Дождь усилился. Ветер завывал и хлестал в окна; было темно, холодно. Темно и холодно. Эмма уехала. Был четверг, и она не могла даже в такую погоду не навестить подругу.
Не принимайте близко к сердцу, мэм, сказала она маме в гараже. А то вы стали плохо выглядеть. То, что у вас нет температуры, не означает, что вы не можете заболеть. Барт, веди себя хорошо и не причиняй маме беспокойства.
Я пошел на кухню, по дороге представляя себе, что моя рукаэто крыло самолета. Поэтому я смахнул несколько тарелок на пол, и по полу растеклась кремовая лужа, а на ней рассыпались ягоды винограда, моя порция хлопьев
Барт, ты специально сделал это!
Да, мама, ты всегда говоришь, что я делаю все это с тайной целью. Мне приятно, что ты еще раз убедилась в своей правоте.
И я тут же подхватил свой стакан молока и выплеснул ей в лицо. У нее была быстрая реакция, только поэтому она убереглась.
Как ты смеешь, Барт! Когда придет твой отец, я ему расскажу о твоем поступке, и уж он тебя накажет.
Да, я знал, как он поступит. Возьмет меня за шиворот, начнет читать лекцию о послушании родителям и уважении к матери. Наказание не больное, а лекцию я слушать не стану. Я буду слушаться только Малькольма.
Что ж ты не отлупишь меня, мама? Давай Посмотрим, что ты можешь сделать, чтобы унизить меня.
Тут я вынул нож и направил на нее, готовый дать отпор. Она чуть не упала в обморок.
Барт, как ты можешь так себя вести, если знаешь, что я сегодня нездорова? Ты же обещал отцу Что я сделала, что ты так не любишь меня?
Я злобно усмехнулся.
Где ты взял этот нож? Это не тот, который тебе подарил Джори.
Старая дама по соседству дала мне его. Она даст мне все, что я попрошу. Если я скажу, что хочу ружье, она даст мне, если кинжалона тоже купит. Потому что она такая же, как ты, слабая, готовая сделать все, чтобы я любил ее, хотя на всем свете нет женщины, которую я полюбил бы.
В маминых глазах был настоящий страх. Она придвинулась ближе к Синди, которая в это время сидела, не обращая на нас внимания, на своем высоком стуле и делала кашу из печенья и молока. Потом она заталкивала все это руками в рот, пока вся не перемазалась и не вымазала стол. И ее за это не наказывали.
Барт, иди сейчас же в свою комнату. Закрой дверь изнутри, а я запру тебя снаружи. Я не хочу тебя видеть, пока не приедет отец. А так как ты не желаешь завтракать, я думаю, ты обойдешься и без ланча.
Не смей приказывать мне. Если ты будешь упорствовать, я расскажу всему миру, что вы делаете с так называемым «мужем». Брат и сестра живут друг с другом. Живут во грехе. Предаются блуду!
Это слово я взял у Малькольма.
Пошатнувшись, мама поднесла руки к лицу; высморкалась, положила платок в карман брюк и подняла на руки Синди.
Что ты собираешься сделать, сука? Использовать Синди как щит? Не пройдет я достану вас обеих И полиция меня не тронет. Потому что мне только десять лет, только десять, только десять продолжал повторять я, как пластинка, которую заело.
В ушах у меня стояли наставления Джона Эймоса. Я говорил как во сне:
Однажды в Лондоне жил человек по кличке Джек-потрошитель, он убивал проституток. Я тоже убиваю развратных женщин, а ещеплохих сестер, которые неспособны отличить доброту от порока. Мама, я покажу тебе, что Бог хочет наказать тебя за инцест.
Дрожащая и слабая, как белый кролик, недвижная от страха, она стояла с Синди на руках и ждала а я приближался к ней, размахивая ножом ближе, ближе
Барт, проговорила она, собравшись с силами. Я не знаю, кто рассказывает тебе эти истории, но если ты ударишь меня или Синди, Бог накажет тебя, даже если полиция не заберет тебя и не посадит на электрический стул.
Запугивает. Пустые угрозы. Джон Эймос сказал мне точно: мальчик моего возраста может совершить все, что ему заблагорассудится, и полиция не имеет права ничего с ним сделать.
Этот человек, за которым ты замужем, твой брат? Да? закричал я. Попробуй только солги, и вы оба умрете.
Барт, успокойся. Разве ты не помнишь: скоро Рождество. Ты же не захочешь, чтобы тебя увезли, тогда ты не встретишь с нами Рождество, пропустишь все подарки, которые Санта-Клаус положит тебе под елку.
