Да ладно? взвизгнула Дарси. Может, на пару ночей приедешь к нам с Саймоном? У тебя живот все еще болит? Мы можем о тебе позаботиться.
Нет, все нормально, сказала я.
Мне больше не было больно, но теперь вместо боли появилось что-то другое, что-то тяжелое, что я никак не могла идентифицировать.
Возвращаться в квартиру, к напоминаниям о моих разваливающихся отношениях, не хотелось и по пути домой я заехала в Брикстон купить ямайского хлеба. Надеялась, что смогу запустить аппетит любимой успокаивающей едой. Я выползла по ступеням из подземки и, поднявшись наверх, остановилась отдышаться.
От уличных торговцев пахло травой, и я, чихая, свернула к рынку. Перепрыгнув через подозрительную лужу, я пошла дальше, сливаясь с толпой, как мне всегда здесь казалось, из тысяч людей. Я дошла до Брикстон-Виллидж и направилась к карибской пекарне, которую помнила еще со времен воскресных походов с бабушкой по магазинам. Я свернула за угол и двинулась к пекарне, но вместо нее уперлась в пафосную бургерную, полную юных парочек. На парнях были яркие футболки слишком больших размеров, а на их спутницахяркие и слишком дорогие плащи.
Я сникла и зашагала в другую сторону, поворачивая туда и сюда и убеждая себя, что пекарня мне приснилась, а потом снова вернулась к бургерной. Еще минуту я стояла на месте, пытаясь вспомнить, как когда-то туда заходила.
* * *
Привет-привет, как дела твои, Сьюзи? бабушка улыбнулась пухлой ямайской женщине за стойкой. В пекарне стоял сладкий аромат. Не приторно-сладкий, а сахарный, теплый и знакомый. Я встала на цыпочки и увидела ее кипенно-белый фартук, покрывавший мягкий круглый живот.
Хорошо, дорогуша, спасибо, сама как? ответила женщина, сверкнув золотым зубом. А малышка-то растет!
Уж растет так растет! хихикнула бабушка в ответ.
Я подняла на нее взгляд и нахмурилась.
Да что ж ты так кривишься? Она просто сказала, что ты выросла, подбодрил меня показавшийся из рабочего помещения пожилой ямаец.
Она у нас очень чувствительная, Питер, бабушка отмахнулась от меня. Так, давай я возьму хлебне этот, а вот тот большой. Нет, нет, самый большой. И еще один белый, одну булочку и масенький кексик для мужа, пусть хоть улыбнется, а то кислый совсем.
Женщина подала мне гигантский коричневый пакет с выпечкой и расплылась в улыбке.
Уж ты помогай бабуле, она-то не вечная.
Что ж Сьюзи во все лезет-то? спросила меня бабушка сдавленным шепотом, когда мы вышли из пекарни. Иногда ямайцы чересчур уж фамильярничают.
* * *
Воспоминания подтвердили, что я ничего не путаю, так что я собралась с мыслями и подошла к рыбной лавке напротив.
Извините, обратилась я к продавцу рыбы, швырявшему осьминогов из аквариума в корыто. Там напротив когда-то ведь была пекарня? я указала на бургерную и ее сиявшую над лавками и магазинами неоновую вывеску. Я заметила, что на дверях многих из них висят таблички «ЗАКРЫТО» или «МЫ ПЕРЕЕХАЛИ».
Продавец не отвечал.
Темно-зеленый фасад, хлеб в витрине? Не помню, как называлась, продолжала я, стараясь во время разговора о любимой еде не смотреть на осьминожью возню.
Закрылись, ответил, наконец, рыботорговец, ставя корыто на прилавок. Аренду не потянули, продолжал он на корявом английском. А потом эти явились, указал он на бургерную.
Как? воскликнула я? Сколько же стоит аренда?
Как можно было настолько задрать цену, что люди, которых вынудили осесть именно в Брикстоне, которые устраивались здесь, создавали свою общину, в итоге сдались и уступили свое место корпоративным бургерным?
Он пожал плечами и ушел, хлюпая резиновыми сапогами по мокрому полу.
* * *
Квини:
Том, ты сегодня будешь дома? Дай знать
Я стояла на автобусной остановке, и у меня опять начинал болеть живот. Я снова скрючилась, сделала глубокий вдох, а когда выпрямилась, передо мной остановился черный BMW, и доносившиеся из него басы выстукивали ритм и во мне. Окно со стороны пассажирского сиденья открылось, и из него вырвался ароматный дым. Я сделала шаг назад.
