* * *
Утром меня выворачивало, я помнил, что притянул Энгу к себе, дальше мог только представлять. Но когда я проснулся, в комнате никого не было, я свалился во сне с дивана и ударился журнальный столик. Так что теперь болело еще и плечо. На столе стоял простенький завтрак из порезанного багета, мармелада и маргарина, несколько фруктов в вазе, наполовину наполненный кофейник, стакан какого-то сока. На диване лежало полотенце. Я принял ледяной душ, выпил весь кофе и заварил себе еще. В квартире стояла умиротворяющая тишина. Не было ни тикающих часов, ни домашних животных, никакой музыки. С улицы долетал легкий гул, окна были закрыты, а кондиционер работал бесшумно. Все в квартире выглядело чистым и аккуратным, не считая тумбы, которую я перевернул ночью.
После трех кружек кофе я пришел в себя, написал неровными буквами записку и положил ее в вазу с фруктами. Рюкзак стоял у входной двери, на мои призывы никто не откликался, так что ничто не мешало мне уйти незаметно.
Правда, я забыл, что внизу находится бар, в котором работает Энга. Но, хвала небесам, ее там не оказалось. Я пробрался через гущу вялых утренних посетителей, которые были не в пример тише вечерних буянов, отмахнулся от бармена, что-то крикнувшего мне вслед, и выскользнул в уличный поток. Не имея ни малейшего понятия, где нахожусь, я просто пошел прямо.
Через пару кварталов я наткнулся на парочку туристов и спросил, не знают ли они, как попасть на пляж. На ломаном английском парень объяснил, где и куда поворачивать, даже попытался посоветовать хороший ресторан, но я уже зашагал прочь.
* * *
Прошло несколько недель с тех пор, как я познакомился с ненормальной четверкой, мне становилось все хуже. После Китая на меня накатила волна депрессии, замечать красоту окружающего мира становилось все сложнее. Города казались пресными, природа унылой, люди внушали отвращение, а девушки, после знакомства с Энгой, стали отталкивать с удвоенной силой. Я питался одними фруктами, которыми вьетнамские рынки изобиловали, а местные продавцы делились с большим удовольствием. Раньше я любил манго, питахайи, личи и рамбутаны, но теперь мне не хотелось даже видеть их. Блокноты и открытки, которые я продавал по вечерам на шумных улицах приносили копейки, которые сразу же улетучивались, так как постоянно хотелось пить. Я покупал ледяное пиво в придорожных забегаловках, запивал ими сэндвичи и глотал похлебку с лапшой.
Попутчики попадались самые что ни на есть заурядные. Разговаривать я отказывался наотрез, так что водителям приходилось делать вид, что меня не существует.
Автобусы одним своим громким пыхтением и запыленными окнами вызывали отвращение. Воздух стал сухим и несносным, пот лил ручьями, вся моя одежда превращалась в грязное месиво.
По дороге во Вьентьян меня остановили лаосские полицейские, они хотели выяснить, не беженец ли я, а мне не было никакого дела до того, что они подумают, так что я просто смеялся над их обезьяньими рожами и жалкими попытками выражаться на ломаном английском. Ничего от меня не добившись, они махнули рукой и разрешили воспользоваться туалетом, где воняло травкой, использованной туалетной бумагой и одеколоном. Я переменил футболку, выглядевшую так, точно меня изваляли в грязи на футбольном стадионе, на относительно свежую. Немного подержав голову под ледяной струйкой воды, я посмотрелся в зеркало и скорчил рожу. Настоящий медведь. Мне вспомнилось серьезное лицо Джереми, когда он говорил, что я хороший человек. Вспомнились Мопс и Клюква. Марта в обтягивающей футболке темно-бежевого цвета. На секунду мне показалось, что я жалею о своем отказе поехать вместе с ними. Но это чувство быстро прошло, и я снова разозлился на полицейских, из-за которых потерял несколько часов.
По Лаосу ехать было очень тяжело, никто не хотел останавливаться, машин было мало, дороги разбитые и пыльные. Зато все водители реагировали на чужака, стоящего на обочине. Одни разводили руками, другие махали, третьи мигали фарами, а остальные сигналили, некоторые даже кланялись, как бы оправдываясь. Я вышел из туалета, взял свой рюкзак, сильно полегчавший за три недели, и, кивнув недотепам, покинул полицейский участок.
