Атас! заревел Пахан. Все под кровати, живо!
Едва Кузя успел закатиться под койку, как в казарму вежливо вступили трое. Двое из них были одеты в дорогие шерстяные костюмы, рубашки с галстуками, а также изящные итальянские туфли из гладкой кожи. Их черные волосы были аккуратно зачесаны назад, а лица мужчин скрывались за совершенно непроницаемыми стеклами дорогих солнцезащитных очков Ray Ban.
Третий носил черный китель с погонами, такого же цвета штаны с васильковым кантом, голубую рубашку с темным галстуком, а также черные и высокие, начищенные до блеска, хромовые офицерские сапоги и коричневую потертую портупею с наганом в кобуре.
Как и у своих коллег, его волосы были аккуратно зачесаны назад, но отличались при этом приятным легким рыжеватым оттенком. Несмотря на то, что мужчина не носил очков, как ни старался Кузя, он так и не смог рассмотреть, какое у явного предводителя чекистов лицо. Оно словно расплывалось или меняло форму всякий раз, когда парень пытался присмотреться, и совершенно трезвый новобранец даже протер глаза, подумав на мгновение, что это просто закружилась от обилия конопли в помещении голова.
Один из тех, что были в костюмах, тащил объемный, странно шевелящийся холщовый мешок на горбу и было видно, что сотруднику тащить его весьма непросто.
Дойдя до тумбочки дневального, чекисты дружно бросили мешок на взлетку, а тот, что тащил его, еще и пнул для острастки, по содержимому тюка ногой.
Вот ты ж тяжелый, падла! Подумал улетишь в Германию, и укроешься от армии, субчик? От армии, друг мой, как и от нас, никто, нигде и никогда в этом мире не укроется!
Вытряхивайте! крайне знакомым Кузе голосом приказал рыжеволосый предводитель фейсов.
Те, что в костюмах, распустили тесьму, перевернули мешок и вытряхнули из него, как куренка, одетого в форму, ошалевшего, худощавого парня с зелеными глазами, длинными волосами темного цвета, ухоженными усами и аккуратно подстриженной на французский манер тонкой бородкой. С огромным удивлением Кузя узнал в нем своего бывшего одноклассника, а ныне, по совместительству, еще и собственного начальника по имени Джафар.
Плодотворная работа в Министерстве иностранных дел, равно как и ваши заслуги, награды и занимаемое положение не являются основанием для того, чтобы не служить стране и не отдать великой Родине положенный вам законом долг, встав над парнем как суровая стена, объявил ему рыжеволосый. После службы вы будете возвращены обратно в Германию и приступите там к прерванным ранее непосредственным служебным обязанностям. И возблагодарите Господа, что лишь благодаря протекции лейтенанта Чирика вы оказались в Новоебуново, а не в других местах, каких похуже.
За что?! взревел Джафар, совсем несогласный, видимо, со сделанным чекистом объявлением. Я дипломат! И у меня неприкосновенность!
Словив от одного из фейсов своим же вещевым мешком по фейсу, начальник Кузи немедленно заткнулся и вжался телом в тумбочку дневального, поняв теперь, как круто и конкретно он попал.
Вернетесь в Германию после службы в армии, дипломат! железным голосом еще раз повторил чекист. Желаю вам удачи, до свидания!
Развернувшись на каблуках, делегация госбезопасности культурно вышла из казармы.
Фух, пронесло! перекрестился дед Пахан, выбираясь вместе с сержантом, кряхтя, из-под кровати.
Вслед за дедом вылезли на свет божий и охреневшие от начала службы, пребывающие в шоке новобранцы. Им стало ясно, что жизнь на два года вперед самым подлым образом дала трещину, и кое-кто из них даже серьезно начал призадумываться уже о суициде.
Ну что ж, детишки! улыбнулся нехорошо сержант Бич, взглянув злорадно на солдат. А вот теперь, когда вы все, похоже, в полном сборе, пришла пора мне должным образом устроить вам призывную профилактику и выбить из вас всю эту долбанную мерзкую гражданскую дурь!
Вцепившись с силой в дрын, он неожиданно и беспощадно начал беспорядочно охаживать им от души не ожидавших совершенно ничего подобного несчастных, робких, желторотых новобранцев!
Те бросились с испугу врассыпную, а сержант, матерясь сквозь зубы, бежал вслед за ними и неистово лупил дубиной всех и вся, кто попадался ему под руку! Бежал и бил, пока как мрачная гора пред ним не встал накачанный, сердитый Секс.
