Сесилия надавила пальцами сильнее и подалась к нему. Он беспокоился, что она сейчас свалится со стула.
Но разве тебе не хочется повеселиться?
Он аккуратно убрал ее руку и положил ей на колени.
Думаю, мы по-разному представляем себе веселье.
Это, похоже, задело ее, но она быстро пришла в себя.
Что я хочу сказать, прошептала она, это что у меня К-О-К-С в сумочке.
Она указала на бледно-желтую сумку под барным стулом.
Что у тебя?
Возможно, он неправильно расслышал. Она даже не поняла шутку про бонг.
К-О-К-А-И-Н. Когда поднимемся наверх, можем подурачиться.
У Йеля пронеслось в голове множество мыслей, и главная из нихчто утром Сесилия будет в ужасе от своего поведения. Ему было так неловко за нее, что хотелось согласиться и занюхнуть дорожку прямо здесь, на стойке бара. Но в последнее время его сердце выдерживало не больше одной чашки кофе в день. А траву он не курил наверно год.
Он посмотрел на нее самым добрым взглядом, на какой только был способен, и сказал:
Мы закажем тебе большой стакан воды, и ты съешь немного хлеба. Спать можешь допоздна, а когда будешь готова, я поведу машину до самого Чикаго.
О, ты думаешь, я напилась.
Да.
Да я в порядке.
Он пододвинул к ней хлеб и воду.
Сесилия могла потом припомнить ему это, попытаться подставить его с будущими завещательными дарами галереи, но это было маловероятнотеперь и у него был на нее компромат. Он не собирался шантажировать ее, ничего подобного, но это могло выровнять их весовую категорию.
Когда проснешься, сказал он, не волнуйся на этот счет. Поездка была хорошей, верно?
Еще бы, сказала она. Для тебя.
Утром Йель заказал оладьи и кофе. Прошлым вечером, провожая Сесилию до комнаты, он оставил записку, на случай если она не вспомнит их план, он положил листок на комод: «Я буду внизу, спускайся, когда будешь готова».
Он читал «Адвоката округа Дор» и «Трибуну», и в последней нашел две статьи, о которых стоило сказать Чарли: в одной обсуждалось, не отменить ли Счастливый час, вторая была редакционной статьей о ничтожных тратах Конгресса на СПИД. Уже то, что люди говорили об этом, что «Трибуна» уделяла этому внимание, казалось маленьким чудом. Чарли был прав; он сказал, что им требовалось односмерть знаменитости. И вот, пожалуйста, жертвой СПИДа пал Рок Хадсон, не посмевший признаться в своей ориентации даже на смертном ложе, и не прошло пяти лет после начала эпидемии, как появился хоть какой-то отклик в СМИ. Но этого было мало. Чарли как-то поклялся, что, если Рейган в кои-то веки снизойдет до речи о СПИДе, он пожертвует пять долларов республиканцам. («А в сопроводительной записке, сказал Чарли, напишу: Я облизал конверт своим большим гейским языком».) Но теперь хотя бы Йель слышал какие-то разговоры в надземке. Он слышал, как два подростка шутили на запретную тему в холле отеля, где он встречался с донатором. («Как сделать фрукт овощем?») Он слышал, как одна женщина спрашивала другую, не опасно ли ей и дальше стричься у голубого парикмахера. Нелепо, конечно, но это было лучше ощущения, словно ты живешь в какой-то параллельной вселенной, где никто не слышит твоего крика о помощи. Теперь же люди как будто слышали, просто им было все равно. Но разве это не прогресс?
Сесилия показалась в 10:30, одетая в отглаженные слаксы и свитер, с макияжем и уложенными волосами.
Погода намного лучше! сказала она.
Ты в порядке?
Я отлично! Представь себе, даже без похмелья. На самом деле я не так уж напилась. Мило, что ты обо мне беспокоился.
Он вел машину, а Сесилия сидела, приложив голову к окошку с пассажирской стороны. Он старался объезжать выбоины, поворачивать плавно. Они почти не разговаривали, не считая обсуждения стратегии на случай, если картины окажутся подлинными. Йель возьмет на себя Нору и ее семью, пока не придет время оформлять завещательный дар, и тогда, если будет нужно, к нему подключится Сесилия.
Йель взглянул на желтую сумку в ногах Сесилии, в которой, как он знал, лежал пакетик кокаинаесли только она не приняла его этим утром, что было по ней не заметно. Если их остановит полиция и машину обыщут, их обоих арестуют. При мысли об этом он даже сбавил скорость.
