Катя лукаво улыбнулась и неожиданно рассмеялась.
Господи, какая я всё-таки Всё перепутала. Я хотела сказатьэто моя собака съела ваши сигареты.
Ну и ну. А чем вы её обычно кормите?
Всем. Просто она терпеть не может, когда кто-то курит.
И поэтому ест сигареты? Странно.
В этом нет ничего странного, хотя нет, это для меня всё в порядке вещей, а для других это несколько необычно.
И часто вам приходится за неё краснеть?
Ну не то чтобы часто. Вообще она у меня послушная. Не кусается.
Почему такая кличка страннаяТапка.
А вы откуда знаете? удивилась Катя.
Я почти каждый вечер здесь сижу, слышал, как вы её зовёте. И вообщеэто уже восьмая пачка сигарет, которую она у меня съела. Пора переходить на мороженое.
Катя звонко рассмеялась, даже зарделась от удовольствияведь только в эти мгновения она знала, что красива, и ощущала себя красивой, светясь изнутри. Во все остальные мгновения она была и чувствовала себя мышкойслоноподобной серой мышкой, хотя и изо всех сил старалась это скрыть.
Меня Катей зовут. А Тапку я назвала так потому, что в тот день, когда её купила, у меня был день рождения, и мне подарили тапкиточь-в-точь как она.
Очень приятно, Катя. Не обижайтесь только, я не приглашу вас на свидание, но не потому, что вы мне не нравитесь. Просто я конченый человек. Не расстраивайтесь. Это неудачное для вас знакомство.
Целую минуту Катя пыталась прийти в себя от изумления. Обычно ей палец в рот не клади, а тут, прямо дар речи потеряла. Вот это дедок. Впрочем, в молодости он наверное был очень даже ничеговот и не может никак привыкнуть, что как мужчина он теперь вряд ли будет привлекателен для молодой девушки. Хотя, боясь признаться самой себе, Катя находила его очень привлекательным, даже чересчур. И если быть до конца откровенной, даже несмотря на его возраст, Катя очень надеялась, что он назначит ей свидание.
Он был очень в её вкусе. Ей нечасто попадались такие даже среди молодых. Обычно избалованные женским вниманием, они редко обращали на неё внимание, ведь Катя не умела вешаться на шею. И теперь она, как бабочка на огонёк, ринулась на этого самодовольного деда. Фи, гадость какая.
Да я, собственно, просто поболтать хотела. Меня совесть замучилаведь я помню, что это не первая съеденная Тапкой ваша пачка сигарет. Ничего такого. Просто я люблю общаться со старшим поколениемвы все такие мудрые. С вами интересно говорить о жизни.
Старикан внимательно посмотрел на неё, даже сквозь тёмные очки она почувствовала на себе его испытывающий взгляд.
Вы ловкая, Катя.
В каком смысле? не поняла девушка.
В прямом. Это комплимент.
Даже так? Между прочим, Вы даже не представились.
Ярослав.
А дальше? Катя вопросительно посмотрела на него. Не могу же я называть вас просто по имени.
Почему бы и нет?
Да неприлично как то. Всё таки ваш возраст обязывает.
А вам сколько лет, Катя?
Двадцать шесть.
А мне бы вы сколько дали.
Ну, протянула Катя, гадая, сколько бы дать, чтобы не обидеть, но и чтобы было похоже на правду. Пятьдесят пять? Пятьдесят?
Внезапно Ярослав снял очки и Катя увидела его глазаглубокие как будто карие, но совершенно седые, как и его волосы, глаза старика. Морщинки бороздили его лоб, но кожа вокруг глаз была совсем молодой. Как будто
Мне двадцать семь лет, Катя Прощайте, было очень приятно познакомиться.
