Паспорт он положил в ящик письменного стола и в силу неизбывной потребности демонстрировать, кто в доме хозяин, разъяснил, почему вынужден его запирать.
Это для того, чтобы ты-как-тебя-там не вздумала сбежать, сообщил инженер и гадко ухмыльнулся. За границу ты без паспорта не попадешь, а тут мы тебя рано или поздно отыщем.
Если инженеру интересно, как ее звать, ответила Номбеко, то это указано в паспорте, а она по распоряжению инженера уже давно отвечает за его шкафчик с ключами. В котором висит в том числе и ключ от ящика письменного стола.
Инженер свирепо зыркнул на свою уборщицу. Опять она себе позволяет. Это же рехнуться можно. В особенности оттого, что она всегда права.
Дрянь такая.
Над самым секретным из всех наисекретнейших проектов на всех уровнях работало в общей сложности двести пятьдесят человек. Номбеко довольно быстро поняла, что его главный руководитель лишен каких бы то ни было талантов, кроме умения поживиться за счет проекта. Тут ему везло (до того самого дня, когда перестало).
На определенном этапе работы одной из главных проблем стала постоянная утечка при экспериментах со фторидом урана. На стене в кабинете инженера Вестхёйзена висела доска, на которой он наобум рисовал линии, стрелки, формулы и тому подобное, чтобы казалось, будто он думает. Инженер сидел в своем кресле и бормотал «водородосодержащий газ», «фторид урана», «утечка» вперемешку с обсценной лексикой на английском и африкаанс. Возможно, Номбеко следовало позволить ему бормотать и дальшеее-то дело уборка. Но под конец она не утерпела:
Я, конечно, мало что знаю о водородосодержащем газе и практически ничего не слыхала про фторид урана. Но насколько я могу судить по сложным для моего понимания выкладкам, представленным на доске, господин инженер столкнулся с автокаталитической реакцией.
Инженер ничего не ответил, но посмотрел мимо этой-как-ее-там на дверь в коридор, чтобы удостовериться, что там нет никаких свидетелей того, как это странное создание уже в который раз ставит его в тупик.
Могу я понимать молчание господина инженера как разрешение продолжить? Обычно он желает, чтобы я говорила, только когда меня спрашивают.
Так и быть, говори! разрешил инженер.
На ее взгляд, с вежливой улыбкой объяснила Номбеко, не так важно, как именно называются различные части проблемы: в любом случае их можно представить как части математического уравнения.
Обозначим водородосодержащий газ как А, фторид урана как В, сказала Номбеко.
Затем подошла к доске, стерла с нее инженерову абракадабру и написала уравнение скорости автокаталитической реакции первого порядка.
Когда инженер недоуменно вытаращился на доску, девушка для большей наглядности построила сигмоидальную кривую.
А закончив, поняла: инженер ван дер Вестхёйзен понимает написанное ею не больше, чем любой золотарь, окажись он на инженерском месте. Или чем даже секретарь Йоханнесбургского муниципального департамента санитарии в аналогичной ситуации.
Ну пожалуйста, инженер, взмолилась Номбеко. Постарайтесь понять, а то мне же еще полы драить. Газ плохо ладит со фторидом, причем их нелады стремительно усиливаются!
И что с этим делать? спросил инженер.
Не знаю, ответила Номбеко. Об этом я еще не успела подумать. Я всего лишь уборщица.
В этот момент в кабинет заглянул один из самых квалифицированных сотрудников инженера ван дер Вестхёйзена. Его послал руководитель рабочей группы с благой вестью: проблема, как выяснилось, заключается в автокаталитический реакцииэто она приводит к химическому загрязнению фильтров, и решение скоро будет найдено.
Но ничего из этого сотруднику говорить не пришлось, поскольку он прочел на доске позади кафры со шваброй то, что там было написано.
Вот как! Шеф уже сам пришел к выводам, которые я собирался сообщить! В таком случае не смею вас беспокоить, сказал сотрудник и развернулся в дверях.
Инженер ван дер Вестхёйзен, молча сидевший за столом, налил себе очередной бокал «Клипдрифта».
Номбеко заметила, что получилось, пожалуй, даже удачно. Теперь у нее осталось всего два вопроса, и она оставит инженера в покое. Первыйне возражает ли инженер, если она напишет математическое обоснование того, как рабочей группе повысить мощность с двенадцати тысяч ЕРР до двадцати тысяч с отвалами до 0,46 %.
