С возвращением! закричал первый голос из света.
А, блин, это Максим, сказал второй.
Парни вышли из укрытия и в расстройстве завалились на мягкий диван. Слива и Антон, тоже друзья, один пухлый и небритый, всегда в полосатых жилетках поверх выглаженной рубашки, в очках из какого-то европейского магазина и с короткой стрижкой, второй тощий, вечно в каком-то мятом тряпье, но всегда выбрит и идеально расчесан. Такими я их знал.
Слива, тот, что пухлый, недоуменно спросил:
Где же Матвей? Есть в доме рабочий телефон, чтобы ему позвонить?
Ты же сам здесь живешь через день, неужели не знаешь? ответил ему худой Антон.
Я спешно поднимал выпавшие на пол пельмени и бутылку рома, все, на что хватило фантазии по дороге.
Конечно, живу, коли хозяин мне разрешил, уточнил Слива. А сам-то сколько девушек сюда водишь? Своего дома нет, так вы тут все крушите, пока он в разъездах. И телефон раздавили вот, извращенцы, и ковер
Вот про ковер ни слова! занервничал Антон. Мы же договаривались! Ты дал слово джентльмена.
Да-да, базара нет. Я просто волнуюсь. Слива стянул с носа очки в толстой оправе и вытер их о свою полосатую жилетку.
Я переместился за их спины, складывая провиант в холодильник, заросший льдом, со вмерзшим куском старой ледяной рыбы и свежей связкой бананов, парни определенно постарались на славу, насколько хватило денег. И сказал:
Звонил я ему! Успокойтесь. Каждые пять минут. Выключен абонент. А самолет приземлился шесть часов назад, такие дела, договорил я и присел наконец на край большого дивана.
Дела! Слива почесал согнутой пластиковой бутылкой голову.
Мы втроем и куртка занимали весь диван, смотрящий на пустой вход с неявившимся гостем. Перед нами блестел пыльный след от ковра, когда-то лежащего на полу, теперь запорошенном разноцветными конфетти. Чуть дальше впереди нас была закрытая парадная дверь, крыльцо, улица, город и, возможно, вся наша страна. Я ничего не мог понять, думая совсем о другом человеке, о девушке, с которой весь вечер переписывался короткими сообщениями, так ни разу и не отдохнув с момента вчерашней встречи. Внезапно меня озарила далеко не самая важная мысль.
Владислав Вениаминович, повернулся я задумчиво в его сторону, вы не курить ли тут собирались?
Курить? переспросил Слива. А, это Он спрятал за пазуху скрюченную бутылку с куревом. Привычка юности.
Давайте без привычек, буркнул я. Что-то странное затевается Кстати, читали его новую статью о Нью-Йорке?
Да, вчера упала на мыло. Восхитительная работа.
Это точно, поддержал Антон. Выше всяких похвал.
Жаль, что это был последний материал из кругосветки. По возвращении Матвей еще долго ничего не напишет.
Зато привезет нам уйму заметок, ответил я. И тогда уже мы займемся своим делом. Пора собрать статьи для полноценного бумажного выпуска. Чтоб было как у самых крутых журналов.
Было бы замечательно, произнес Слива и, освободив насиженное место, пошел возиться на кухню.
Я машинально завалился в опустевший нагретый угол дивана, впервые за день сомкнув веки. Столько мыслей пронеслось диким гулом и растворилось где-то в забвении, окутав меня на миг пустотой. От сильно хлынувшего расслабления все тело аж вздрогнуло, заставив меня проснуться. Я взвился как ужаленный, подскочив на месте. Оказалось, что, обессиленный неожиданными знакомствами и несостоявшимися встречами, я проспал почти час.
Слива уже варил пельмени, а его друг Антон пытался разблокировать мой телефон. Они оба познакомились с Матвеем в его путешествии по Азии, вместе арендовав соседние комнаты в домике на берегу океана, разговорились, оказались родом из одного уральского города, с тех пор стабильно поддерживали отношения. Им было даже дозволено использовать этот гостеприимный дом при условии содержания его в идеальной чистоте. Слива устраивал тематические вечеринки с такими же ценителями киноискусства, каким являлся он сам. Пару месяцев назад я ходил на такую вечеринку, все смотрели «Касабланку» в оригинальной озвучке, пили коктейли со свежевыжатым соком, слушали старую музыку в современной обработке, типа саундтреков из новых фильмов о «ревущих двадцатых». Антон же водил сюда девушек исключительно для собственного удовольствия, личного жилья не имев по причине своеобразного характера и слабых моральных устоев. И наследственной бедности. Вечеринки были каждую неделю, и, видимо, ковер не пережил одну из таких.
