Эбби Гривз - На краю света стр 5.

У ног Мэри одиноко лежал позабытый пакет мороженого горошка. Пиная его концом ноги, она теребила свой значок. Перевернутые буквы надписи Я здесь, чтобы Вам помочь! начинали расплываться.

 Ну же, Мэри, в чем дело? Я хочу как-то помочь тебе, но ты должна сказать, что происходит. Иначе, сама понимаешь  Дженет неопределенно развела руками.

Мэри понимала ее. Ее продолжали держать в магазине только благодаря Дженет, несмотря на все вопросы, возникающие у более высокого начальства, видевшего ее вахту на станции. Очевидно, она была обязана всегда являться представителем марки «СуперШоп»  как во время работы, так и вне ее. Она и подумать не могла, что людям так важен моральный облик тех, кто раскладывает их покупки по пакетам.

 Я понимаю понимаю  промямлила Мэри.  Он позвонил. Вчера ночью.  Слова вырвались у нее, и теперь, в окружающем их пространстве, начали обретать пугающе реальную форму. Это было то, на что Мэри так надеялась и о чем так мечтала, но она все никак не могла избавиться от ощущения, что это какая-то травма вынудила его обратиться к ней. При мысли о том, что ему плохо, а она не может ему помочь, внутри нее все сжималось.

 Мэри

Дженет не надо было объяснять, о ком шла речь. Только о нем. Она заправила за ухо прядь вызывающе ярко-рыжих волос. На краску для волос была объявлена скидка.

 Я понимаю, это очень странно. За все это время не было ни звукани слова, ни открытки, ни письмаи теперь вот такое?  Подняв глаза, Мэри увидела скепсис во взгляде Дженет.  Я знаю, ты думаешь, я спятила. Может, так и есть. Я и так большую часть времени считаю, что схожу с ума, но не сейчас Не сейчас, когда я снова услышала его голос. Дженет, честное слово, это был он. Я знаю. Он сказал, что я его надежное место. Джим всегда так говорил обо мне. Я просто хочу знать, что с ним все в порядке. Что он не в беде или А что, если я ему нужна? Мне невыносимо

 Да ну. Не накручивай себя. Давай начнем сначала, а?

Мэри попыталась сдержать всхлипывание.

 С чего ты решила, что это он? Он сам так сказал?  Дженет понизила голос, словно говорила с ребенком, проснувшимся от ночного кошмара, который не в состоянии слышать ничего, кроме самых простых утешений.

 Это был его голос. Он соскучился по мне и нашел меня, потому что он сказал, что я всегда была тут, с ним, что я тот человек, который никогда от него не отступался.

 Это все было дома?

 Нет, в «НайтЛайне». Он, должно быть, знал, что я тамну, или как-то выяснил. Может, он был где-то рядом и увидел меня там, или Я не знаю почему, но я знаю. Вот тут.  Мэри так стукнула себя в грудь, что Дженет испугалась, не останется ли там синяка.

Она взяла Мэри за руку и сжала ее между ладоней.

 Ладно, это ничего.  Вытащив из кармана салфетку, Дженет дала ее Мэри.  Смотри, лапуля, я не знаю, что тебе сказать. Я всегда знала, что у тебя есть голова на плечах, так что я и сейчас не буду в этом сомневаться. Мы поговорим завтра, а сейчас, думаю, тебе стоит пойти домой. Я напишу, что ты заболелаэто ничего, нормально. Просто иди домой и ляг. И оставайся вечером дома, хорошо?

Мэри, прижав к глазам кулаки, чтобы сдержать слезы, предпочла проигнорировать этот вопрос.

 Спасибо. И прости меня за это.

 Ничего страшногоа для чего еще нужны друзья, а?  Дженет сжала плечо Мэри.  Ладно, мне надо бежать. Ты иди потихоньку И, знаешь, не говори об этом никому, ладно? Мне тут еще только восстаний не хватало. А если кто спросит, скажи, у тебя просто мигрень. Сволочи они все.

Мэри старалась проводить в своей квартире как можно меньше времени. Своими размерами та больше напоминала комнату в общежитии, но это было лучшее, что она могла себе позволить. Там была кухня, она же гостиная, крошечная спальня и ванная с самым громким в мире краном. Она, в общем, отвечала всем нуждам Мэри, притом что у нее все равно не было слишком много вещей, но иногда она смотрела на этот серый казенный ковролин, на потрепанные облезлые обои и думала, как же она оказалась здесь в свои сорок, когда ее тридцать казались такими многообещающими?

