Пора идти на занятия. Если эта стервоза-тренерша опять будет меня доставать, я отправлю ее в камеру пыток к Барбаре и девушкам в босоножках.
Целую.
Джастина
P.S. Так и не вспомнила имя третьего ребенка. Досадно.
P.P.S. Я встречаюсь с тремя мужчинами на той неделе, как знать
* * *
Сегодня великий вечер: мы с Жюльеном идем смотреть новую пьесу Сильвии, и я во всеоружии: мысленно заготовила целый ряд прилагательных для оценки спектакля, которые ровным счетом ничего не значат. Я ненавижу врать и никогда не смогу похвалить, если мне не понравится, так что мой список наготове: «удивительно», «оригинально», «неподражаемо», «неожиданно» Даже если пьеса окажется чушью, мне будет что сказать.
Вот мы уже усаживаемся в зале, который, слава богу, нормальных размеров, и, к моему великому облегчению, я не вижу ни одного знакомого лица.
Чтобы на сей раз одолел смех, надо быть совсем уж двинутыми, ибо сюжет пьесыдолгая агония человека, который перед смертью делится своими сожалениями с медсестрой.
Мизансцена самая скупая, он не встает с постели и только иногда пьет и принимает лекарства в свете ночниканикакого другого освещения на сцене не наблюдается.
Мы с Жюльеном страдаем молча и, естественно, встрепенувшись, когда сцена вдруг погружается в темноту, замираем в ожидании, какой оборот примет пьеса. Потом, увидев прокравшегося из-за кулис рабочего сцены, который поспешно меняет лампочку в ночнике, понимаем, что затемнение было чисто случайным, и монотонность вновь вступает в свои права.
Два часа спустя мы умираем от скуки, и свет нам не мил; старик раскаивается и отходит с миром; и очень кстати, потому что я проголодалась.
Невозможно уйти, не обняв Сильвию.
Я выкладываю ей ничего не значащие слова, немного скорректировав по ситуации («Этот текст, наверно, интересно было бы прочесть»), и передаю слово Жюльену.
Этот мерзавец, добрых пятнадцать минут во время представления посматривавший на часы, рассыпается в комплиментах. «Великолепно, мне так понравилось, какой чудесный спектакль» С ума сойти! Сильвии надо остаться поговорить с режиссером, но она спрашивает, куда мы пойдем ужинать, может быть, ей удастся к нам присоединиться.
Когда мы остаемся одни, я называю Жюльена подхалимом и лицемером, он защищается, говоря, что был просто вежлив, и мы идем в ресторан. Против ожиданий через двадцать минут к нам присоединяется Сильвия.
Она возбужденно сообщает нам, что пьесу засняли для кабельного канала.
«Ты уж предупреди Жюльена, когда будет передача, раз ему так понравилась пьеса, пусть пересмотрит».
Я думала посадить его в лужу, но он, не моргнув глазом, снял пиджак и подхватил:
«Точно, а если меня не будет дома, я сделаю запись».
Сильвия в восторге, так оно всегда бывает. А он, глядя на мое изумленное лицо, поддает жару:
«Предупреди Ариану, пусть она тоже запишет, на всякий пожарный».
Готово дело, весь вечер сдерживаемый смех одолевает меня, и я вынуждена лезть в сумку, чтобы спрятаться под столом.
На этот раз я возвращаюсь домой в отличном настроении.
Я обожаю театр.
* * *
Это Амбра. Ни за что не догадаешься, с кем я уезжаю на уик-энд С Гийомом! Из отдела маркетинга, тот, с кем я
Я прекрасно помню, тот, что запал на Леа.
Спасибо за напоминание. Ладно, думаю, у него это прошло, потому что, когда я встретила его вчера в лифте, он пригласил меня выпить кофе. Слово за слово, и мы провели вместе весь вечер. И знаешь что? Он поцеловал меня, прощаясь!
И?
Потрясно, правда? Но это еще не все: он едет в пятницу в Брюссель, ему надо быть на каком-то концерте, и он предложил мне приехать к нему и провести уик-энд в Амстердаме.
Вот как! Быстро дела делаются!
Ты тоже заметила? Но я боюсь упустить его, если заставлю ждать.
Если любитподождет.
Ой, слушай, так говорили в лицее, но теперь все иначе: мы взрослые. Доставляем друг другу удовольствие, не задаваясь вопросами.
Это и есть определение взрослости? Не забудь предупредить, если решишь составить словарь.
