Две фугаски - должно быть, на окраинах города, а одну где-то поблизости.
- Что-то твоего чекиста не видно в убежище, - сменил тему Клячкин.
- У него острый приступ радикулита, - пояснил я.
- Врагов настоящих надо искать, а не хватать первого, кто под руку попадется, - зло сказал Мельников. - Знаете, что у нас вчера в театре было? Проходим по служебному входу в оркестр. Ну а караульный вдруг спрашивает у альтиста: что, мол, у вас в футляре? Тот отвечает, в шутку, конечно: бомба. Тут же его и взяли.
- А что было в футляре? - спросил Сысоев.
- Скрипка. Он ее и показал. Все равно взяли.
- С чекистами шутить не рекомендуется, - усмехнулся Сысоев.
- На Лубянке ему форменный допрос учинили. Футляр от скрипки исследовали.
- А откуда вы это знаете? - поинтересовался я.
- Он вернулся ко второму акту.
Все засмеялись.
Я задумался. Для кого и зачем этот рассказ Мельникова? Для того, чтобы прощупать нас, или для того, чтобы нам открыться? С кем он в осажденном городе: против нас или с нами? Завербованный врагом антисоветчик или просто сплетничающий обыватель? Югов посмеялся бы надо мной и сказал бы, что я изучаю под лупой то, что видно простому глазу.
- Давай прощаться, - протянул мне руку капитан. - Через час уезжаю.
- Завидую, - сказал я. - Одним хорошим офицером в действующих войсках будет больше. До свидания.
- Если только оно состоится...
Он ошибся. Оно все-таки состоялось. Я нашел тело капитана в пустом подъезде, когда вернулся вечером домой. Нашел там же, где мы стояли: у дверей бездействовавшего лифта - в том же морском кителе, с кровавым пятном на груди.
Короче говоря, его убили.
5. Следствие
Я поднялся к себе и позвонил из комнаты сестры на Петровку, 38.
- У телефона Стрельцов.
Еще один знакомый у меня в Наркомате внутренних дел.
- Беспокоит вас, если помните, журналист Вадим Глотов... Я вам сигнализировал о подозрительных личностях в бомбоубежище на Кировской улице. Вы обещали их найти, если они вам попадутся.
- К сожалению, должен вас огорчить. Пока они еще не попались.
- А теперь я звоню, чтобы вас огорчить еще одним делом. Сейчас я нашел у себя в подъезде труп жильца нашей квартиры капитана Березина. Застрелен.
- Ваш адрес? - мгновенно спросил Стрельцов.
Я рассказал.
Кто-то тихонько постучал в дверь костяшками пальцев.
- Открыто! - крикнул я.
Дверь скрипнула, и в комнату заглянул Клячкин.
- Я тоже видел его, - проговорил он шепотом. - И это я положил его на спину. У него сквозная рана в области сердца. Так, кажется, говорят медики?
- А почему вы тут же не сообщили в угрозыск? - спросил я. - И как давно это было?
- Телефон в коридоре не работает, а березинская комната была уже заперта, - объяснил он. - Спустился вниз потому, что не мог заснуть после этой тревоги. Тут-то я его и нашел. Не понимаю, почему его убили. Хочу с вами посоветоваться...
- О чем?
- Приедет милиционер из уголовного розыска, будет допрашивать. Так ведь он и нас может заподозрить. Ведь капитан с чемоданом ушел, а чемодана рядом и не было.
- Откуда вам это известно?
- Так я же с ним и прощался. Через час после тревоги. В подъезде его, должно быть, и хлопнули.
- Вы никого не видели на лестнице?
- Никого.
- И выстрела не слыхали?
- Нет. Что же мне говорить следователю?
- Правду. Все как было, так и рассказывайте.
Клячкин ушел и минут через десять вернулся вместе с сотрудником уголовного розыска. Только лет на десять старше меня, но уже светится лысинка. Одет по форме. Аккуратист. Почему не на фронте? Вероятно, недостаток работников в аппарате.
Прошелся по комнате, сказал:
- Значит, ты и есть журналист Вадим Глотов. А я Стрельцов. Однако тебя, оказывается, не было здесь после воздушной тревоги. Кто это может подтвердить?
- Пятеро из архитектурных мастерских на втором этаже. Вместе были на раскопках засыпанного взрывом убежища.