Дорога плавилась от жары, мухи лениво перебирали лапками, сидя на листьях низких кустов. Я поблагодарил Таня за его щедрый подарок, натянул соломенную шляпу пониже и увидел, как на обочину съехал чистый красный пикап. Оттуда выскочил довольно молодой парень необычной наружности, махнул водителю и решительным шагом направился в сторону полицейского участка. Пикап заехал на заправку, расположенную на противоположной стороне.
Парень быстро прошел мимо меня, потом резко остановился и сдал назад. Оказавшись на расстоянии метра, он сделал вид, что не смотрит в мою сторону, рассмеялся, а потом оглядел меня с головы до пят и хмыкнул. Какой-то ненормальный, решил я, покосился еще раз на чудака и попятился к трассе. Парень в это время достал из кармана пачку «Мальборо» голд и заговорил слишком высоким голосом для такого крепкого телосложения.
Уже уходишь? Жаль. Я бы с удовольствием угостил тебя сигаретой, если ты куришь, немного поболтал бы.
О чем?
О том же, о чем и все люди, ничем конкретным не занятые. О жизни, о дороге, о женщинах.
Я не откажусь от сигареты, но времени болтать у меня нет. Мне хочется добраться до Вьентьяна засветло.
Туда-то мы и направляемся. Если подождешь здесь минуту, возьмем тебя с собой. Автостоп-то здесь не ахти, а? Сказав это, он кинул мне только что начатую пачку сигарет и с силой дернул дверь участка. Такие подарки судьба дарит нечасто, особенно неисправимым пессимистам вроде меня, так что я решил подождать и уселся на ступенях, в жидкой тени от низенького деревца. Я успел выкурить две сигареты, и собирался уже тронуться в путь, когда парень выскочил из отделения, ругаясь по-лаосски с придурками, которые меня сюда привезли. Красный пикап стоял, припаркованный на обочине. Водитель тоже курил, разговаривая с кем-то по телефону и активно размахивая длинными ручищами. Значит, они не местные. У тех-то ручки коротки.
Парень стрелой пронесся мимо меня, не обратив никакого внимания. Только поравнявшись с машиной, он обернулся и крикнул:
Решил здесь остаться, а? Тогда верни сигареты!
Я поспешно ринулся вслед за ним.
В салоне работал кондиционер, но даже он не спасал от жары, проникавшей сквозь опущенные стекла. Водитель курил без передышки, все время ругаясь с кем-то на другом конце провода.
Не обращай на него внимания, он что-то вроде главного лаосского мафиози, весь в делах, даже во сне. Парень сказал это с какой-то необъяснимой нежностью и посмотрел на здоровяка, одновременно пытающегося подкурить новую сигарету от той, что дотлевала у него в руке, и коленями управлять автомобилем. Я не был уверен в том, что это хорошая затея.
Ян. А ты?
Медведь.
Тебе подходит. Путешествуешь?
Что-то в этом роде.
Рассказать что-нибудь увлекательное об этой прекрасной стране?
Избавь, пожалуйста. Мне не интересно.
Странный ты путешественник. Ян прищурился и слегка наклонил голову влево, точно подыскивал удачный ракурс, чтобы сделать фотографию. Едешь в какое-то конкретное место, или просто гоняешься за свежими эмоциями?
Просто бегу от прошлого.
Криминального? Впрочем, не отвечай. Что тебе дали эти поездки?
Ненависть.
И ничего больше? Я думал, люди, которые ездят автостопом, обретают нирвану, углубляются в культуру и жизнь других народностей, познают жизненную мудрость.
Я просто ненавижу автобусы.
Ян хмыкнул и отвернулся, сделав вид, что изучает однообразный пейзаж, мелькавший за окном, хотя тот не менялся с тех пор, как я пересек границу с Вьетнамом, а мой попутчик, судя по всему, жил здесь, так что это была просто поза. Через какое-то время он нарушил молчание, прерываемое лишь выкриками водителя.
Чем ты зарабатываешь на жизнь?
Раньше я был экологом, защищал права животных, боролся со свалками, и все такое.
А сейчас?
Я понял, что материальные ценности преходящи, и важны только духовные богатства.
Совсем другое дело. А говорил, что поездки дали тебе только ненависть.
Я ненавижу материализм.