая в промокшем городе эхом, напоминающим шёпот океанических волн, постепенно накатывающих и разбивающихся о скалистый берег, отбрасывая в разные стороны солёные брызги остатков канувшей в безызвестность силы двух стихий.
И этой силе нет черты предела,
Природой в абсолют одна возведена,
Столь притягательна физическому телу
И так губительна ему она.
* * *
Георгию казалось, что сегодня он встал на пути у самой судьбы, приручив маленького дракона, пламя которого должно было вот-вот погаснуть. И оставляя его в подвале дома, укутанного пледом на дне квадратной коробки из-под старого советского телевизора, он ожидал чуда, которое непременно должно было произойти, дабы уверовать в то, что ниспосланные нам с небес испытания делают нас лучше, а не забирают последнюю надежду на пути к светлому будущему.
Ночь укроет нас звёздным покровом,
Пролетит над землёю комета,
И сверчок запиликает снова,
Как и тысячу лет до этого.
Ночь устелет нам бархатом мрачным,
Лунным светом коснётся планеты,
И окажется всёстоль незначимым,
Как и тысячу лет до этого.
Ночь сорвёт с нас застывшие маски,
Смоет краски, оставив раздетыми,
И прошепчет на ушко сказку,
Как и тысячу лет до этого.
А под утро ночь станет прозрачной,
Побледнеет на небе от света
И останется дымкой невзрачной,
Как и тысячу лет до этого.
* * *
От протёртых временем домов и улиц прямиком в оставленную между плотными бордовыми шторами щёлку некогда упомянутой комнаты невымышленной многоэтажки, где пребывала во снах она, пробивался тонкий луч утреннего солнца, нежно подсвечивая её раскидистые локоны и озаряя светлое умиротворённое личико.
Кристина! Кристина! Вставай, родная, уже семь утра! послышался из-за двери звонкий женский голос.
Едва приоткрыв глаза, спящая красавица заслонила лицо ладонью от навязчивого лучика, который смотрел на неё из царства ослепляюще нового дня.
Ещё пять минут до будильника мам, прошептала юная леди и, перевернувшись на бок, спиной к падающему свету, взяла в руки мобильный, первым делом проверив непрочитанные сообщения в группе подружек её новой школы.
«Сегодня в 18 идём в «Прима Виста», надеюсь, все будут, да, Кристин?» висело непросмотренное напоминание в чате от Дианы, оканчивающееся подмигивающим смайликом.
«Да уж, да уж, нормальные девчата должны держаться вместе!» написала ниже некая Елизавета.
«Новенькая, мы тебя у школы подождём! Расскажешь нам про московских парней!» добавила следом Валентина.
«Да она спать свалила по ходу! Блин, только первый час ночи, неужели мы её так утомили?! Ха-ха-ха», подчеркнула написавшая ранее Диана, после чего диалог плавно перетёк в иное русло, где плавали обсуждения мальчиков из параллельных классов, а в особенности Санька и его новых фото на инстаграм-странице.