Иди играй.
Она встала, повернулась к нему спиной, и Матиас сразу пожалел о своей грубости:
Пст, Рене! Попробуй раздобыть мне кофе
Лицо девочки просияло, и она резво засеменила к Жанне, которая перетряхивала лежанку старой Марсель. Возникший из ниоткуда Дэн занял место Ренеон как будто караулил за углом. Матиас заметил, как дернулась щека американца, когда он встретился взглядом с Жанной. Девушка нравилась янки, а ее тянуло к Матиасу. Подобный сценарий часто плохо заканчивается, а ситуация и без того непростая. Сейчас не до чувств.
Где ты взял эту малышку? широко ухмыляясь, поинтересовался американец.
Получил от кюре, в Стумоне.
Дэн скривилсямол, брось заливать! взглядом потребовав разъяснений, но Матиас промолчал. Связь между ним и Рене вызывала всеобщее любопытство, будоражила воображение, а ореол тайны делал их секрет опасным. Дэн сменил тему:
Значит, ты высаживался в Нормандии с Тридцатой?
Под Мортеном, высота триста четырнадцать и все такое прочее
Ну и дела И как это было?
Долго. Особенно в конце.
Скупой ответ рассмешил американца. Мортен стал мифом, а те, кто вернулся оттуда живым, героями. Даже фрицы уважали врагов, которые пять дней удерживали высоту, отражая атаки дивизии «Рейх». Их прозвали «эсэсовцами Рузвельта». Все в этом подвале считали Матиаса почти святым, ведь он спас еврейскую девочку, а участие в обороне Мортена вознесло его на небывалую высоту. Примитивный ум Дэна никак не мог определитьсяненавидеть ему этого человека или равняться на него. Жанна не спускала с Матиаса глаз, Рене обожала его, как живого бога. Американец взглянул на соперника: тот курил, пребывая мыслями в недоступном для окружающих месте. Дэн решил, что будет его ненавидеть.
Раненый раскашлялся, ему стало трудно дышать, на побагровевшем лице выступила испарина. Матиас сделал знак Дэну, чтобы тот приподнял беднягу. Они устроили его поудобнее и продолжили беседу.
У меня кузены в Оттаве. А сам я из Огайо. У родителей там ферма, простодушно улыбаясь, сказал Дэн.
Матиас ответил непроницаемым взглядом. Вот ведь досада, парень решил поведать ему о своем жалком детстве среди кукурузных полей и тощих кур! Очередной вариант «Гроздьев гнева». Дэн являл собой воплощение самодовольной, преуспевающей Америки. Такие, как он, ни за что не сядут рядом с «черномазым» в автобусе. Они одобряют истребление индейцевну а как же, мы ведь получили по клочку земли! и почитают себя вооруженной рукой справедливости и свободы, воплощением добра. Отвратительный тип! Дэн между тем завершил сагу о своих юных годах с грубым отцом-алкоголиком, «лупившим мать сковородкой», и начал жаловаться на обитателей фермы Паке. «Неблагодарная деревенщина! Нас отправили в эту дыру спасать их задницы от фрицев, а они нос задирают!» Матиас молча кивалну да, ну да и Дэн вроде бы собрался оставить его наконец в покое, но передумал: Вы молодцы, увезли Грааль в Монреаль!
Грааль О чем говорит этот тупица? Матиаса кинуло в жар, ладони стали влажными. Мозг заработал на повышенных оборотах. Грааль, Монреаль. Ну же, соображай! Внешне он сохранял полную невозмутимостьего этому учили, но внутри у него все дрожало. Грааль, кубок спорт. Вот оно! Придурок говорит о кубке Стэнли, который монреальцы выиграли в апреле! Поздно, Дэн ответил сам:
Кубок Стэнли, только не говори, что ты не
Ну конечно, хоккей, небрежно бросил Матиас, как будто это была самая скучная тема на свете.
Ришар теперь герой. Какой гол! Заслужил памятник на бульваре Святого Лаврентия.
Взгляд янки снова стал подозрительным. Появились Жанна и Рене.
А вот и кофе! преувеличенно радостно воскликнул Матиас.
Размечтался хмыкнула Жанна. Всего лишь цикорий.
Пивали мы и похуже!
Жанна расхохоталась, и Дэн побагровел от обиды и зависти: сопернику удалось рассмешить задаваку, а ему она ни разу не улыбнулась! Рене гордо подала чашку Матиасу, а Жанна так резко протянула свою Дэну, что едва не облила его обжигающим напитком.
Жанна ушла, а Рене осталась с мужчинами, и Дэн вдруг решил приласкать девочку, взъерошил ей волосы. Она резко отстранилась и села, втиснувшись между Матиасом и раненым.