Мэри понимала, что после исчезновения Джима она могла винить в своей изоляции только саму себя. Мать время от времени звонила ей, но Мэри всякий раз говорила с ней легким радостным голосом и под любым предлогом уклонялась от ее визитов. Все три ее младших брата, ни с кем из которых она не была особо близка, уже завели собственных детей; и даже бывшая тусовщица Мойра, ее старинная подруга из Белфаста, была замужем, имела двоих детей и ждала третьего. Это само по себе было достаточным поводом для потери связи, но в глубине души Мэри зналатот факт, что она не отвечает на звонки и смс, не прошел незамеченным.

У нее были знакомые в Лондоневолонтеры в «НайтЛайне», Дженет,  но все они были в достаточной мере случайны. Это не значило, что ее не приглашали в разные места, но Мэри от всего отказывалась. Все равно большинство событий приходилось на вечер, а все знали, что в это время она будет на станции. Сначала они пытались уговорить ее пропустить день-другой. Дженет была особенно настойчиваона хотела, чтобы Мэри вообще прекратила эти вахты с табличкой.

В первое время Мэри была настороже. Кто Дженет такая, чтобы говорить Мэри, как она должна справляться со своей потерей? Но со временем она поняла, что таким образом Дженет заботилась о ней. Однажды Мэри почти попыталась объяснить ей причины своей вахты. Для нее самой они всегда были очевидныкак рамки, поддерживающие само ее существование в отсутствие Джима. Потому что мне нужно делать хоть что-то; потому что я обещала всегда быть его надежным местом, что бы ни случилось; потому что любовьэто не что иное, как терпение. Но у нее сжалось горло, и она пробормотала ту же отговорку, которую всегда использовала, отбиваясь от подобных вопросов: Всем надо как-то устраиваться.

Теперь, захлопнув за собой входную дверь, Мэри направилась прямо в ванную, умыть распухшее лицо. Взглянув в зеркало, она с трудом узнала девушку, на которую сворачивали шеи по пятницам на Атриум-роуд, ту самую, что приворожила Джима на месте, похитила его сердце и направила по новому пути. Он всегда называл Мэри красавицей. Но одно делосказать это кому-то, а совсем другоезаставить его в это поверить. Всякий раз, как руки Джима замирали, когда он расстегивал ее платье, или он застревал гребнем в ее волосах, расчесывая их, она обретала еще немного уверенности в своей красоте.

При одной только мысли о его руках, бегущих по ее шее, ей стало больно от тоски. Она вышла в коридор, чтобы снова схватить свою сумку, но в спешке задела по пути шаткий шкафчик. Его содержимое вывалилось на поли среди прочего все записки, которые Джим написал ей, лежавшие в обувной коробке с краями, потрепанными от частых прикосновений.

Мэри опустилась на колени. Сейчас было совсем не время копаться в воспоминаниях. Джим позвонил ей, и, пока она не узнает, в чем дело, она должна нести свою вахту с удвоенной силой. Вообще-то она уже давно должна быть с табличкой на станции. Что, если он пришел туда, как в старые времена, после долгой смены, ожидая увидеть, что Мэри ждет его возле турникетов? Шансы на это были выше, чем всегда. И оказаться не первой, кто увидиткто обнимет его,  было совершенно немыслимо.

Она сгребла рассыпавшиеся воспоминания, но глянцевые картинки и скользкие кусочки ламината вырывались из ее дрожащих пальцев. Джим обычно покупал все это, где бы он ни был, и в Англии, и за границей, надписывал их по возвращении и, пока Мэри спала, распихивал везде по дому, чтобы она отыскивала их. Тут были открытки с Мостовой гигантов, с каждым туристическим видом Лондона, одна с конференции в Сингапуре, одна из Вашингтона. Она перевернула открытку, лежащую сверху. Кажется, это из Бразилии.

Мэри знала эти слова наизусть. Раньше, когда она не могла спать от тоски по Джиму, она приходила сюда и перечитывала все открытки по очереди, как будто, собранные вместе, они составляли сказку о счастливых временах, которая могла ее убаюкать. Но в последние годы она стала строже к себе. Она старалась заглядывать в коробку не чаще чем раз в неделю, и только тогда, когда волновалась, что может забыть какую-нибудь из его фраз.