Остальное, к сожалению, разглядеть было невозможно - черт знает, кто научил ее носить такую мешковатую одежду. Свитер. Да еще с таким ошейником. Как у водолаза.
Она сидела в глубоком кресле, положив одну прекрасную ногу на другую прекрасную ногу, и равнодушно осматривалась, держа сигарету по-солдатски, огоньком в ладонь. Андрей развязно, но изящно присел на край стола и тоже прикурил.
- Меня зовут Андрей, - сказал он.
Она обратила свой равнодушный взгляд на него. И глаза у нее были не такие, какими казались давеча ночью. Глаза были большие, но вовсе не черные, а бледно-голубые, почти прозрачные.
- Андрей, - повторила она. - Поляк?
- Нет, русский. А вас зовут Сельма Нагель, вы из Швеции.
Она покивала.
- Из Швеции... Так это вас вчера в участке лупили?
Андрей опешил.
- В каком участке? Никто меня не лупил.
- Слушай, Андрей, - сказала она. - Почему у меня здесь машинка не работает? - Она вдруг поставила на колено маленькую лакированную коробочку, чуть больше спичечного коробка. - На всех диапазонах один треск и вой, никакого кайфа.
Андрей осторожно взял у нее коробочку и с удивлением убедился, что это радиоприемник.
- Вот это да! - пробормотал он. - Неужели детекторный?
- Откуда я знаю? - Она отобрала у него приемник, раздалось хрипение, треск разрядов и заунывное подвывание. - Не работает и все. А ты что, никогда таких не видел?
Андрей помотал головой. Потом сказал:
- Вообще-то он и не должен у тебя работать. Здесь всего одна радиостанция, так она транслирует прямо в сеть.
- Господи, - сказала Сельма. - А что ж тогда здесь делать? И ящика нет...
- Какого ящика?
- Ну, телека... Ти-ви!..
- А... Да, это у нас планируется не скоро.
- Ну и тоска!..
- Можно патефон завести, - предложил Андрей стеснительно. Ему было неловко. Действительно, что это такое - ни радио, ни телевидения, ни кино...
- Патефон? Это что еще такое?
- Не знаешь, что такое патефон? - удивился Андрей. - Ну, граммофон. Ставишь пластинку...
- А, проигрыватель... - сказала Сельма без всякого воодушевления. - А магнитофона нет?
- Вот еще, - сказал Андрей. - Что я тебе - радиоузел, что ли?
- Дикий ты какой-то, - объявила Сельма Нагель. - Одно слово русский. Ну ладно, граммофон ты свой слушаешь, водку, наверное, пьешь, а еще что ты делаешь? Мотоцикл гоняешь? Или у тебя даже мотоцикла нет?
Андрей рассердился.
- Я сюда не мотоциклы гонять приехал. Я здесь для того, чтобы работать. А вот ты, интересно, что здесь собираешься делать?
- Работать он приехал... - сказала Сельма. - Ты скажи, за что тебя в участке лупили? За наркоту?
- Да не лупили меня в участке! Откуда ты это взяла? И вообще у нас в полиции никого не бьют, это тебе не Швеция.
Сельма присвистнула.
- Ну-ну, - сказала она насмешливо. - Значит, мне померещилось.
Она сунула окурок в пепельницу, закурила новую сигарету, поднялась и, как-то забавно пританцовывая, прошлась по комнате.
- А кто тут до тебя жил? - спросила она, останавливаясь перед огромным овальным портретом какой-то сиреневой дамы с болонкой на коленях. - У меня, например, - явный сексуальный маньяк. По углам порнография, на стенах - использованные презервативы, а в шкафу - целая коллекция женских подвязок. Даже не поймешь, то ли он фетишист, то ли он лизунчик...
- Врешь, - сказал Андрей, обмирая. - Врешь ты все, Сельма Нагель.
- Зачем это мне врать? - удивилась Сельма. - А кто жил? Не знаешь?
- Мэр! Мэр нынешний там жил, понятно?
- А, - сказала Сельма равнодушно. - Понятно.
- Что - понятно? - сказал Андрей. - Что это тебе понятно?! - вскричал он, накаляясь. - Что ты вообще можешь здесь понимать?! - Он замолчал. Об этом нельзя было говорить. Это надо было пережить внутри себя.
- Лет ему, наверное, под пятьдесят, - с видом знатока объявила Сельма. - Старость на носу, бесится человек. Климакс! - Она усмехнулась и снова уставилась на портрет с болонкой.
Наступило молчание.