Я бродил по этому луна-парку, поглядывая по сторонам, потом разменял в кассе доллар, получив целую пригоршню мелочи от невероятной толстухи, восседавшей посреди всего этого бедлама в крохотной клетке. Поиграл на одном автомате, потом на другом, надо же было чем-то для себя оправдать собственное пребывание здесь из чистого любопытства. Может быть, мне вовсе и не этот луна-парк нужен, и, не добившись успеха в кидании колец, я вышел, двинувшись дальше по Бродвею. Впрочем, больше ни одного увеселительного заведения, подходившего под описание Стирнса, мне так и не попадалось.
Я вернулся в отель. Была уже почти полночь. В газетном киоске я купил несколько журналов и сигареты, но читать не тянуло, пусть даже еженедельники, и я посидел у окна с видом на Центральный парк, покурил, мысленно сочиняя обвинительное письмо Фредерику Саммерсу и борясь с искушением признать, что пустота во мне, это неотступное томление взывают к какой-нибудь несентиментальной, циничной, даже не слишком строгих правил особе.
Не та Сильвия Вест, которая обитает в Беверли-Хиллз, не та из Колдуотер-Кэньон, а костлявая, чумазая девочка-подросток по имени Сильвия Кароки притягивала меня неодолимо, и я жил ее жизнью и знал, что когда-нибудь ее найду.
Глава III
Сэмюэл Джонсон[7] где-то высказывается в том духе, что лишь ослы способны писать, вдохновляясь иными соображениями, кроме денег, что-то такое, я точно не помню. Ну так вот, в жизни я не слыхал и про частного детектива или маклера с Уолл-стрит, который вдохновлялся бы иными соображениями. Джек Фенни, управлявший бюро расследований «Трибороу», был отличный частный детектив, и однажды он мне выложил, что думает про общество, где все делается исключительно ради денег, но этого никто не признает открыто. А сказал он вот что: «Если приходится немножко вольнее обойтись с законом, за такое надо платить посолиднее, чем канцелярской крысе, все делающей по инструкции».
За то, что он мне вручил документы, удостоверяющие, что я сотрудник международного бюро расследований с филиалами в Нью-Йорке, Лондоне и Чикаго, он с меня потребовал пятьсот. А когда я возразил, что не много ли за дюжину визитных карточек, пояснил:
Вряд ли, Мак, сами подумайте. Можно, конечно, изготовить такие же у печатника за углом, но дальше-то что? Ведь самое главное, что такое бюро действительно существует. И представлено в Нью-Йорке да и в Лондоне. У них и тут, и там собственные филиалы, хотя мы их целиком контролируем. Ну поймают вас на том, что поддельными бумагами пользуетесь. И тогда уж известно: и лицензию отберут, да как бы и не похуже.
У нас, на Западе, я страховой полис показываю.
Детские штучки, Мак, меня-то что обманывать? А вот под прикрытием международного бюро вы человек свободный, так что я не зря деньги беру, когда вам это прикрытие предоставляю. Чуть что не то с полицией, тут же вмешиваюсь и уж как-нибудь вас вытащу. Да, а кто вам, собственно, нужен? Стирнс этот?
Нет, женщина одна.
Вы бы мне хоть фамилию сказали, так, для порядка.
Не могу.
Ну ладно. Только прошу поосторожнее. У меня сейчас сложная операция, все пока по плану идет, но если бы за вас Джеф Питерс не просил, я бы с вами не связался.
Не беспокойтесь, поспешил я его утихомирить.
Пистолет при вас имеется?
Нет.
Очень хорошо. А нож там, кастет и прочее?
Ничего нет. У меня же родители родом из Шотландии. А мы народ смирный и цивилизованный.
Прекрасно. Так, а теперь сообщите мне, чьих наследников вы ищете, имя усопшего и прочеетак по правилам бюро требуется, мы и в Лондон сообщим.
А без этого нельзя?
Нельзя. Иначе я работать не буду. Нужно ведь в досье все эти данные вводить. Если полиция заинтересуется, все должно быть безупречно.
Ну хорошо, хорошо. Вот, пожалуйста. Стефан Кароки. Родился в 1896 году в Венгрии. Умер в Англии в 1957. Город выберете сами. Родственники не найдены. Биографию ему изобретайте какую угодно. Наследство оценивается примерно в четыреста тысяч долларов, если на фунты, пересчитайте сами, пожалуйста
Не на фунты, а на эскудо, то есть примерно три цента за эскудо. Стало быть, напишем десять миллионов эскудо.
