Нелепо выражать свое мнение о том, чего не знаешь.
Оставьте эту чепуху и перейдем к делу. Прежде всего необходимы посредники, образованные проводники, которые помогут сориентироваться в этом гигантском и сложном творении. Игеруэла бросает на Санчеса Террона двусмысленный взгляд, полный коварства и лести. Люди, подобные вам, чтобы далеко не ходить за примером В Испании виноградины энциклопедического знания еще слишком зелены, чтобы давить из них вино Я не ошибаюсь?
Улицы в этот час почти пустынны. Пуэрта-де-Гуадалахара погружена в сумерки, палатки ювелирных лавок убраны, витрины и окна замкнуты деревянными ставнями. Кошки бесшумно шмыгают среди мусорных куч, ожидающих возле порталов повозку мусорщика.
Это Испания, дон Хусто. В наше время, прости господи, в кого ни плюньвсе философы. Даже некоторые знакомые мне дамы чванятся, упоминая Ньютона или цитируя Декарта, а на их ночных столиках красуется Бюффон, хотя они всего лишь рассматривают картинки Дело кончится тем, что все мы запляшем контрданс по-парижски, причесанные, как тамошние мыслители, и напудренные, что твоя мельничная мышь.
Да, но при чем тут «Энциклопедия» и Академия?
Вы же проголосовали против нее и против путешествия.
Позвольте напомнить, что голосование было тайным. Не понимаю, как вы осмелились
Еще бы, конечно же это секрет. Но мы в Академии все знаем друг друга как облупленных.
До чего дикий разговор, дон Мануэль!
Позвольте не согласиться К тому же все это касается вас в той же степени, что и меня.
Звонит колокол. Из церквушки Сан-Хинес выходят священник и служка с елеем и святыми дарами, направляясь в дом к умирающему. Оба академика замедляют шаг: Игеруэла крестится, преклонив голову, Санчес Террон поглядывает осуждающе и презрительно.
Мое мнение вам известно, говорит издатель, когда они продолжают путь. Будь проклято неразумное любопытство, с которым все ожидают этот презренный сосуд бесчестия и безнравственности, оскорбляющий все исконное и достойное Эту волну, которая захлестнет трон и алтарь, заменив их культом таких вещей, как природа и разум, кои мало кто понимает Представляете, какими смутами и революциями чреваты эти идеи, если попадут в руки какому-нибудь мальчишке на побегушках, студенту-первокурснику или посыльному из аптеки?
Вы, как всегда, передергиваете, сухо возражает Санчес Террон. Или преувеличиваете. Не стоит путать меня с вашими неотесанными читателями. Академия приобретет «Энциклопедию» исключительно для пользования самих академиков. Никто не станет передавать ее в распоряжение людей недостойных.
Игеруэла улыбается с едва заметной издевкой:
Академиков? Сейчас не лучшее время для шуток, дон Хусто. Вы всех их отлично знаете и презираете не меньше моего: в большинстве своем это бездарные писаки и доморощенные эрудиты, которые больше всего на свете любят погреться у камелька. Библиотечные крысы, безразличные к величайшим дерзновениям нашего времени А многие из них, ко всему прочему, еще и до крайности наивны, несмотря на преклонный возраст. Найдется ли среди них тот, кто способен проглотить Вольтера или Руссо и не поперхнуться? Какие последствия повлечет за собой эта воспламеняющая смесь в неумелых руках, вне контроля почтенных мыслителей, подобных, например, вам?
Последние слова пролились на душу Санчеса Террона животворящим бальзамом. Возразить нечего, и в ответ он только задумчиво хмурится. Тщеславие надежно уберегает его от бессовестного коварства Игеруэлы. Литератор по-прежнему шагает медленно, он мрачен и суров, руки его погружены в карманы плаща, подбородок опущен на грудьчистейший образ прямолинейности и неподкупности. Издатель тем временем красноречиво размахивает руками, твердо решив использовать любую приманку и не упускать добычу. А убеждать он умеет.
Достойнейший труд во благо испанского языка, вот в чем состоит наша цель, продолжает он. Вдумайтесь только: Сервантес, Кеведо, «Орфография», «Толковый словарь» и прочие труды Академии Все, абсолютно все достойно наивысших похвал. Филантропия, патриотизм в высшем смысле этого слова Но соваться в дебри современной философиина мой взгляд, все равно что рубить сук, на котором сидишь. Вы со мной согласны?
