А ведь было что-то еще, какая-то мистика. Сидя там, я внезапно ощутила, что этот человек изменит мою жизнь. И не могла сказать, к лучшему или худшему. Но перемены будут значительными. Я не относилась к тем, кто верит в предзнаменования, поэтому занервничала. Руки задрожали. Лежавшая на столе рука Эрика с плоскими, окрашенными никотином ногтями находилась всего в сантиметре от меня. Я уставилась на нее. Возникший в груди жар растекся по всему телу. Стало пульсировать в висках.
Вокруг нас, как ни в чем не бывало, продолжалось собрание. До меня доносились отдельные слова о графике автомобильных поездок и вентиляции, которая никогда не работает. За это время я успела осторожно подвинуть к его руке свою чашкуон ведь не успел налить себе кофе на кухне. Краем глаза заметила, как он протянул руку и ухватился за чашку; как раз в этот момент наши мизинцы соприкоснулись, и меня дернуло током. По-настоящему, статическим электричеством. Раздался треск, и сидевшие за столом обернулись ко мне.
Ты хочешь что-то добавить, Эбба?
Подняв брови, Лина окинула меня взглядом.
Я отрицательно покачала головой в ответ.
Любовь с первого взгляда, как удар молнии. Я слышала о ней, но сама никогда не испытывала.
Вот так все началось.
С электрического разряда, прошедшего через все мое существо и взорвавшего его. В результате моя прежняя жизнь растаяла как дым.
* * *
Ну как взрослый мужик может в помещении сидеть в кожаной куртке? задала я вопрос Тому, придя домой и сев за стол, чтобы съесть приготовленный им ужин. Я хочу сказать, что он так и не снял ее, пока собрание не закончилось.
Может быть, мода на кожанки возвращается.
Том ставит на стол тушеную чечевицу и тофу. Но есть мне не хочется. Резь в животе не отпускает.
Ему пришлось уйти к зубному в три. Это в первый-то рабочий день. И еще от него разит табаком.
Выдай ему жевательную резинку.
Иногда твое сочувствие граничит с провокацией, отвечаю я.
Но не мне же с ним работать.
Пожав плечами, Том протягивает мне сервировочную ложку. Я пристально смотрю на него. Вот онмужчина, которого я часто привожу в пример в книгах по самопомощи; я неоднократно говорила, что без него не справлюсь.
Мой лучший друг. Спутник моей жизни.
В то время я пользовалась популярностью, и мои фотографии украшали обложки журналов, для которых я сегодня лишь составляю кроссворды. Мой возраст едва перевалил за сорок, а я уже знала ответы на все вопросы. Периодически ездила по страневыступала с лекциями, рассказывала о своих книгах и вживую проводила «Лабораторию любви». Я рано нашла свою нишу в тренингах по развитию отношений; главное в семейной жизниэто терпение и выносливость. Глядя, как тяжко приходится разведенным парам с детьми, становится ясно, что лучше сохранять отношения, пытаясь извлечь из сложившейся ситуации максимальную пользу. Посмотрите на нас с Томом! Наш союз не только не распался, напротив, мы овладели искусством конструктивной ссоры и научились уважать личное пространство друг друга. Паре не может быть все время весело, но, с другой стороны, и скука не опасна. Большую страсть я называла мифом. Говорила, что длительные отношения должны выдерживать натиск импульсивности. И что любовь строят вместе, по кирпичикам.
Но в последние годы, несмотря на успехи, я ощущала пустоту. От того, что все уже пережито, проанализировано, достигнуто. Что мне оставалось? Неужели ничего нового? Возможно, именно это чувство сделало меня восприимчивой к хаосу. В глубине души я устала рассудительно умничать и приводить примеры. Устала от предсказуемости и знаний о том, каким все должно быть в идеале. Я так долго рассматривала других и себя под лупой, что разучилась отстраняться, чтобы увидеть целое.
Развязанные шнурки. Сумка с ключами от съемной квартиры.
Эти два кадра неотступно преследовали меня. Они и слово «тимофеевка».
Той ночью я не могла уснуть.
