Как ты добра, прошептал Бланшар. Я уже и не вспомню, когда в последний раз кто-то проявлял ко мне сочувствие.
Эти слова произвели на потаскушку сильное впечатление. Ей всё больше становилось жаль этого длинного, худого недотёпу, что, видно, разорился до нитки. Вот бедняга, можно сказать с уверенностью, что он порядком голоден и вряд ли его ждёт горячий ужин и тёплая постель.
Дом, куда Эжен привёл спутницу, расположился между красильней и шорной лавкой. Серая невзрачная громадина из четырёх этажей напоминала каземат своими узкими окнами, лишёнными даже плохонького украшения, хотя бы ящика для цветов на подоконниках. Одни лишь одинаковые ставни, что успели разбухнуть и потемнеть от воды. Когда заспанная привратница, оплывшая старуха в неряшливом капоте, открыла дверь, в нос тотчас ударил запах грязного белья, прокисшей еды и прогорклого сала. Старуха не выразила никакого интереса к вошедшим. Она попросту вернулась к себе и захлопнула дверь. Теперь на лестнице стало совсем темно, и парочке пришлось пробираться наверх ощупью. На третьем этаже в длинном коридоре тянулся ряд дверей, выкрашенных коричневой краской, облезшей от времени. Из-под некоторых из них пробивалась узкая полоска света и можно было хотя бы не наставить шишек, спотыкаясь о всякий хлам, что неряхи выставляли за дверь. В коридоре то и дело слышалась ругань, детский плач, монотонный, как осенний дождь, и чьё-то пьяное бормотание. Бланшар отпер предпоследнюю дверь.
Входи, Марго, обронил он, чиркая спичкой и зажигая свечу.
Комната была очень маленькой и такой узкой, что и двоим не повернуться. Скромная кровать, стол и два стула. Больше ничего из мебели не вошло. Стол вплотную придвинули к окну, лишив себя возможности подойти и выглянуть на улицу. Но эта была вовсе не существенная потеря. Окно выходило во внутренний двор, лишённый зелени. К тому же снизу поднималась отвратительная вонь прокисшей еды. Живущие в доме хозяйки не утруждали себя аккуратностью и кидали объедки и протухшую пищу прямо в окна.
Но девушку совершенно не смущали ни вид убогого жилища, ни запах, ни визгливая ругань соседей за стеной. Она слишком хорошо знала жизнь бедноты и не находила в этом ничего особенного. Бланшар снял с себя промокшее насквозь пальто и, скомкав газету, швырнул её в маленькую чугунную печку, стоявшую посреди комнаты. Одну ножку ей заменял обломок кирпича и сооружение того гляди могло завалиться набок. Маргарита сняла шляпку: расстаться с шалью она не решилась, уж очень пробирал холод. Пожалуй, лучше подождать, когда в комнате потеплеет. Эжен и сам стучал зубами от холода, право же, в этой дыре холоднее, чем на улице! Он отчаянно озирался и тут, к ужасу потаскушки, схватил стул и, с хрустом отломив треснувшую спинку, сунул её в огонь.
Ты с ума сошёл? Где это видано жечь мебель? опешила она.
Да к чёрту её! К чёрту всё в этой паршивой комнате! крикнул Бланшар, закрывая лицо ладонями и опустившись на кровать.
Ах, ты, бедненький! пролепетала девушка. Ей вновь от души стало жаль молодого человека. Она давно забыла, как грубо он выставлял её из своего бывшего дома и, пользуясь услугами, ни разу не проявил благодарности. Он совал деньги и спешил отделаться от неё, словно после любовных утех она становилась ему противна. Теперь ей казалось, что он так несчастлив и беззащитен, как брошенный ребёнок, что нуждается в помощи и утешении. А утешить мужчину по мнению Маргариты можно было только одним способом.
Она присела рядом с Бланшаром на кровать и положила руку на его колено. Молодой человек отнял руки от лица и сидел молча, уставившись в одну точку. Девушка прижалась плотнее и, шепча всякий ничего не значащий вздор, легонько поглаживала молодого человека по ляжке, даже под тканью поношенных брюк чувствуя, как сильно он исхудал. Маргарита впервые старалась угодить мужчине без всякой платы. Ей действительно хотелось проявить сострадание, но все попытки оставались тщетными. Она была крайне удивлена, что молодой человек, прежде такой пылкий, словно в одночасье обернулся немощным старцем, что не в силах испытывать возбуждение. В какой-то момент потаскушку и вовсе охватил азарт. Она решительно скинула шаль и с силой разведя колени Бланшара в стороны, опустилась перед ним прямо на пол. Она успела вспотеть от усердия, но даже это, излюбленное Эженом удовольствие, ничуть не пробудило его чувственности. И когда Маргарита подняла голову, то заметила, как из открытых глаз молодого человека катятся молчаливые слёзы. Девушку охватила страшная тоска, ей отчего-то стало невыносимо горько. Она обняла Бланшара, прижала его голову к груди и неожиданно разрыдалась сама. Свеча давно сгорела, и комнату заливал лунный свет, а молодые люди продолжали сидеть обнявшись и проливать слёзы. Эжен не мог вспомнить, в какой момент, окончательно продрогнув, они всё же улеглись в постель, накинув сверху всю одежду и тесно прижались друг к другу в надежде согреться.