Не говори о словарях, сразу вспоминается тридцать девятая страница. И не занудствуй, я просто хочу доставить себе маленькую радость.
Валяй, доставь себе маленькую радость, моя красавица.
Я позвонила Леа спросить, как называется отель, который ей понравился, а она мне: «Я забыла, спроси у Арианы, онамоя ходячая память».
Ну Леа дает, я там никогда не была! Но, кажется, «Голубой тюльпан» или что-то в этом роде.
Точно! Ладно, сейчас позвоню туда, пока.
В субботу утром сияющая Амбра садится в скоростной поезд до Амстердама.
Гийом встречает ее на вокзале, и весь день они бродят по городу, спокойно прогуливаются вдоль каналов, по рынкам и кафешкам, по магазинчикам и галереям.
В субботу вечером они добираются до отеля и поднимаются в свой номер на последнем этаже. Амбра подходит к окну, и ей открывается великолепный вид. Она машет Гийому, призывая подойти к ней.
Посмотри, как красиво, шепчет она.
Отсоси у меня, отвечает Гийом.
* * *
Угадай, кто вернулся?
Мама?!
Как хорошо дома!
Что же ты не предупредила меня, я бы тебя встретила. Педро с тобой?
Нет, он остался там, все кончено. Я слишком стара для ангажированных поэтов, в следующий раз найду кого-нибудь посолиднее. Приходи ко мне скорей, я тебе столько всего должна рассказать.
«В следующий раз». Ни тени сомнений. Но хуже всего, что она права.
Моей матери пятьдесят пять лет, дважды была замужем и с тех пор не оставалась одна больше нескольких месяцев. В ее личной жизни нет места страданиям, или же она хорошо умеет их скрывать. Мать родилась и выросла в Нью-Йорке, поэтому у нее легкий акцент, который все находят очаровательным. От своего привилегированного детства дочери высокопоставленного чиновника она сохранила вкус к роскоши и апломб, которого я побаиваюсь с рождения.
Идя по направлению к ее дому, я задаюсь вопросом, почему все всегда так просто для матери и сложно для меня.
Я часто критиковала ее, но думаю, что мне, возможно, есть чему поучиться.
Начиная с этой немыслимой непринужденности, отличающей каждое материнское движение.
Можно ли этому научиться? Нет, это врожденное. Это или дано, или не дано. А мне не дано, понятное дело.
Как и способности носить белое, не посадив ни пятнышка. Мне это никогда не удавалось.
Если позволяет погода, моя мать носит только белое. Она может позволить себе даже такую роскошь, как двенадцатичасовой перелет в белом льне, и по прибытии ее одежда не только девственно чиста, но и едва помята, ровно настолько, чтобы иметь непринужденный вид.
Это убивает меня. Я восхищаюсь, но меня это убивает.
Ее квартиразанятная смесь стилей и красок, вещиц, привезенных со всех концов света, но подобранных со вкусом.
Мать суетится, заваривает чай, щебечет Она весела, и все кажется легким.
Осведомляется о Венсане, отце и бабушке в одной фразе и, как всегда, слушает мой ответ вполуха. Поэтому мне всегда трудно говорить с ней по душам. Тем более что мои попытки периодически заканчиваются унизительной неудачей. Но что-то во мне упорствует, и на этот раз мне снова хочется попробовать.
Знаешь, мне приснился странный кошмар в твое отсутствие. С тобой и пластмассовыми цветами.
Расскажи.
Это была моя свадьба, много народу, но все одеты кое-как, даже я. Всех тошнило. Но кошмар не в этом. Вдруг среди этого хаоса я заметила, что цветы пластмассовые. Я искала тебя повсюду, чтобы сказать об этом. Наконец нашла и закатила тебе ужасную сцену, спрашивая, как ты могла так поступить со мной. Что ты делаешь?
Извини, сейчас начнется мой сериал.
Как ты можешь! Я тебе рассказываю важные для меня вещи, а ты включаешь телевизор! Я еще не закончила: там не было жениха!
Милая, сны ничего не значат, а чужие сны никому не интересны. Садись, посмотри со мной, вот увидишь, как это забавно.
Да с каких пор ты смотришь эту чушь?
Пристрастилась в Аргентине, у них худшие telenovelas в мире. То есть лучшие. Тсс, начинается.
Она берет меня за руку и чуть ли не силой заставляет сесть рядом.
Я сижу смирно, не хочу ссориться и, главное, понимаю, что мы давно ничего не делали вместе. Что ж, хоть посмотрим дебильный сериал, тоже дело.