С этими словами он поднялся и ушёл, оставив Катю одну в полной растерянности. Она ещё долго смотрела вслед его удаляющейся по-старчески согнутой фигуре. И у неё почему-то было такое чувство, словно она смотрит вслед последнему поезду, на котором она могла бы уехать далеко-далеко в чудесные неизведанные края, но опоздала.
18
Она оказалась совсем не такой, точнее совсем другой, чем показалась в момент их первой близости в ту роковую для обоих ночь. Это была совсем не та обольстительная и опытная путана, завлёкшая его в свои сети лживым флиртом. Сейчас она не подавала себя с королевским величием. Она просто отдавала себя его страсти. Возможно, именно сейчас это и была настоящая Юляженщина, в которую Мамай так неосмотрительно позволял себе влюбляться.
Тогда она не произвела впечатлениятогда она продавала, а он покупал. Но в данный момент она была настоящая, и как раз такая, без маски, она и покорила его, пробудив нежность в самом его сердце.
Мамай вцепился руками в её ещё влажное тело и прижал к своему. Подбородок ласкали шелковистые пряди волос. Губы его непроизвольно шептали нехарактерные для него нежные слова. Мамай сам удивлялся, откуда берутся у него в голове такие фразы, но, как безумный, он продолжал шептать, отмечая про себя, как то замирает, то учащается биение её сердца от этих слов. Ему ещё никогда не было так хорошо.
Юленька
Лида втянула в себя воздух, стараясь не расплакаться. Ей было очень хорошо, и в то же время стыдно. Она чувствовала себя немного виноватой, за то, что она сгорала от страсти к чужому мужчине, сгорала так, как никогда к своему бывшему мужу.
Бывшему Впервые за эти годы Лида назвала Славика бывшим. Какой он бывший? Он был, есть и навсегда останется её мужем, и даже его смерть ничего не смогла изменить. Но ещё никогда Лида так остро не ощущала, что его больше нет. Славик умер, остался далеко позади, ещё вчера такой родной, а сегодня совсем, совсем чужой. Лида боялась признаться себе, что уже успела привыкнуть к этому чувству. Совсем чужой, нереальныйпризрак из прошлой жизни. А в настоящейОН. Мамай. И как она могла его бояться?
Можно задать один вопрос?
М-м-м Если только не слишком сложный.
Как тебя зовут?
Как??? Мамай неожиданно зашёлся раскатистым смехом. Извини. Меня столько лет никто не называл по имени, что я даже забыл, что оно у меня есть. Владимир.
Красивое имя. Вова. Или Володя?
Мамай пожал плечами и начал целовать пальчики на её ладонях.
Мне нужно будет привыкнуть либо к тому, либо к другому, если будешь меня так звать.
А ты разрешаешь? Сверкнув глазами, спросила Лида.
Только не при всех.
Мамай улёгся на спину и устроил Лиду у себя на груди. Казалось, и не было между ними никаких ссор и грубостей. Он не испытывал никакой вины, а онани в чём не упрекала. Они просто лежали и беседовали, не замечая времени, неумолимо отсчитывающего часы, и им было всё равно.
Откуда такое прозвище, Мамай.
И что это ты у меня такая любопытная? ласково спросил Мамай. Глаза его затуманились, пускаясь глубоко назад, в далёкое прошлое. Когда я служил в армии
В армии? Так ты обычный, нормальный человек? засмеялась Лида. Мамай, шутя, хлопнул её по мягкому месту.
Не перебивай. Так вот, в армии, мой рост и фигура воспринимались окружающими как некий феномен.
Какие мы знаем слова!
Ты нарываешься. Одним движением Лида оказалась прижатой к кровати всей массой его тела. Мамай продолжал свой рассказ, поглаживая её по спине. Однажды моя рота решила опробовать мою силу. Эти сволочи тихо связали меня ночью, а утром всем стадом набросились на меня.
Надеюсь, это была шутка?