Он проснулся ещё до рассвета и, поёжившись, сильнее приник к Маргарите. Всё же она действительно очень добра, что не оставила его одного этой ночью. Как это мило с её стороны. Молодой человек даже испытал что-то вроде нежности и легонько погладил девушку по бедру. Оба они из-за тесноты лежали на боку, и бедняжка Марго была совсем притиснута к стене. Бланшар чувствовал запах её тела, смешанный с приторно сладким ароматом дешёвой туалетной воды. Как разнится реальная жизнь с тем, о чём с упоением писал в дневнике проклятый мальчишка Патрис Дефорж! Почему он мог валяться в широкой кровати на простынях из шёлка и предаваться разврату, имея при этом совершенно пустую голову и ни капли таланта и способностей, а Эжен должен довольствоваться жалкой участью отвергнутого писателя? И молодой человек начал мысленно поносить избалованного мальчишку, словно наконец нашёл виноватого во всех своих несчастьях. И внезапно с некоторым злорадством вспомнил, как юный маркиз своим вздорным характером вывел из себя своего любовника. Надо признать, что герцог Джулиан обладал не менее вспыльчивым нравом и вместо увещеваний хорошенько выпорол зарвавшегося юнца. Жестоко отхлестав стеком для лошадей. Бланшар с удовольствием смаковал этот эпизод во всех подробностях, и благодаря, как всегда, откровенным запискам маркиза, совершенно ясно воображал происходящее. И вопли Патриса, что от боли уже не помнил себя, и тёмно-бордовые полосы на нежной белой коже от ударов стека. На мгновение Эжен даже почувствовал себя отмщённым, словно негодяй маркиз расплатился за свою слишком привлекательную жизнь. Уж во всяком случае, на него самого никто сроду не поднимал руку. И он вновь прижался к тёплому телу Маргариты, обхватив девушку за талию. Он совсем не хотел, чтобы наступало тоскливое утро, что принесёт лишнее страдание и горькое разочарование. К чему ждать день, который ничего хорошего не сулит? Он настолько измотан, что даже простейшее физическое удовольствие стало невозможным, а ведь ему едва минуло двадцать четыре года! Эжену сталь жаль себя настолько, что к глазам подступили слёзы, и вдруг он ощутил, что внизу живота разливается тёплая волна. Опасаясь поверить до конца, молодой человек чуть отстранился от Маргариты и вновь приник к ней, стараясь легонько подвигаться из стороны в сторону, прильнув животом к её бёдрам. Да, пожалуй, он точно что-то почувствовал! Господь милосердный, кажется, желание постепенно захватывает его. Мучаясь сомнениями и страхом разочароваться вновь, он торопливо скользнул рукой за пояс брюк. Слава всем святым! Его плоть и впрямь окрепла, как раньше, стоило ему лишь подумать о наслаждении! Ах, только бы всё вышло! Бланшару казалось, что только так он сможет возродиться к жизни и найти силы на борьбу с неприятностями, иначе ему и вовсе следует отказаться от этой борьбы и остаться лежать, дожидаясь смерти. Эжен торопливо задрал сорочку Маргариты и не тратя время даже на скудные торопливые ласки, грубо овладел полусонной девушкой, что, впрочем, она восприняла как должное и даже не подумала возмутиться. Бланшар тяжело дышал, спина увлажнилась от пота. Он двигался быстро, страшась замедлить движения даже на секунду: мысль, что всё вновь прервётся его немощностью, заставляла позабыть о том, чтобы растянуть удовольствие. Эжен упёрся рукой в стену прямо над головой Марго и яростно двигал бёдрами, как будто заколачивал гвозди, пытаясь прибить потаскушку к хлипкой перегородке. И наконец, его исхудавшее тело дёрнулось раз-другой, по животу прошла судорога, в последнем усилии он прижал девушку к себе и бессильно рухнул на неё, чувствуя, как глухо колотится сердце в унисон с замирающей пульсацией его естества.