Инженер не возражал.
И второй вопросне мог бы инженер заказать новую половую щетку, поскольку прежнюю сгрызла его собака.
Инженер ответил, что обещать не обещает, но посмотрит, что можно сделать.
Раз уж Номбеко предстояло сидеть взаперти, она решила, что надо найти хоть какие-то светлые стороны и в этом. Забавно будет, например, узнать, долго ли продержится этот шарлатан Вестхёйзен.
Все, в общем, складывалось неплохо. Девушка читала книги, особенно когда никто не видел, мыла коридоры и опорожняла пепельницы, читала отчеты рабочей группы и в максимально упрощенной форме пересказывала их инженеру.
А свободное время проводила с остальной прислугой. Относившейся к сложно определимому в системе апартеида нацменьшинству: согласно букве закона, это были «прочие азиаты». Говоря точнее, китаянки.
Китайцы появились в Южной Африке еще сто лет назад, когда страна нуждалась в дешевой (и не слишком привередливой) рабочей силе на золотых рудниках близ Йоханнесбурга. Золото ушло в историю, зато китайские поселения сохранились, а с ними и китайский язык.
На ночь трех сестер-китаянок (младшую, среднюю и старшую) запирали вместе с Номбеко. Поначалу они держались настороженно, но поскольку играть в маджонг вчетвером куда сподручнее, чем втроем, то стоило хотя бы попробовать, тем более что девушка из Соуэто производила впечатление не такой уж дурочки, хоть кожа у нее была и не желтая.
Номбеко охотно приняла приглашение и сразу разобралась с пангом, конгом, чоу и всеми остальными ветрами всех мыслимых направлений. После чего взяла три партии из четырех, благо запомнила все сто сорок четыре кости, а в четвертой позволила победить одной из сестер.
Кроме того, китаянки и Номбеко каждую неделю находили время поболтать о том, что новенького случилось в мире, и последняя делилась с ними всем, что ей удалось услышать в коридорах и через стенку. Сводкам новостей, правда, недоставало полноты, впрочем, и аудитория была не слишком взыскательной. Как-то, например, Номбеко сообщила, что в Китае сняли запрет с Аристотеля и Шекспира. То-то оба радуются, предположили сестрички.
Игра и выпуски политинформации сдружили сестер по несчастью. А знаки и символы на игральных костях заставили китаянок познакомить Номбеко с их диалектом китайского. Все четверо добродушно смеялись, наблюдая за ее успехами и за куда менее успешными попытками сестричек освоить язык коса, доставшийся Номбеко от матери.
В отличие от биографии Номбеко, прежний образ жизни сестренок-китаянок вызывал определенные вопросы. В пользование инженера они попали примерно так же, как и она, только на пятнадцать лет вместо семи. Дело было так: они повстречались с инженером в одном из йоханнесбургских баров, он стал подкатывать ко всем трем сразу, и тут выяснилось, что им нужны деньги для больного родственника, и потому они хотели бы продать нет, не свои тела, а одну семейную реликвию.
Инженеру в первую очередь хотелось самих девушек, но урвать куш хотелось тоже, поэтому он отправился к китаянкам домой, где ему показали искусной работы керамического гуся эпохи Хань, изготовленного лет за сто до нашей эры. За него девчонки хотели двадцать тысяч рандов, притом что инженер знал: такая вещь стоит дороже раз в десять, если не в сто! Но девчонки были мало что девчонки, а еще и китаёзы, так что он предложил им пятнадцать тысяч наличными возле банка на другое утро («по пять штук каждой или вообще ничего!»), и эти дуры согласились.
Уникальный гусь простоял на почетном пьедестале в кабинете инженера целый год, пока один из агентов МОССАД, также задействованный в проекте, не пригляделся к статуэтке и за десять секунд не определил, что это полная туфта. Дальнейшее следствие, проведенное разъяренным инженером, показало, что гусь произведен отнюдь не мастером из провинции Чжэцзян в эпоху Хань примерно в первом веке до нашей эры, а, судя по всему, тремя девчонками-китаянками в пригороде Йоханнесбурга и в несколько иную эпоху, а именно в тысяча девятьсот семьдесят пятом году нашей эры.