В армии такие шутки, за которые на гражданке дают пару лет за хулиганство. Главноене быть пойманным. В общем ребята набросились на меня, я упал на пол, они сверху и давай лупить. Я со злости верёвки порвал и всей кучей откинул в сторону. Они обратно на меня, снова повалили на пол. Тут входит полковник Демченко и спрашивает "Что это за Мамаев курган?" Я к тому времени высвободился, встал посреди кучи, как гора. Так и прилипло ко мне прозвище
Мамай ещё никому не рассказывал тех вещей, которыми сейчас делился с Лидой. Ему было так легко и приятно разговаривать с ней, раскрывать те стороны своей жизни, которые доселе прятал глубоко в своей памяти.
Мамай впервые рассказал ей о своей семье. О той боли, которую довелось пережить ему, когда он понял, что остался совершенно один в этом мире, после того, как семья предала его.
Спустя несколько лет после армии, едва он только укрепился у Полковника в городе, Мамай решил съездить домой, в маленький шахтёрский посёлок Донецкой области. Он давно уже не был дома, не видел родных. Только писал письма матери и посылал те жалкие гроши, что ему удавалось собрать.
Но когда он приехал, уставший и грязный с дороги, его не пустили на порог родного дома. Оказалось, что мама уже два года как умерла, но ему никто не сообщилвидно, боялись, что перестанет высылать деньги. Старшие сестра и брат поделили дом между собой, а младшей сестре, Катьке, купили комнатушку в грязной коммуналке на самой окраине Донецка. Ему, Володьке, остался шиш, в самом прямом смысле этого слова. Он как сейчас вспоминал Любкины злые и обидные слова.
Вон отселя, рвань солдатская. Даже на порог не пущу. Как отец и мамка померли, так на похороны и копейки не дал, всё штыком махал. А кто мамку досматривал, кто за ней судна выносил? А теперь на мой дом рот раскрыл. Подавишься.
Ничего я не раскрывал. Я к себе домой вернулся. А мама вроде как быстро померла, сидеть с ней не пришлось. Зря ты так, Люба.
Домой он вернулся. Где оно сказано, что это твой дом. Ты где прописан?
Здесь
Дурак, сплюнула на землю Любка. Бомж ты.
Оказалось, брат с сестрой давным-давно выписали его из дома. Так что теперь он без прописки, без семьи. Любка тварь, но она хотя бы правду сказала. А Колькатот сидел в доме и из-за занавески выглядывал. Мамай его хорошо разглядел.
Как больно ему ни было, он повернулся, плюнул через плечо назад, и больше никогда в жизни нога его не ступала на родной двор. Отдав последнюю дань на могилах родителей, Мамай навсегда забыл, что в мире есть посёлок, в котором он родился и когда-то жил.
Он вообще перестал бы считать, что у него есть семья, если бы не младшая сестра. Через пару месяцев после злополучного визита к Любке Мамай проездом оказался в Донецке. Так и решил проведать младшенькую. С трудом отыскав в куче грязных развалюх дом сестры, Мамай решительно позвонил в дверь. Открыла соседка. Неодобрительно покосившись на его старые затёртые джинсы и пропахшую бензином и соляркой куртку, она побрела звать сестру.
Сестрёнка встретила его на удивление радостно. Полная, но подвижная, она вся светилась неиссякаемым жизнелюбием.
Ты мой лучик света, сказал он тогда ей.
Мамай рассказал ей, как встретила его старшая сестра, и услышал то, что меньше всего ожидал услышать.
Так ты теперь вообще бездомный Вот это да. А работа есть?
Ну, кое-какая имеется. уклончиво ответил Мамай.
Слушай, я тебя к себе пропишу. Ну, чтоб прописка была, тогда и нормально устроиться сможешь. И жить можешь у меня. У меня кавалеров не бывает. А лет через пять, даст Бог, квартирку себе пробьёшьтебе же жениться пора будет, детишек заводить. А если я раньше замуж выйдутебе комната будет.