Гигант без труда отобрал у заместителя командира взвода дрын и от души зарядил тому кулачиной в глаз! Да так, что сержант аж пошатнулся и едва даже не свалился с копыт!
Ну что ж, гандон, вот теперь ты попал, ублюдок! Этой ночью пиздец тебе, тварь, да и дружкам твоим тоже! прошипел Бич, потирая набухающий прямо на глазах объемный, качественный фонарь.
Я ж говорил тебе, что охуевшие призывники, братан! Воспитывать их будем ночью. А пока пошли-ка лучше, да в чипке пожрем! произнес дед Пахан, сгребая в охапку сержанта, а потом, поправляя на яйцах пряжки от ремней, старослужащие роты вальяжно покинули расположение казармы.
* * *
Серега, охая, потирал отбитые почки и искренне сожалел о том, что не успел принять предложение знаменитого ресторана в Дубае и не улетел в арабские эмираты трудиться там в качестве элитного шеф-повара, угодив вместо этого в какую-то ужасную варварскую клоаку в России.
Так уж получилось, что парень был знатным российским кулинаром, сотворившим когда-то мировую сенсацию, заняв третье место в конкурсе «Золотой Бокюз», и с этого момента перед ним были открыты двери абсолютно любого ресторана, что только мог существовать на нашей планете, и это было справедливо.
Немного нескладный и полноватый парень, Серега обладал добродушной простоватой улыбкой, типично русским лицом с носом-картошкой и густой копной пшеничных, вечно взъерошенных и пышных волос.
Всем внешним видом он походил больше на придурковатого деревенского валенка, и уж точно никак на будущую легенду мировой высокой кулинарии. Его друзья немало удивились, когда вместо того, чтобы, как и сестра, продолжить семейную традицию и стать финансистом, он поступил на обучение в обычный кулинарный колледж столицы.
Очень быстро достигнув высоких успехов в приготовлении хавки, Сергей лишь по одной причине отклонял все поступающие предложения о работе из-за рубежа: он был до одури в сердце влюблен в свою блондинистую пышную сестру-двойняшку и не хотел с ней расставаться.
То была вовсе не обычная братская любовь, и родителей наверняка хватил бы инфаркт, если бы они увидели хоть раз, что вытворяют их детишки по ночам в постели.
Именно сестре он готовил в тот вечер романтичный ужин, когда за ним пришли пять очень страшных и незнакомых ему, дурно пахнущих и крайне грубых подкачанных военных мордоворотов в форме.
Серега сам не понял, как его так быстро приложили физиономией об стол, потом надели на башку кастрюлю, стукнули по ней половником, ну а уж после заставили подписать парня призывную повестку. Потом повара засунули в какой-то грязный старый кунг и быстренько свезли в ближайший к дому Сереги военкомат.
Несколькими днями позже надежда российской кулинарии была с презрением доставлена в никому не известную войсковую часть, и Серега был счастлив до беспамятства, что хотя бы в поезде и через форточку любимая сестренка успела передать ему, едва не плача, маленькую сумку с личными вещами первой необходимости.
«Да нахрен мне нужна такая армия!» думал Серега, потирая бока, когда в помещение заглянул высокий солдат с искривленной лычкой на каждом погоне. Если Серега правильно разбирался в знаках различия, то этот парень имел звание ефрейтора.
Ефрейтор был высоким худощавым блондином с узким лицом, короткой стрижкой под машинку и постоянно шныряющими по сторонам вороватыми плутовскими глазами. Завидев новобранцев и остановив свой взгляд на Волке, он дружелюбно улыбнулся и направился к парню.
Волчара! Ты, что ли?
Ты что тут делаешь? удивился Волк. Тебя ж посадили!
Да лучше б посадили, епта! Благодаря одному прокурору из Тамбова, да чтоб он сдох, гад, в раскорячку, мне дали пять лет строгача, заменив их на два года в армии, и вот уж год как с объебона я тут весь в ахуе хожу, бля! Еще полсрока мне здесь в берцах чалиться и отвечаю за базар, что хуже места не придумать, вот век воли не видать, в натуре! Хоть я теперь черпак по масти и деды меня не трогают один хуй, куда ни глянь тут везде кругом одна лишь шляпа, епта! И если сравнивать жизнь в армии с книгой, то армия это две страницы, вырванные из нее на самом интересном месте, я зуб даю, в натуре, за базар отвечаю!