Повторяю, сейчас его навещать нельзя.
Вы не понимаете! голос вновь сорвался на крик. Мы близнецы! Мы нужны друг другу! Я должен быть рядом с ним!
Рядом с Леоном сейчас должны быть хирург, анестезиолог и реаниматолог, вы ничем ему не поможете. И будет лучше, если сейчас вы поедете домой.
Дориан замотал головой.
Я не уйду. Вы меня и силой отсюда не выгоните.
Если вы не будете нарушать порядок, никто не станет вас выгонять, но я советую вам, как сделать лучше. Ваше нахождение здесь сейчас всё равно не имеет никакого смысла.
Дориан снова помотал головой и обвёл взглядом двери в палаты, которые были поблизости.
В какой он палате? снова спросил он, будто не слыша всех доводов врача, они не доходили до него.
Я не скажу вам этого. Езжайте домой, доктор встала и поправила халат.
Значит, сам найду, отрезал Дориан, шумно выдохнув, и тоже встал.
Но его попытку открыть дверь в палату, напротив которой они сидели, остановила врач, одёрнув его за руку.
Вы в своём уме? строго спросила она, продолжая на всякий случай придерживать его за локоть.
В своём! А что мне ещё остаётся, если вы не пускаете меня к брату?!
Здесь лежат люди, находящиеся между жизнью и смертью, а вы имеете наглость ломиться в палаты? Как видно, вы действительно не понимаете, где находитесь, но здесь умирают люди и здесь каждую минуту борются за спасение жизней. И я лично курировала реанимационные мероприятия для вашего брата и, возможно, займусь этим вновь, а вы хамите мне в лицо и орёте на всё отделение. Имейте уважение если не ко мне, то хотя бы к моим пациентам.
Речь доктора была подобна крепчайшей оплеухе. Но лучше бы она на самом деле ударила да хоть куда, потому что её слова осадили и обрушили на плечи такое чувство вины, что Дориану стало противно от самого себя. Он почувствовал себя мусором, который срочно нужно вынести на помойку. Но врач ведь не хотела его унизить, он так себя и вёл.
Я понимаю, едва слышно произнёс он, не решаясь поднять взгляд. Просто я Я не понимаю, что мне делать Леон здесь, вы говорите, что не знаете, что с ним будет, и это худшее, что могло случиться. Я даже представить себе такого не смог бы. Я же Я не смогу без него.
Дориан всё же поднял глаза, они были полны слёз, его сбивчивая исповедь вывернула душу наизнанку.
Я понимаю вас, несколько смягчив тон голоса, ответила доктор. И хочу заверить вас в том, что мы делаем всё возможное. Но вам всё же будет лучше уйти.
Дориан отрицательно покачал головой.
Я не уйду. Не уйду, пока не узнаю, что с Леоном всё будет хорошо, и не поговорю с ним, слова его были так наивны и пропитаны отчаянным отрицанием холодящей кровь реальности.
Доктор тяжело вздохнула, опустив взгляд. Объяснять то, что с вероятностью в девяносто процентов они уже никогда не поговорят, не хотелось. Доводить Дориана до истерики ей было совершенно ни к чему.
После такого действительно не выживают. Падение с тридцатиметровой высоты. Машина штопором вонзилась в асфальт, её сплющило почти до середины, будто банку из-под газировки. Несколько переворотов; лишь каким-то чудом не произошло взрыва.
Если вы так этого хотите, можете остаться, произнесла врач. Но если вы снова будете шуметь или попытаетесь вломиться в чью-нибудь палату, я распоряжусь, чтобы вас выгнали, и в моё отделение вы больше не зайдёте.
Дориан смиренно покивал, принимая условия.
Я буду вести себя тихо.
Убедившись в том, что Дориан в состоянии вести себя адекватно, доктор удалилась, но в скором времени вернулась.
Этому будет правильнее находиться у вас, произнесла она и протянула Дориану мобильный телефон Леона единственное, что уцелело в жутком дорожном происшествии, аппарат отделался трещиной через весь экран.
Телефон хранил тепло ладоней, и так хотелось верить в то, что оно принадлежало близнецу. Дориан не заметил, как доктор вновь удалилась. Он не сводил взгляда со средства связи в своих руках, провёл пальцем по жирной трещине. Будто лёд треснул. А треснула жизнь. Две сразу.
Не слушающимися пальцами он нажал на кнопку разблокировки, и на экране сразу отразился журнал вызовов, полностью состоявший из одного его, Дориана, имени. Леон звонил ему, казалось, бесконечное количество раз.