Мамай ничего не сказал. Не нужна ему была Донецкая прописка. А вот сестра нужна была. Единственная, родная. Через полгода он купил любимой сестричке трёхкомнатную квартиру в центре Донецка, и с тех пор семья для него, его лучик светаэто младшая сестра.
19
В эту ночь Катя так и не смогла уснуть: всё ворочалась, думала. И даже на работе, где всегда был сплошной завал и ни минутки свободного времени, из головы не шёл странный седой парень, встретившийся ей в парке. Казалось бы, что тут такогоплюнуть и растереть, что толку голову ломать. Ведь он наверняка болен, причём серьёзно, иначе почему выглядит как старик? Зачем ей эти проблемы?
Но сердце упрямо отказывалось слушать доводы рассудка. Памятная скамья в парке притягивала словно магнитом, когда Катя возвращалась домой пешком, через парк.
Скамья была пуста, как и многие другие в парке. Изредка попадались одинокие пары, задумчиво бредущие рука об руку, суетливые мамаши с колясками. Катя чувствовала себя невыносимо одинокой.
Ей никогда не везло с взаимной любовью. Вереницы поклонников, сражённых наповал её весёлым задорным нравом, проходили мимо, забываемые уже через пару минут. Кате становилось скучно с теми, к кому не лежала душа. А упрямая предательница как назло позволяла ей влюбляться не в тех. Либо же в тех, чья душа не лежала к Кате. Она любила высоких стройных интеллигентов с загадочным взглядом и искрой юмора. Но изящные интеллигенты, предпочитая маленьких хрупких блондинистых особей, в упор не замечали крупную мужеподобную Катю. И хотя она всё время старалась нести своё бремя невезучести с гордой улыбкой и бодро расправленными плечами, где-то в уголках её белозубого рта таилась грусть.
Как же ей было одиноко.
Быть может именно поэтому, ей так приглянулся этот Ярослав. Одичавшая на постылой свободе душа почувствовала такое знакомое ей одиночество в глубине чужой души. И они вмиг стали родными. К сожалению, только с её стороны.
Да что же она, в самом-то деле! Ведёт себя как идиоткабродит по улицам в поисках малознакомого мужчины, так откровенно пославшего её куда подальше от своих забот, в то время как вокруг столько людей, здоровых телом и душой.
Стараясь убедить себя, что всё происходит как обычнообычный вечер, обычная вечерняя пробежка, Катя наматывала круг за кругом по аллеям парка, не замечая прохожих, которых едва не сбивала с ног. Тапка устала первой и нехотя плелась за непривычно резвой хозяйкой, высунув язык чуть ли не до самой земли. У Кати будто выросли крыльяона бежала, бежала навстречу призрачной надежде, и казалось, силы её не иссякнут, пока её глаза не увидят того, чей образ она день за днём лелеяла в сердце.
Тапку надолго не хватило: сперва она начала скулить, потом зарычала и ухватилась зубами за штанину хозяйки, видно, пытаясь заставить притормозить. Катя от неожиданности споткнулась, потом резко подалась назад. Раздался пронзительный визг: она нечаянно наступила на Тапкину лапу. Катя опустилась на колени перед Тапкой. Та жалобно поскуливала и глядела на хозяйку с упрёком.
Извини, Тапонька. Я не хотела. Что ж ты путаешься под ногами, дурёха.
Катя присела на траву, обняла собаку и прижала к себе. По щеке скатилась одинокая горькая слеза.
Дурёха, повторила Катя, обращаясь не то к собаке, не то к себе.
Никого не было на заветной скамейке. Не было во всём парке. Он не пришёл ни вчера, ни сегодня, и завтра тоже его не будет. Она его спугнула.
Впрочем, Катя наверняка слишком много на себя взяла. С чего бы это она должна его волновать. Она ведь никтоТапка, и та ближе. Всё-таки восемь съеденных пачек сигарет сближают куда больше пяти минут пустого разговора.