* * *
В столовой играет классическая музыка, приглушенно звучит какой-то фортепьянный концерт. Для меня одной накрыт небольшой, но изысканный завтрак с выбором блюд. Других постояльцев не видно. Как и персонала. Беру себе йогурт с яблоком и корицей «от директора пансионата» и усаживаюсь с блокнотом за столик у окна.
Я записала несколько вопросов перед сегодняшней встречей с Вероникой: «Можно ли отделить себя от другого человека, прожив шестьдесят лет вместе? Что означает «слиться воедино»? Существуют ли грани прежнего «я», которые стираются без остатка? Может быть, они вернулись сейчас, после кончины супруга? Влюблялись ли они с годами в других? Как они решали этот вопрос? Как мирились после ссор? Как им удалось сохранить любовь спустя полстолетия?».
Я почему-то нервничаю, когда бреду в сторону «Сосновой рощи». В прежние годы я никогда не волновалась. Начиная журналистский путь с должности новостного репортера на местной радиостанции, я разъезжала по разным заданиям, прихватив с собой тяжеленный кассетник «Награ». Многие репортеры зарабатывали себе травмы суставов из-за того, что носили оборудование на одном плече. У старых опытных репортеров были совершенно кривые спины, но это считалось производственной травмой и вызывало определенную долю уважения. Профессиональная среда тех лет чаще могла похвастаться сильными характерами. Один из моих первых начальниковстарый международный корреспондентобычно начинал свой день со стакана молока с водкой, потому что, по его собственным словам, желудку так приятнее. В наше время люди предпочитают не афишировать ни привычку пить вино из коробок, ни свои мелкие личные неурядицы.
Диктофон на мобильнике вполне годится для интервью, хотя я предпочитаю делать записи от руки. Собеседник при этом, по крайней мере, меньше нервничает.
Пройдя мимо продовольственного универсама и киоска с тайской едой, иду вперед по тихой дороге среди частных коттеджей.
Стоит жара и безветрие. Солнце уже палит вовсю. На лестнице какого-то дома спит рыжий кот. На некоторых старинных окнах еще остались небольшие старомодные зеркала, расширяющие обзор, чтобы наблюдать за тем, что творится на улице. У других рамы затянуты кружевным тюлем, защищающим от посторонних взглядов. Похоже, дома пустуют, здесь не живут. Скорее всего, это просто дачи богачей из больших городов. В окнах выставлена несуразная смесь художественной керамики, серебряных подсвечников и анонимных посланий, выложенных резными деревянными буквами, выкрашенными в белый цвет.
Дом престарелых «Сосновая роща» занимает здание современной постройки с застекленными балконами. В освещенном тусклым светом холленизкие потолки и блестящий серый линолеум на полу. Где-то вдалеке слышны приглушенные голоса и звон посуды. По левую сторону расположено что-то типа общей гостиной с окнами во двор и двумя красными диванами. На одном из них кто-то лежитотдыхает. По телевизору показывают трансляцию парламентского заседания. Девушка выставляет на стол чашки. «Камилла», успеваю я прочитать на ее бейдже.
Извините, я пришла навестить Веронику Мёрк, обращаюсь я к девушке. Вы не знаете, в какой квартире она проживает?
Девушка разглядывает меня.
Выродственница?
Нет, но мы договорились о встрече. Меня зовут Эбба Линдквист. Я журналистка, собираюсь взять у нее интервью.
Вот это да! Я не знала. Ее редко навещают, у нее ведь нет детей.
Вытаскивая из заднего кармана массивную связку ключей, она кивает в сторону термоса с помпой.
Возьмите с собой наверх две чашки кофе. Свежезаваренный, она обычно просит в это время. Только сахар не забудьте. И горсть печенья прихватите. Она пододвигает ко мне коробку с хрустящим овсяным печеньем. Там на улице так же жарко, как здесь?
Да, отвечаю я. Еще жарче.
Система кондиционирования не справляется, мы не привыкли к такой жаре. У многих тепловые удары. К Середине лета все уже успеет отцвести, это же безумие какое-то. Я сказала вам, что Вероника живет на третьем этаже? По левую сторону. Имя указано на табличке, лифт вон там. Камилла указывает на застекленный лифт размером с маленькую однокомнатную квартиру. Можете передать ей, что сегодня доставка обеда задерживается, они только что звонили. Но в любом случае на обед сегодня треска в яичном соусе.