Никакого Санта-Клауса нет! заорал я еще отчаяннее: неужели она думает, что я верю в эту чушь?
Ты раньше любил меня. Ты стеснялся говорить мне это на словах, но я видела любовь в твоих глазах. Барт, что изменилось сейчас? Что такого я сделала, что ты возненавидел меня? Скажи мне, и я изменюсь, я стану лучше.
Посмотрите на нее выгадывает последние секунды перед смертью и искуплением. Бог пожалеет ее, когда ее будут оплевывать и унижать.
Я безжалостно сузил глаза и занес руку с ножом, который на самом деле мне дала не бабушка, мне его дал Джон Эймос, как раз перед приездом старой ведьмы Мариши.
Ячерный ангел возмездия, сказал я дрожащим голосом, я пришел во имя справедливости, потому что под ангельским ликом ты прячешь свои грехи.
Она повернула Синди так, чтобы загородить ее собой. И пока я глядел, что это она там делает, выбила у меня нож правой ногой. Я побежал за ним, но она быстро задвинула нож ногой под буфет. Я бросился на пол, чтобы достать нож, но в этот момент она поставила Синди на пол и оседлала меня. Схватив одной рукой меня за волосы, а другой вывернув мне руку, она заставила меня встать на ноги.
А теперь мы посмотрим, кто здесь главный, а кто будет строго наказан.
Она била и таскала меня за волосы, потом протащила до дверей моей комнаты и бросила там на пол. Быстрее, чем я смог подняться на ноги, она закрыла дверь и повернула снаружи в замке ключ.
Шлюха, выпусти меня сейчас же! Или ты выпустишь меня, или я подожгу здесь все. И мы все сгорим, сгорим, сгорим.
Я слышал, как тяжело она дышала, опершись на дверь снаружи. Я попытался найти запас спичек и свечей, которые всегда держал в комнате. Но все исчезло. Все: спички, свечи, даже зажигалка, которую я украл у Джона Эймоса.
Ворюга! заорал я. Все в этом доме воры, обманщики, шлюхи и лжецы! И все вы охотитесь за моими деньгами! Ты надеешься, что я умру сегодня, завтра, на следующей неделе или в следующем месяце, но я не умру только ради того, чтобы увидеть тебя в гробу! Да, мама! Я буду жить, пока не умрет последняя из вас, чердачных крыс!
Она быстро пошла в холл. Я испугался. Я был заперт. Не знал, что делать. Говорил же мне Джон Эймос: подожди до ночи Рождества, чтобы все совпало в точности с той ночью, когда случился пожар в Фоксворт-холле. Сделай свое дело так же, но по-своему, говорил он.
Мама, прошептал я, стоя на коленях и плача, я не хотел ничего этого. Мама, пожалуйста, не уходи, не оставляй меня одного. Я не хочу быть один. Я не хочу быть таким. Почему ты должна жить со своим братом? Почему ты мне лгала? Отчего бы вам просто не жить рядом, и мы были бы вместе, а ты вела бы достойную жизнь?
Я всхлипывал. Теперь мне было страшно представить, что случилось полчаса назад.
Зачем она закрыла дверь, когда Синди с нею и в безопасности? Она никогда не доверяла мне. Может быть, она не доверяет и себе, а не только мне? Она была рождена красивой, порочной, и искупить свой грех она может только кровью. Я вздохнул и встал, чтобы исполнить свой долг: избавить ее от бездны порока, в которую она превратила свою жизнь и нашу тоже.
Мама! с новой силой закричал я. Открой немедленно! Если ты не откроешь, я убью себя! Я теперь все про вас с братом знаю, мне рассказали про ваше детство те люди по соседству. А в твоей книге я прочитал остальное. Открой дверь, если не хочешь прийти и найти меня мертвым.
Она подошла к двери и открыла ее.
Что ты имел в виду, говоря про наше детство и людей по соседству? Кто эти люди, живущие по соседству?
Ты все поймешь, когда увидишь ее, сказал я загадочно, вновь исполненный злобы к ней.
Будь проклята эта Синди, в которую она так вцепилась! Это меня она родила, это яее дитя, а не Синди.
Там живет еще и старик, он все знает про тебя и про вашу жизнь на чердаке. Пойдем, ты поговоришь с ними, и ты уже не будешь так счастлива со своей дочкой, мама.
Она так и осталась стоять с открытым от изумления ртом. А в голубых глазах появился дикий страх, и они стали темными-темными.