Погода за окном так и шепчет: «Сними джинсы, Гордеева, сдохнешь». Поэтому, прикрыв дверь, я решаю переодеться. Дел сегодня невпроворот. До обеда нужно будет провести анкетирование и составить график дежурств, потом обед и вожатская планерка во время тихого часа.
И в тот момент, когда только собираюсь влезть в шорты, дверь приоткрывается, и на пороге появляется он.
Нет, не так.
Дверь приоткрывается, и на пороге появляется тот, кого тут просто быть не может. Не может, и все! Фамилия, имя и более юная, но все такая же наглая смазливая мордаха, мгновенно всплывают в моих воспоминаниях.
Кирилл Лисовский.
Картина маслом: он смотрит на меня, яна него и тишина Только мёртвых с косами и не хватает. Мой язык липнет к небу, а его взглядк моим ляжкам.
Ах, да, я же стою тут в одних трусах.
С-с-стучать не учили? заикаюсь я.
Упс, извини, говорит парень и, проморгавшись, спешно ретируется.
Просто обалдеть!
Я сдуваю со лба непослушные светлые пряди и торопливо натягиваю шорты, мысленно успокаивая себя.
Спокойно, Гордеева, дыши. Это такой глюк, тебя укачало, и голова от суматохи пошла кругом. Откуда тут может взяться Лисовский? Правильно, не откуда. Поэтому
На этот раз в дверь стучат.
Входите, неуверенно подаю голос.
Нет. Это не глюк.
С сумкой на плече в комнату снова вваливается Лисовский. За те четыре года, что прошли со дня нашей последней встречи, он заметно вырос и возмужал. Вместо русого спортивного ёжика стильная стрижка, серая футболка обтягивает рельефный торс, а синие джинсы свободно висят на бедрах. У него в них там, интересно, ничего не вспотело?
Привет. Неудобно получилось. он улыбается и при этом совсем не выглядит виноватым. Но я честно ничего не видел. Ага, рассказывай.Ты же тоже вожатая? спрашивает парень. Мне сказали, что я могу кинуть тут свое барахло, и опускает сумку возле кровати, стоящей напротив моей.
Одно из двух: либо июньское солнышко припекло мою светлую голову, либо Лисовский и есть наш второй вожатый.
Парень садится на кровать и начинает меня разглядывать. От лица его взгляд ползет ниже и задерживается на груди. Серые глаза вспыхивают блеском удивления, а губы с заметной ложбинкой чуть приоткрываются.
Да, ладно. Можно подумать, ты никогда не видел такой шикарной «троечки».
В глаза мне смотри, придурок!
Я Кирилл. А тебя как зовут? спрашивает парень после заминки.
Так он меня не узнал. Какая удача.
Нет, ну как он мог меня не узнать?!
Очень приятно, Кирилл. А яНаташа, бодро отвечаю, а в голове уже проносятся варианты того, на что я готова пойти, чтобы этот недоумок пожалел о своем решении снова появиться в моей жизни.
Кирилл
Охренеть. Это и правда Гордеева.
Я устраиваюсь на кровати и смотрю на девушку. Светлые волосы стали длиннее, а фигура более ладной. Задерживаю взгляд на ее груди. Гордеева и в пятнадцать была офигенной, но теперь Такая же изящная и невысокая, вот только грудь стала больше. О, да, намного больше.
Не пялься, дебил. Скажи уже что-нибудь.
Я Кирилл. А тебя как зовут?
В синих глазах Гордеевой мелькает сомнение. Наташа поджимает пухлые губы. За каким-то хреном я вспоминаю, как офигенно она целуется. Точнее, целовалась.
Я сглатываю, ощущая вкус тех самых поцелуев. Наверное, мы делали это тысячу раз
Наташа сверлит меня взглядом, и я задерживаю дыхание.
Интересно, она меня узнала?
Очень приятно, Кирилл. А яНаташа.
Значит не узнала. Ну и пофиг. Нашим легче
Облокачиваюсь спиной о стену и мну кулаком торчащий вверх треугольник подушки. Так она, видите ли, лучше проветривается. А дядя Женя рассказывал, как в армии они подушку лыжами в квадрат отбивали, что вообще за гранью всякого понимания.
Кажется, в последний раз подушки треугольником я видел в тот день, что и Гордееву. Удивительное совпадение.
Так значит ты и я будем вместе, обвожу взглядом комнату, работать?
Гордеева подходит к столу и начинает перебирать какие-то бумажки.