Я закрыл телефон ладонью, пока он его окончательно не доломал.
Хотел позвонить Матвею, ответил Антон. Ты тут целый час проспал. Надо что-то делать.
Исключив все поводы для недоверия и поставив вызов на громкую связь, мы снова услышали слова робота об отсутствии абонента в сети.
Надо что-то делать, все сильней волновался Антон.
Он был самым молодым из нас.
В конечном счете я познакомился с этой троицей через наш общий журнал, на который стал работать по велению сердца. Парни же пришли к нему через литературные собрания, на которые следовали за магнетической харизмой Матвея. Ради его общества они посещали эти тщеславные посиделки, где все хвастаются своими будущими достижениями, пытаясь открыть в этом мире еще хоть что-то уникальное. Матвей умудрялся ловить главный смысл общественных трендов, поэтому все тянулись дружить с ним, но получилось только у нас троих, повторявших древнюю историю Александра Дюма.
Но в тот вечер многое изменилось. Это была либо большая игра, либо большая трагедия.
Позвоним в полицию? спросил Антон.
Давай лучше его отцу, ответил Слива. Может, он что-то знает? Сейчас только найду записную книжку.
Отец Матвея ничего не знал, разозлился, что его отвлекают в столь поздний час, и мы на ночь глядя заторопились в аэропорт. Я, сразу одевшись, читал новые сообщения в телефоне. Еще был пропущенный звонок от Кати. Судя по оповещению, очень короткий и поэтому подозрительный. После него прекратили поступать ее сообщения. Собравшись с мыслями, я перезвонил в ответ, но монотонные гудки закончились ничем.
Молчаливые парни убирали комнаты дома уже без единой нотки радости, пытались оставить все в идеальном состоянии, будто для выставки или, не приведи боже, грустного собрания всех родственников под одной крышей.
Я говорил сразу поехать встречать его в аэропорт! злился Антон.
Да ты видел, какие там толпы? кипел Слива. Ты хоть раз там бывал?
Побольше некоторых! Антон швырнул подушку на диван. Будешь мне рассказывать!
Конечно, буду. Максим работает допоздна, поэтому решили подождать лишний часок и собраться все вместе, объяснил Слива. Не на то обращаешь внимание! Человек пропал! А ты ноешь.
Да я хотя бы думаю, в отличие от некоторых.
Нервное напряжение, которое эти творческие натуры держали в себе целый час, перелилось через край.
Ничего ты не думаешь, только портишь. Я больше всех забочусь об этом чертовом дерьме, которое ты называешь журналом!
О еде ты только заботишься! нервничал Антон. Человека просрали, а этот обжора пельмени накладывает!
Они начали драться подушками, как нервные дети с замедленным развитием. Вместо того чтобы принять чью-то сторону, я снова набрал необычной девушке Кате. К моему удивлению, абонент тоже был недоступен. Меня окутало удивительным ощущением дежавю. Каждый раз голос автоответчика повторял одно и то же. Неожиданный удар так расстроил и обессилил меня, что я даже не стал разнимать дерущихся, вышел на свежий ночной воздух, походил кругами и в итоге сел на капот своего автомобиля, залипнув взглядом на уличном фонаре. Старался нервничать как можно сильнее. Беда не приходит одна, и когда она раскрывается всей своей драмой, почему-то хочется оказаться в самом ее эпицентре, лично засвидетельствовать все от и до. Это по-нашему, по-шекспировски. Маска жертвы сменяла маску романтика, а виновато, как всегда, было поколение Х, благодаря своему непобедимому характеру придумавшее все эти проблемы, с достоинством прошедшее через них, но не научившее нас, бесхарактерных, как их решать.
Сначала это поколение всемогущих стариков подсадило нас на мобильную связь, а потом разорвало ее к чертям собачьим. Не дало нам связаться по телефону, поиздевалось, как над беспомощными детьми. Зачем же было ее изобретать? Оторвать от меня двух близких людей за один вечер это особо тяжкое преступление. Я знал адрес Кати, был полон уверенности в ее отсутствии дома, но все равно решил ехать, проверить, удостовериться.