Почему в эскудо?
Потому что у нас хорошие рабочие связи с португальским банком, а португальцы умеют нужные лазейки находить.
Тогда пусть пятнадцать миллионов.
Хорошо, Мак, раз денег таких все равно нет в помине, напишем пятнадцать. Загляните завтра, карточки ваши будут готовы и все досье на Стефана Кароки.
Еще вот что, поинтересовался я, Когда я закончу, что с этим досье станется?
Если не засветитесь, все исчезнети досье, и деньги эти, абсолютно все.
Глава IV
Как и салун, луна-парк представляет собой довольно жалкое зрелище в дневные часы, когда все на работе. Под сводами «Лотоса» стоял какой-то кислый запах. Все выглядело обшарпанным, безвкусица лезла в глаза, и несколько забредших сюда туристов как бы стыдились самих себя. Человек с громадным красным носом выглядел еще более изнуренным, чем накануне вечером. Прислонившись к фотоавтомату, он листал «Дейли ньюс». Толстуха в кассе, кажется, вовсе уснула.
Я спросил у красноносого, где босс, и он тут же меня узнал:
А вот и ученый человек опять пожаловал! Так вы, значит, этого чертова Киплинга наизусть шпарить можете?
Так где босс?
А вы, мистер, кто такой?
Мне нужен босс.
Небось, из полиции. Этих сразу видатьпахнут как-то по-особенному, да и вид у них особенный. Что, из какого-нибудь комитета за поддержание нравственных устоев сюда заявились, а? Материальчик собираете? Он сложил газету и сунул в карман. Вот что я вам скажу, вы про Киплинга-то на самом деле не все знаете. Думаете, небось, ему удовольствие доставляло сочинять всякую хреновину вроде «Дороги в Мандалей»? А почему тогда ему звание поэта-лауреата не дали?
Ну, почему?
Потому что он про этого короля сочинил. И нечего на меня пялиться. Думаете, раз я в этом балагане работаю, так и книг сроду не читал?
Я вытащил доллар, протянул ему. А он взамен отдал мне буклетик.
Ну так где тут босс?
Вас как зовут-то, мистер?
Маклин.
А зачем это вам наш босс понадобился?
Вошел какой-то мужчина, отдал красноносому пятерку, сказав:
Поставишь на третий номер. В программке посмотри.
Как ставить-то?
Два двойных и ординар.
Когда он ушел, я спросил для уточнения:
Значит, деньги размениваете, торгуете книжками, деньги для других на скачках вкладываете. А еще чем занимаетесь?
Да с книжек-то не проживешь, милый мой. Все больше со ставок. Делаю за них ставки, а если выигрывают, пять процентов мне за комиссию. Чем занимаюсь? А чем придется, лишь бы платили.
Тут его окликнула толстуха.
Эй, Носатый, как у тебя с мелочью? Он подошел к кассе, высыпал целую груду из фартука, вернулся ко мне.
Слушайте, ну чего вы к нам привязались? Подумаешь, луна-парк какой-то.
Вы мне только скажите, кто тут босс.
Здоровенный детина лет двадцати с небольшим в яркой майке и зеленых штанах подошел к нам поближе.
Что такое, Носатый? Чего этому типу от тебя потребовалось?
Да сам не знаю, ответил Носатый. Давай, делом займись. За посетителями понаблюдал бы, что ли.
Когда детина отошел, Носатый сказал мне:
Ишь, силу девать некуда. От таких-то вот все беды, да еще от тех, кто с пушкой или ножом махать привык.
Почему они вас так называют?
Сами не понимаете, что ли. А раньше еще Стиральной доской звали, у меня же все ребра видны. Юмор у них такой. Так зачем вам босс все-таки? Он у нас человек серьезный, по счетам платит аккуратно, закон не нарушает.
Дело не в нем. Мне нужно у него узнать про одного человека, который тут раньше работал.
Большое дело! пожал он плечами. Вы вон у миссис Аргона спросите, и показал на толстуху, сидевшую в кассе.
Я подошел к ней. Она заполняла собой всю клетушку, а грудь распласталась по прилавку. Тяжелый взгляд из-под густо накрашенных век. Сложенный бантиком рот пришел в движение:
Слушай, Носатый, это что за фрукт?