Но он ни о чём подобном теперь не мог и помыслить. Потому что от слов, от слёз, от рук Жанны его бросило в жар, в невесомость, это была etat cru страсти, и непостижимым образом жалость в его душе вдруг перетопилась в нежность, густо замешанную на вожделении. О, это было стремительное, волшебное, не поддающееся никаким объяснениям превращение! Останин оторвал от себя её руки и тоже опустился на колени. Схватил Жанну за плечи, резким движением повалил на спину, стал покрывать жадными поцелуями её лоб, губы, щёки, шею. Затемсрывая одеждуизголодавшимся хищником набросился на её упругие груди с розовыми кружками вокруг сосков, на гладкий молодой живот, на упругие бёдра, не замедлившие порывисто податься ему навстречу
Через несколько секунд-минут-часов-дней-какая-разница-если-времени-больше-не-существовалоони уже катались по полу, осыпая друг друга неистовыми ласками. Иконечно жеон позабыл обо всём на свете, когда наконец сорвал с Жанны трусики и вошёл в её горячее лоно. Дальнейшее можно уподобить шторму, цунами, стихийному бедствию, от которого нет спасения. Пространство взорвалось неисчислимыми степенями свободы, мироздание рассыпалось в прах, осталось только её тело, изгибавшееся и вздрагивавшее, и растворявшее Останина в себе.
Знакомая картинка, такая близкая сейчас в памяти и такая далёкая одновременно: он сверху, она снизу потом она сверху, он снизу И далеенескончаемое повторение, теловращение, борьба и единство противоположностей.
Да уж, плотские чувстванезависимо от степени своего накалаимеют намного больше горизонтальных свойств, нежели вертикальных, с этим не поспоришь.
После того случая Жанна перестала исчезать по ночам.
Несколько дней она была тише воды ниже травы. Казалась другим человеком. Словно её подменили. А затем всё вернулось в нормальное (так ему казалось) русло.
Со временем у Останина пропало ощущение, будто он испытывает страсть к дикому животному, похотливой самке, которая только и помышляет о том, как бы удрать из неволи в лес, к себе подобным, и, прибившись к первой попавшейся стае, приняться дарить свою плоть как можно большему количеству самцов.
Но когда Жанна ушла от него, это ощущение вернулось.
Невозможно избавить человека от пороков, если он цепляется за них изо всех сил, пусть даже помимо своей воли. Хотя само понятие порока весьма относительно. Останин читал о таком явлении, как «быстрое спаривание», широко распространённом в животном мире даже среди моногамных пар. Например, чайка после оплодотворения своим постоянным партнёром-самцом сидит в гнезде, приняв позу приглашения к спариванию, и позволяетв скором темпе, без предварительных ухаживанийсоединяться с собой чужим самцам, всем желающим, без разбору. Похожим образом ведут себя и воробьи, и собаки, и обезьяны Да и люди не являются исключением. У большинства народов в пору язычества существовали праздники, во время которых как бы отменялись супружеские отношения: каждому позволялось выбрать себе разового партнёра, а то и до свального греха доходило. Всё по законам животного миратак сказать, маленькая дань инстинктам, доставшимся человеку в наследство от его далёких предков, proprium биологического кварка, стремящегося любой ценой продолжить себя, устремив остриё вектора в иллюзорную бесконечность.
Сторонним умом легко выводить кривую рассуждений о закономерности женских измен. Однако если дело касается тебя личнотут уж не до причинно-следственных связей; законы детерминизма и соображения общеприродного смысла мигом слетают прочь, как пожухлые листья под порывом студёного ноябрьского ветра.
Противно, противно
Нет, не надо себя жалеть, это абсолютно контрпродуктивное чувство, оно ведёт в тупик. Надо делать выводы. Отбросить прошлое и забыть. Только так, и никак иначе. Слишком всё у него с Жанной вышло криво для благополучного продолжения.
Подумаешь, незадача: произошёл слом привычного быта, который и бытом-то в полной мере не назовёшьтак, обношенная бытовушка плюс секс с приходящей юницей. Сущий мизер.
Пора браться за ум и начинать трезво смотреть на вещи. Пора вытряхнуть из своей головы тяжёлые и бессмысленные, нескончаемо цепляющиеся друг за друга фракталы прошлого, оставить их за бортом. Сразу не получится? Что ж, пусть не сразу, черепашьим темпом, но стремиться к этому следует. Минуют годы, затуманятся, а затем и вовсе улетучатся подробности его воспоминаний о Жаннеостанется общий фон, пыль, серая рябь времени. Это будет совсем иная жизнь, до которой ещё очень долгий путь По крайней мере, других вариантов слепой фатум Останину не оставил. Единственная степень свободы, которая доступна ему теперь, муторная, но неминуемая тропа отрицания.