Он сунул руку в карман блейзера, вытащил горсть «M&Ms» и предложил Сесилии. Она взяла одно драже.
Ты был знаком с ее племянником, сказала она.
Внучатым племянником. Он был моим первым настоящим другом в городе.
Надеюсь, сказала она, это не замутняет твое восприятие.
2015
Фиона не отдавала себе отчета, что у нее в голове уже сложился некий образ частного детектива, пока они с Сержем не оказались с ним лицом к лицу, за круглым столиком в «Café Bonaparte». Глядя на этого миниатюрного тихого человека, она осознала, что рисовала себе неловкого типа в плаще, потливого жандарма в отставке, который в конце концов оказался бы гением. Но Арно («Можете звать меня Арнольд», предложил он на безупречном британском английском, словно считал ее неспособной произнести простой звук «O») был словно свежезаточенный карандашна маленьком смуглом лице выделялся острый нос. Не то чтобы она хотела себе киношного детектива. Это был не киношный случай. Если Клэр действительно в Париже, найти ее не должно составить труда. Другое делоуговорить ее на встречу.
Арно взял чек, который она протянула ему, и убрал в нагрудный карман. Он склонился над своим фруктовым салатом и быстро задавал вопрос за вопросом, пока ел.
Как ее французский? Вашей дочери?
Фиона взглянула на свой сырный омлет; она перед этим была так голодна, но теперь не могла заставить себя взять в рот еду.
Она учила его в старшей школе.
Лисэ, пояснил Серж.
Серж, который привез сюда Фиону (она сидела на мотоцикле, обхватив его за талию и закрыв глаза), решил остаться и заказал эспрессо, и теперь, похоже, чувствовал потребность оправдать свое присутствие.
Когда Клэр была в шестом классе, Фиона попробовала применить к ней тот же довод, что когда-то испытала на себе: «Ты ведь немного кубинка, сама знаешь. Не думаешь, что испанский» А Клэр сказала: «Но я и француженка. А еще моя ДНК на девяносто девять процентов совпадает с мышиной. Мне что теперь, учиться пищать?»
Теперь же Фиона сказала:
Но я не знаю, давно ли она здесь. Возможно, три года.
Три годаэто когда она ушла из секты?
Да, сказала Фиона, но
Она не знала, что еще сказать. Что-то о том, что из секты никогда нельзя по-настоящему уйти. О том, что сперва была просто эта секта, а потом возникла личная секта Клэрее поклонение Курту Пирсу. Один лидер и одна последовательница.
И вы полагаете, она сейчас в Париже.
Ну
И неожиданно она не смогла вспомнить, почему она была так уверена, что видео было снято в Париже. Была ли на заднем фоне Эйфелева башня? Нет, но это видео было о Париже. Как же она устала. Стоило ей повернуть голову, и зрение размывалось.
Вы смотрели видео? спросила она.
Она послала ему ссылку, когда они первый раз списались на этой неделе.
Он кивнул, достал тонкий ноутбук из сумки у себя в ногах, открыл его одним плавным движением и запустил видео. То, что во французском кафе был вай-фай, показалось Фионе неправильным. В ее сознании Париж застыл в 1920-х. Это всегда был Париж тети Норы, сплошь роковая любовь и туберкулезные художники.
Метка на третьей минуте, сказала она.
Десять дней назад соседка Клэр по колледжу, Лина, прислала ей ссылку на ролик с Ютьюба со словами: «Кто-то прислал мне это, спрашивая, не Клэр ли там, на третьей минуте. Я не уверенадумаешь, правда?» Но тупой компьютер Фионы не мог промотать видео, так что ей пришлось сидеть и смотреть все эти минуты «полезных советов любителям семейного отдыха» для туристов зажиточного среднего класса, собирающихся вытащить детей во Францию. Карусели, горячий шоколад в ресторане «Анджелина», лодочки на пруду в Жардэн-дю-Люксамбур. А затем возникла стриженая под мальчика ведущая и стала пятиться по мосту, рассказывая о художниках, «запечатлевающих этот вид, чтобы вы могли взять его домой». И там, позади ведущейтеперь на экране Арносидела женщина на складной табуретке, щурясь на маленький холст, неловко касаясь его кисточкой, словно по указке. Была ли она похожа на Клэр? Да. Но чуть полнее, а ее волосы были схвачены стильным платком. «Как знать, воскликнула ведущая, и может даже в сопровождении своих enfants!» Эти слова относились к девочке, совсем еще крохе, которая возилась с какой-то маленькой красной игрушкой у ног женщины.