В каком-то смысле, осторожно кивает собеседник.
Игеруэла удовлетворенно хихикает: он на верном пути.
Все это не является компетенцией Ученого дома, добавляет он, беря быка за рога. Всему есть свои границы: сластолюбию, свободомыслию, а также человеческой гордыне. Эти границымонархия, католическая церковь и ее неоспоримые догмы
В этот миг Санчес Террон перебивает его, вздрогнув так, будто увидел змею.
Опять вы про то, что презренным безбожникам место в тюрьме? Старая песня, дорогой мой. Я имею в виду вас и вашу шарманку. Дряхлые старикашки, зануды в париках, надвинутых до бровей, с длинными ногтями и в рубашках, которые меняют раз в две недели. Хватит, довольно!
Издатель благоразумно усмиряет свой пыл. Впредь он будет вести себя осмотрительнее.
Простите, дон Хусто. Я не собирался ни обижать вас, ни спорить с вами Ваши взгляды мне известны, и я их уважаю.
Но Критик из Овьедо завелся не на шутку:
Да вы мать родную не уважаете, дон Мануэль Вы настоящий фанатик, и все, что вам нужно, побольше хвороста, чтобы спалить всех еретиков, как сотню лет назад Вам нужны кандалы и трибуналы, и чтобы к каждому был приставлен духовник. Ваша газетенка
Забудьте о ней, в самом деле! Сегодня с вами говорит не воинственный издатель, а друг.
Друг? Что за ерунду вы несете! Вы меня за дурака принимаете?
Они остановились возле паперти Сан-Фелипе, такой оживленной днем и пустынной в этот поздний час. Напротив виднеются запертые книжные лавки Кастильо, Корреа и Фернандеса. На каменных ступенях и в порталах магазинов спят нищие, прикрытые темным тряпьем.
Я сражаюсь с врагами человечества, даже когда мне приходится заниматься этим в одиночку, провозглашает Санчес Террон, указывая на запертые двери книжных лавок, словно призывая их в свидетели. Единственные мои союзникиразум и прогресс. Мои идеи не имеют ничего общего с вашими!
Согласен, кивает его собеседник. Я нападал на нихи в публичных выступлениях, и письменно, я это признаю. Случалось, и не раз.
Кто бы спорил! В вашем последнем номере, не упоминая непосредственно меня
Послушайте! Издатель решает идти напрямик. То, что вот-вот произойдет, настолько серьезно, что я готов временно разделить ваши идеи, дон Хусто. В интересах, так сказать, общего дела. И прежде всегоради достоинства Испанской королевской академии.
Достоинствоне главная характеристика вашей писанины, дон Мануэль. Позвольте мне быть с вами откровенным.
Игеруэла вновь скептически улыбается:
Сегодня я готов позволить вам все. Но, по правде сказать, мне кажется, что вам не чуждо некоторое фарисейство.
Санчес Террон резко поднимает глаза, он взбешен:
Разговор окончен. Доброй ночи.
Литератор поспешно шагает, стремительно удаляясь. Однако Игеруэла и не думает отставать: он догоняет его и без лишних слов спокойно пристраивается рядом. Издатель дает ему возможность переменить свое мнение. В конце концов Санчес Террон сбавляет шаг, останавливается и смотрит на него.
Ну и что вы предлагаете?
Думаю, вы не хотите, чтобы идеи, изложенные в «Энциклопедии», превращались в балаган. Чтобы они ходили по рукам свободно и без ограничений. Коротко говоря, без вашего участия как посредника. Ваш «Словарь истины», например
Уязвленный собеседник смотрит на него пристально, его взгляд высокомерен.
При чем тут мой «Словарь»?
На устах Игеруэлы появляется волчья улыбка. Вот теперь он в своей стихии. Ему отлично известно, что Санчес Террон без зазрения совести обкрадывает философов, живущих по ту сторону Пиренеев.
Не сомневаюсь, что это произведение единственное в своем роде. И, что немаловажно, оно испанское. К чему нам, испанцам, измышления презренных французишек? Даже с такими вещами, как «атеизм» и «заблуждение», мы отлично справимся сами Не так ли?
В его голосе снова звучат ироничные нотки, но они не в силах поколебать каменное тщеславие философа.