Больше не было ни обид, ни глупых принципов. Сейчас Дориан отдал бы всё за то, чтобы поговорить с Леоном. А ведь он звонил ему бесчисленное количество раз, а он, идиот, ни разу не ответил, даже не взял телефон в руки, следуя своей слепой гордыне. Правду говорят, что гордыня смертный грех. И теперь пришло время расплачиваться за него.
Сознание было отуплено, толком не было ни мыслей, ни чувств, так бывает, когда случается что-то слишком жуткое. Прислонившись к стене и съехав по ней вниз, Дориан достал из кармана и свой мобильный, разблокировал его. На экране высветилось оповещение о ста шестидесяти восьми пропущенных вызовах от одного абонента и почти таком же количестве сообщений на голосовой почте от него же.
Уйдя в курилку, Дориан сел прямо на пол, прислонившись спиной к стене всё равно у него не было с собой сигарет, и включил первое сообщение от Леона. Из динамики полился самый родной и нужный на свете голос, а сердце замерло в груди.
«Привет, Ди. Я понимаю, почему ты не хочешь со мной разговаривать. Но я правда исправлюсь, я уже делаю это. Прошу тебя, вернись. И ты сам всё увидишь. Или хотя бы ответь на звонок, скажи, где ты. Мне просто нужно знать, что с тобой всё в порядке».
«Ди, я скучаю по тебе. Дико. И ты был не прав, мне не хватает тебя намного больше, чем чёртового метамфетамина!».
«Ди, это совсем не смешно. Ответь хоть на одно моё сообщение. Чёрт побери, я даже не знаю, доходят ли они до тебя! Как можно быть таким бессердечным?».
«Ди, прости меня. В прошлый раз я сорвался. Я не хотел кричать на тебя, просто Просто мне действительно сносит крышу. Мне кажется, я схожу с ума. Или умираю. Да кому я это рассказываю? Я же знаю, что ты и так это чувствуешь. Вернись, прошу тебя. Или хотя бы подними трубку. Я уверен, что ты слушаешь мои сообщения, потому что, хоть ты и гордый, ты дико любопытный».
«Мне не хватает тебя. Мне невозможно сложно справляться без тебя с этим, бороться с собой Невыносимо».
Чем дальше шли сообщения, тем более обрывчатыми они становились, голос Леона всё больше дрожал, срываясь то на крик, то на едва различимый шёпот. Его ломало. Дико. Жутко. До искр перед глазами и воя. Дориан слышал это в его голосе. И он ведь чувствовал, когда это происходило, но закрывал на это глаза, не желая слышать боль близнеца.
«Я собираюсь выгуливать Лео. Боюсь, что упаду в обморок. Мне на самом деле очень плохо, но я не могу ему отказать, когда он такими грустными глазами смотрит на дверь. Это ведь моё святое призвание присматривать за рыжими капризными существами, в голосе послышалась измученная улыбка, а у Дориана задрожали губы от невыносимой горечи. И раз я не справился со своими обязанностями с тобой, я должен исправиться хотя бы с ним».
Каждое новое сообщение вгоняло в сердце острейшую иглу. А голос близнеца такой живой, но доносящийся из прошлого, рвал душу в клочья.
Лео, я слышу тебя, зачем-то прошептал Дориан в ответ на реплику брата из записи. Будто тот мог его слышать. Раньше нужно было думать.
«Мне всё время кажется, что за дверью кто-то стоит. Теперь я понимаю, что чувствовал ты Я не могу заставить себя выйти из комнаты. А нужно выгулять Лео и купить продуктов. У нас в холодильнике совсем пусто Когда я разговариваю с тобой, становится немного проще, можно представить, что у тебя болит горло и поэтому ты всё время молчишь Я поговорю с тобой, пока буду ходить по магазинам? Иначе я просто не смогу выйти из дома. Итак, сейчас я открою дверь и выйду из спальни».
Дориан громко шмыгнул носом и утёр скатившуюся по щеке горчайшую слезу. Как же Леона ломало А его не было с ним рядом.
Пришёл черёд последнего сообщения. Это был последний звонок Леона, следующий уже был сделан заведующей реанимации. Онемевшими пальцами Дориан запустил запись.
«Да, я сорвался! Но, чёрт побери, я принял всего один грёбанный раз! Я держался шесть дней, но я не могу справиться с этим в одиночестве! Без тебя! Но теперь ты увидишь, что мои обещания не пусты! Я поговорил с Фишером, и он через своего полковника пробил твой номер! Я еду к тебе! И мне наплевать, хочешь ли ты меня видеть! Один раз я уже смог заново доказать тебе, что ты можешь мне верить, и».