Эй, жопастик! послышался знакомый смех.
Это был мой старинный сосед, Ади, невысокий и красивый пакистанец с такими идеальными усами и бородой, будто их подстригали лазером.
Как поживает твоя жопка с тех пор, как ты от нас уехала? Уже ждет меня? он снова рассмеялся.
Ади! Прекрати! сказала я, смущаясь и подходя к машине. Тебя люди услышат!
Ровно с той минуты, как я поселилась в доме отца, Ади не мог от меня отцепитьсяон не давал мне проходу и до его пышной индийской свадьбы с девушкой, с которой он встречался восемь лет, и после нее. Каждый раз при встрече он как бы невзначай заводил бесконечные разговоры о том, что черные женщинызапретный плод для мужчин-мусульман, но в основном его болтовня вертелась вокруг больших черных задниц.
Может, тебя подвезти? он улыбнулся. Только если тебя тошнить не будет. Я видел, как ты там сгибалась.
Спасибо, не стоит, сказала я, поднимая вверх большие пальцы.
Давай садись в машину, за мной там автобус, он потянулся со своего сидения и открыл пассажирскую дверь.
Я открыла рот, чтобы снова отказаться, но от острой боли у меня подкосились ноги. Я влезла в BMW.
Аккуратнее с обивкой! сказал он громче, чем когда-либо. Я на заказ сиденья делал.
Не успела я закрыть дверь, как Ади рванул с места на такой скорости, будто я сидела в центрифуге для тренировки космонавтов.
Дай-ка пристегнусь, сказала я, неуклюже дотягиваясь до ремня безопасности.
Со мной тебе ничего не грозит, он опять улыбнулся и положил руку мне на бедро. Блеснуло толстое серебряное обручальное кольцо.
Ади, сказала я, убирая ее. Обе руки на руль.
Так вот, о чем же я говорил-то, начал он. Эта жопка уже ждет меня? Она вроде стала побольше.
Она того же размера, Ади.
Зачем я села в машину? Лучше бы я просто скончалась на автобусной остановке.
В кармане зажужжал телефон. Я достала его, прочла сообщение от Тома, и у меня упало сердце.
Том:
Только увидел сообщение. Сегодня не вернусь.
Я могу изменить твою жизнь, Квини, Ади снова положил руку мне на бедро. Представь: такая, как ты, и такой, как я. Отвечаю, у тебя никогда не было настолько классного секса.
Руку я не убирала.
* * *
Ади довез меня до дома и унесся, взвизгнув шинами, а я стояла перед дверью с ключом в руке, надеясь, что Том передумал и ждет меня внутри. Его не было.
Снова холодная квартира. Я забралась в постель и попыталась поплакать, чтобы стало легче, но это не помогло. Никак. Звонила Чески. Я сбросила звонок. Позвонила и Мэгги, но я зналаона скажет, что ответ мне даст Иисус, так что тоже сбросила. Теперь звонила бабушка, а ее звонки сбрасывать нельзя, так что я ответила.
Привет, бабушка, прокрякала я.
Что случилось? она всегда знала, что что-то случилось.
Ничего.
Ты знаешь, я всегда в курсе, когда что-то случается, Квини, проворчала она, и пришлось сказать, что у меня голова болит.
Ничего у тебя не болит. У нас не болит голова. Это тот белый парень, да?
Не говори так!
Так он белый или нет? Слушай, если тебе грустно, надо постараться не грустить. Если бы я позволила себе погрузиться в печаль, когда мне было четырнадцать и я забеременела Мэгги, куда бы меня это завело? все бабушкины решения упирались в карибскую систему ценностей, которая обязывает меня согласиться с тем, что все мои проблемыпустяки.
Я знаю, но тогда было другое время.
А ты уж у нас считаешь, что трудности зависят от времени? она всегда начинает говорить на патуа, когда гордится собственными добродетелями.
Я снова заснула на диване, на этот раз с прижатой к животу грелкой, и проснулась от звука льющейся воды. Я заставила себя встать и потащилась в ванную, включая везде свет по мере продвижения по темной квартире.
Том сидел на краю ванны спиной ко мне и пробовал рукой воду. Он закрыл холодный кран и встал, а потом увидел меня и слегка вздрогнул.
Я думал, ты спишь, тихо сказал он. Испугала меня.