Я уже работаю, а ты так и будешь лежать? косится на меня.
Слушай, я же понятия не имею, что надо делать. Я тут по блату, ясно? Поэтому, чтобы ничего не испортить, лучше полежу. Окей?
Ты это серьезно? Гордеева кривит губы.
Я полный профан, киваю в ответ. А обед скоро? Так есть хочется.
Обед будет после того, как ты назначишь дежурных, пойдешь в столовую, накроешь на столы. Ах, да, и напомни всем правила поведения на территории и в столовой, бормочет она, в такт слов похлопывая по бедру ежедневником.
М-да, годы берут своё. Гордеева превратилась в какую-то брюзгу. И куда только делась та улыбчивая девчонка, которая плевать хотела на любые правила?
А что, просто поесть никак? Без вот этого алгоритма? спрашиваю я, изображая указательными пальцами карусель.
Девушка пожимает плечами.
Увы. Ты на работе, кол-ле-га.
Не пойму, это улыбка, или у нее нервный тик?
Но даже этот оскал ее не портит. Ещё эти глазища огромные! Синие-синие, и взгляд влажный, глубокий. В нем норму ГТО по плаванию сдать можно. Смотрит так, что мозги в трусы утекают, и в пустой голове гуляет ветер, принося дурацкие мысли. Например, о том, каково этоснова быть с ней? И все это за пару секунд. Просто феноменальная скорость мышления.
Эй, кто-нибудь?! из-за приоткрытой двери показывается темноволосая голова «пионерки», там в первой палате пацаны дерутся!
Как дерутся?! изумлённо спрашивает Гордеева, роняя из рук листы бумаги. Она растерянно смотрит на меня и хмурит брови.
Дерутся? Уже? бормочу я с обреченным стоном.
Затем поднимаюсь и иду разруливать наш первый отрядный махач. Все лучше, чем пускать слюни по своей бывшей.
Глава 5
Наташа
Около минуты я в нерешительности стою над спящим Лисовским.
Что же мне с тобой сделать, дружок?
Обмазать пастой? Слишком просто. Не буду нарушать традиций и приберегу эту развлекуху на последнюю ночь. Тогда сбрить брови? Нет, слишком рискованно, сразу проснется. В идеале бы задушить его подушкой. Но это не очень гуманно. Я же всё-таки будущий педагог.
Осторожно касаюсь плеча парня и трясу его.
Эй, вставай, сейчас начнется планерка! и зачем-то шепчу.
Парень перехватывает мою руку и тянет на себя. Я заваливаюсь прямо на грудь Лисовскому.
Ты что творишь?! шиплю в считанных сантиметрах от его лица. Живо отпусти Как там тебя?!
Лисовский открывает глаза, а я подпрыгиваю, ощутив его ладонь на своей заднице.
Зачем шумишь, коллега? хрипло спрашивает. При этом смотрит, как волк на овечку.
Я пытаюсь освободить руку и брыкаюсь, как та самая стреноженная овечка.
Ты оборзел?! Руку убрал и отпустил меня!
Ой, и-и-извините! А можно сказать? слышится неуверенный девчачий голос.
Приподняв голову, я натыкаюсь на ошарашенный взгляд девушки. Кажется, это Марина.
Изо всех сил дёргаю рукой и вырываюсь, затем слезаю с каменного торса Лисовского и, встряхнув копной волос, невозмутимо интересуюсь:
Слушаю тебя.
А скажите этим дебилам из первой палаты! Они мой телефон забрали, девушка цокает языком, переводя взгляд с меня на Лисовского. Даже думать не хочу о том, что она сейчас вообразила. И у нас в палате две дуры вейпят, а форточка не открывается! жалуется она.
Лисовский начинает дико ржать.
Очень педагогично, придурок! Так держать!
Посмеявшись, парень встаёт и, указывая рукой на дверь, командует:
Ты к девочкам, я к мальчикам, а потом продолжим.
Я фыркаю в ответ.
Каким был засранцем, таким и остался!
Поправив оголившую живот майку, с грозным видом направляюсь в палату девочек. Эти две, как выразилась Марина, дуры даже не пытаются шифроваться.
В воздухе стоит сладкий запах манго, и из облака тумана, разве что не сиреневого, проявляется физиономия девушки.
Вы совсем обнаглели?! Ну-ка дайте это сюда! строго говорю, встав у кровати, где устроилась парочка бесстрашных вейперш. Обе брюнетки, и лица наглые-наглые.
Ага, разбежались! усмехается одна.