Беркель Кристиан - Яблоневое дерево

Кристиан БеркельЯблоневое дерево

Тишина.

Дерево с треском упало на землю. Мужчины снова запустили бензопилы. Вопль. Протяжный, пузырящийся визг, и пила вонзила зубы в следующую сосну. Я не осмелился повернуться. Сердце разрывалось на куски. Я слышал, как корни столетних гигантов медленно вырываются из земли, как они сдаются и падают.

Я сидел на столбе из красного кирпича у входа в наш новый дом. На противоположной стороне улицы утреннее солнце освещало ряды свежевыкрашенных заборных досок, за которыми тявкали собаки,  пригородная идиллия. За моей спиной, в высокой траве зачарованного сада, каким его представляет каждый ребенок, лежали восемь мертвых сосен. Восемь. Я считал. Осталось лишь маленькое, кривое деревце. Его они не тронут. Отец пообещал мне. Я осторожно повернулся в гнетущей тишине.

Потерял равновесие. Покачнулся от испуга. И резко дернулся в противоположную сторону. Еще падая, пролетая в воздухе, прежде чем моя шестилетняя голова ударилась о каменную плиту, я смотрел на ее скромную красоту. Солнце пробивалось сквозь листву, блестели плоды. Она стояла на месте. Одна. Совсем не растерянная. Упрямая. Моя яблоня.

1

 Что, снова к матери?

Какое до этого дело продавщице цветов? К тому же в ее голосе слышался неприкрытый упрек. Что ей известно? Здесь, в Шпандау, все друг друга знают. Невыносимо. Я быстро заплатил и вышел из магазина.

С букетом в руках я свернул в узкий проход между домами. Тогда эти обувные коробки ставили хотя бы возле газонов. Родители сняли здесь квартиру после того, как продали дом во Фронау, чтобы проводить большую часть года в Испании. Таким образом отец исполнил обещание, данное матери десятки лет назад, в пятидесятых, когда она вернулась из Аргентины в Германию и почувствовала себя не в своей тарелке. Германия перестала быть ее отечествоми не могла им быть.

 Заходи скорее.

Моя мать стояла в дверях в халате. Она затащила меня в коридор, прежде чем я успел вручить цветы. С последнего посещения прошло несколько недель. Зарядили осенние дожди и снег. Похолодало.

 Я должна тебе кое-что рассказать.

Мы зашли в маленькую гостиную, и она повернулась, высоко подняв голову.

 Я вышла замуж.

Над домом прогудел самолет. Мой отец умер девять лет назад, 24 декабря 2001 года.

 Почему ты мне ничего не сказала?  спросил я.

Она пристально посмотрела на меня, немного подождала.

 Не беспокойся, он уже умер.

 Что но

 Проблемы с печенью.

 А.

 Да, как у твоего отца, тот тоже умер из-за печени, но на войне. Вдруг упали все. И Карл так же. Он знал твоего отца с войны. Они вместе были в русском лагере.

 Что Кто умер в России?

 Ну, твой отец.

 Нет.

 Нет?  Она недоверчиво улыбнулась.  Уж мне-то виднее; в конце концов, он был моим мужем, хотя из-за Адольфа пожениться нам не удалось.

 Нет, он не мог умереть во время войны, иначе не родился бы я Или он не был моим отцом.

 Конечно, он был твоим отцом. Еще не хватало! Как это понимать? Что за бредовые идеи?

 Ну, я родился в 1957-м, а значит, упасть и тем более умереть во время войны он никак не мог: он зачал меня через двенадцать лет после ее окончания

Она сердито на меня посмотрела.

 У тебя котелок совсем не варит? Просто умора! Но послушай, Карл оставил мне очень много денегпонимаешь ли, он хотел убедиться, что я буду обеспечена, а поскольку он постоянно ругался из-за меня со своей родней

 Почему?

 Ну, он же из Бенцев.

Она умолкла и многозначительно на меня посмотрела.

 Бенцев?

 Да. Даймлер Бенц.

В ее устах имя прозвучало, как восьмицилиндровый автомобиль.

 И почему он ругался из-за тебя с семьей?

 Иногда ты правда туго соображаешь. Почему-почему? Они боялись охотниц за наследством. К тому же Карл был гораздо моложе меня. Это тебе в голову не пришло?

 Сколько же ему было лет?