Вот что мне интересно, Мэт, вкрадчивым тоном начал Дэн.
Матиас глотнул из чашки и повернул голову. До чего же мерзкий тип! Разговаривает таким тоном, словно они вместе пасли свиней на захудалой ферме в Огайо! Он что, никогда не отстанет?
Ты из-за кого вернулся? На старшую глаз положил или дело в малышке?
Матиас презрительно улыбнулся, Дэн в ответ похотливо оскалился. Так ведут себя мужики, когда разговор заходит о женских прелестях. Матиасу стало противно и совсем не смешно. При других обстоятельствах он схватил бы похабника за шкирку и размазал его рожу об стену, как головку сыра. Увы, пришлось пожать плечами и отвернуться.
Последний гол забил «То» Блэйк, небрежно бросил он, достал из пачки сигарету, прикурил, глубоко затянулся и выдохнул дым. Дэн пялился на него с идиотским выражением лица.
Памятник на Святом Лаврентии нужно ставить Блэйку, громко, только что не по слогам, пояснил Матиас, как будто обращался к глухому.
Ну и кретин же я! Ты прав, конечно это был Блэйк.
Рене почувствовала, что Матиас попал в трудное положение из-за какого-то кубка, и очень испугалась, но он утер нос противному Щелкунчику! Раненый проснулся, что-то сказал, потянулся и погладил ее по голове. Девочка стерпела ласку: она не любила, когда к ней прикасались, но молодому солдату это было необходимо. Матиас подошел к лейтенанту Пайку. «Вот и правильно, подумала Рене. Нужно понравиться главному, а не этому Дэну!» Пайк и Матиас мирно беседовали, сидя на мешках с картошкой, Берта и Сидони играли в карты, Марсель время от времени хихикала, разевая беззубый рот. Рене нравилась жизнь в подвале, но она знала, что надолго у Паке не останется. Солдат, которого американцы зовут Мэтом, вернулся на ферму, чтобы забрать ее.
Жанна присоединилась к беседе Пайка и Матиаса. Она говорила, жестикулировала, Матиас переводил, лейтенант улыбался и кивал. Интересно, что она им рассказывает? Рене не спускала глаз со своего немца и заметила, что он подносит сигарету к губам чуть более нервно, чем обычно, и слишком часто приглаживает свободной рукой волосы на затылке. Никто другой не обратил бы внимания на такие мелочи. Матиас годами учился обманывать, а ее провести не сумел. Это плохо и очень опасно. Им нельзя здесь задерживаться.
Наступила ночь. Обитатели подвала устраивались на ночлег, стараясь лечь потеснее, чтобы не замерзнуть. Наконец свечи, газовые и керосиновые лампы погасли, кашель и перешептывания стихли, сменившись храпом. Рене лежала на соломе с другими детьми. Момент укладывания всегда был для нее особым. Она ценила одиночество, любила грезить наяву, но многие ребятишки иногда долго плакали, им снились кошмары. Минуты, предшествующие погружению в сон, нагоняют страх, угнетают, не дают дышатьРене пережила все это после облавы в замке. На сей раз она заснула со спокойной душой. Ее солдат здесь, рядом, в нескольких метрах от нее.
Среди ночи она проснулась от холода, бесшумно встала и начала перешагивать через тела на полу, напоминавшие забытый на перроне багаж. Добравшись до «солдатского» подвала, девочка легла рядом с Матиасом. Он спал на спине, прикрыв рукой лоб, но сразу почувствовал, что она дрожит от холода, и не оттолкнул, повернулся на бок, обнял. Дыхание Рене успокоилось. Она спала, изредка причмокивая губами, как котенок. Матиас подоткнул ей одеяло.
7
Несколько дней Матиас провел в типи Чичучимаш на грани жизни и смерти. Время от времени, выныривая из забытья, он видел, как входит и выходит какая-то женщина, другая обрабатывала его рану. Она так близко наклонялась к нему, что он чувствовал ее дыхание на пылающем от жара лбу. Иногда рядом сидела Чичучимаш и вышивала рубаху, напевая одну из раздражающе-протяжных мелодий. Когда они с Краком проходили мимо становища индейцев, пес начинал завывать по-волчьистранная музыка погружала его в меланхолию. А вот собаки индейцев не воют. Матиас воспринимал это пение как нескончаемую жалобу. Возможно, так оно и было Краснокожим есть за что корить Великого Маниту: они все еще живут как в доисторические времена. Матиас ничего не знал об этих людях и их верованиях. И не хотел знать. Его интересовали разве что некоторые охотничьи хитрости, о которых ходили разговоры между трапперами. Уж что-что, а охотиться аборигены умели, надо отдать им должное.