Глава третья
Ты знаешь, с наступленьем темноты
пытаюсь я прикидывать на глаз,
отсчитывая горе от версты́,
пространство, разделяющее нас.
Иосиф Бродский
Если жизнь что-нибудь даёт, то лишь для того чтобы отнять.
Артур Шопенгауэр, «О ничтожестве и горестях жизни»
Хуже нет, чем пытаться одержать верх над самим собой, когда сила и противосила равны. Такая борьба истощает, поскольку она невыносимо тяжела, а результат абсолютно сизифов.
Это было словно кара. Несправедливая, непрерывная, нескончаемая.
Кара, не подлежащая отмене.
Странно всё устроено в мире. Для одних любовьэто благо и награда за что? За какие заслуги? Да не важно. Ни за что, просто так. Главное, что эта награда желанна и утешительна. А для других любовьнаказание и пытка без малейшего шанса на спасение. И непонятно, в чём критерий, кому достанется плюс, а комуминус. Обидно.
Нет, он не должен называть своё чувство к Жанне любовью. Это нечто совсем иное. Вероятно, именно в подмене понятий всё дело, в фатальном сдвиге смыслов. Останин расслабился, взрастил в себе завышенные ожиданияи вот результат.
«Хотя чего особенного я ждал-то? пытался оправдать он себя. Ведь не собирался вести её под венец, в самом деле. Не думал о плохом, но и планов никаких не строил, довольствовался тем, что имел».
Однако эти оправдания не казались ему убедительными.
Жанна Юное милое личико с лёгкой розовинкой на щеках; чистая высокая линия лба; точёный носик; мягко очерченные губы с залёгшей в уголках усмешливой хитринкой; спадающий на плечи водопад тёмно-каштановых волос и глаза цвета пронзительного утреннего неба Этот образ ему следовало выскоблить из памяти. Останин понимал, что пристрастен в оценке внешних данных своей легкомысленной пассии; мало ли смазливых красоток плещутся вокруг него в волнах необъятного житейского моряпротяни руку, хватай любую и наслаждайся теми простыми человеческими радостями, которые может подарить женская плоть; веселись и эпикурействуй в своём самодостаточном бытоприятном миркеесли не всю оставшуюся жизнь, то хотя бы как можно дольше, никого ни в чём не виня, не строя воздушных замков и не оглядываясь назад.
Когда-нибудь он именно так и поступит.
Но не сейчас. Нет, не сейчас. Всему своё время. Сначала надо рассчитаться с неотвязным прошлым, выбросить из головы Жанну. Произвести ампутацию, удалив из сознания маленький кусочек собственной жизнитой, что уже минула и не вернётся. Или, на худой конец, выдавить воспоминания как можно дальше, спрятать в непроглядной глубине подсознания, чтобы не застили ему белый свет.
А вспомнить было что, ох было!
Его память по-прежнему оставалась цепкой, как репей.
Землетрясение и цунамиесли это и не точные слова, то они, по крайней мере, значительно ближе к происходившему между ним и Жанной в постели, чем та жалкая возня, сопровождаемая сопением и скрипом пружин, которую добропорядочные семейные пары привыкли называть сексом.
Разъярённой валькирией, искусной авлетридой, вкрадчивой ночной виккойона была для Останина кем угодно, только не простым телом, предназначенным для приёма избыточных сперматозоидов, которым так и не суждено стать розовощёкими бебсами, а затемкосмонавтами, врачами, милиционерами, бомжами и придурками
Жанна могла смазать его кожу маслом и битый час делать Останину тайский массажточнее, то, что она называла тайским массажем, поскольку вряд ли знала, каков он на самом деле. Но это было не хуже, наверняка не хуже, это было божественно и нескончаемо, она скользила по нему всем своим невесомым телом, подобно дриаде, струящейся по стволу дерева, и он выгибался и опадал, и возрождался, как феникс из пепла, чтобы снова умереть и возродиться, умереть и возродиться, умереть и возродитьсяи так почти до бесконечности Он плавился и растекался под Жанной, превращаясь в горячие брызги, в летучую пену на колесе сансары, в обезумевшее от наслаждения животное