 Точно уже не скажу. Сорок семь? Ты ведь знаешь, меня иногда подводит память? А может, сорок шесть, в общем, около пятидесяти Да.

 Но я думал, он вместе с папой отбывал заключение в России?

 Да, я же сказала. Ты меня опять не слушал?

 Нет, просто тогда ему не могло быть около пятидесяти Если он был с папой в русском лагере.

Я надеялся, она одумается, хотя было заранее ясно: это невозможно. Противоречия не смущали ее и раньше. Но все же я попытался.

 Ведь тогда он должен был быть примерно твоего возраста.

 Но не был. Он был моложе меня на тридцать лет. Точка. Короче, слушайон оставил на моем счете два миллиона евро. А поскольку мне деньги не нужны, я решила подарить их тебе и твоей сестре.

Она посмотрела на меня с довольным, сияющим видом.

 О, очень мило с твоей стороны, но почему ты не хочешь оставить их себе?

 Зачем? У меня достаточно денег, и жить слишком долго я не собираюсь. Я уже все видела и не хочу скучать. И прежде чем мы отправимся в банк за деньгами, я хочу заехать в «Интерконтиненталь».

Я вопросительно посмотрел на нее.

 Ну, там мы с Карлом праздновали свадьбу, и на следующее утро я забыла свадебное платьепря-я-ямо там. Возможно, оно так и висит в шкафу. Хочу забрать его.

Я пришел с исписанным блокнотом, сел перед матерью и собирался расспросить ее об отцеа она рассказывала о своей свадьбе с Карлом Бенцем.

Я понимал: время, которое я ищу, еще не кануло в забытье. Оно растворялось у меня на глазах. Оставались лишь осколки ее жизни. Отдельные сюжеты повторялись в разных вариациях, соединяясь по-новому, словно картинку разрезали на части, несколько потеряли, а из остальных собрали новое целое. Будто создали в забытьи новую душу.

И мой отец, с которым она прожила всю жизньс тринадцати лет,  мой отец исчез, погиб на войне много лет назад, и его заменил Карл Бенц.

С марта 1945-го до конца 1950-го мой отец был в русском плену. Возможно, годы разлуки преобразились для нее в смерть? Потому что тогда она поверила, что потеряла его, начала принимать его гибель, как многие женщины того времени, и эта смерть долго оставалась частью ее реальности. Возможно, ее иссякающая память снова вернулась туда?

Мы дошли до филиала банка всего за несколько минут. Моя мать целеустремленно направилась к консультанту. Она опустила на стойку свою большую пустую сумку.

 Добрый день, не могли бы вы озвучить сумму на моем счете? Сала Ноль,  сказала она степенным, почти торжественным тоном. После смерти отца она вернула девичью фамилию.

 Конечно, госпожа.

Сотрудник банка вежливо кивнул. Она заговорщически мне улыбнулась. На короткое мгновение я засомневался. Это ведь невозможно. Или?

 3766 евро и 88 центов, сударыня.

Она ненадолго подняла взгляд.

 Нет, я про другой счет.

Похоже, консультант ее не понял. Мама повернулась ко мне и со вздохом покачала головой, словно извинялась за непрофессионализм сотрудника: ему еще следует многому научиться, но она великодушно закрывает на его промах глаза.

 Простите, но в нашем банке у вас только один счет.

 Вот как?

Она неуверенно кивнула, и с ее лица схлынула краска.

 Хорошо, тогда я вернусь завтра, когда будет ваш начальник.

Бедный мужчина вопросительно на меня посмотрел.

 Будем рады, госпожа.

Я осторожно вывел ее прочь.

На улице она прошла несколько шагов и остановилась. Изумленно посмотрела на меня.

 Не могла же я все это придумать.

Я говорил с врачами, добросовестно и старательно описывал все симптомы, самые ранние признаки расстройства и выяснил то, что знал с самого начала. Мне оставалось лишь сопровождать маму на неизбежном пути к тоннелю, чтобы потом, шаг за шагом, отпустить ее во тьму забытья. Психиатр посоветовал посещать ее как можно чаще. Регулярные беседы и общение могли замедлить течение болезни. Визиты давались мне тяжело. Они продолжались, пока у меня получалось проникнуть в ее мир. Чаще всего мне удавалось выстроить четкую картину, когда я оставался наедине с собой и ее голосом.