Только что вновь поднятое настроение Оливером, провалилось в канаву с дерьмом.
Мой лучший друг меня любит. Не бывает такой дружбы. Это игра в одни ворота.
Слова Оливера эхом звенели в ушах.
Эй, нежно стукнул меня кулаком в плечо Оли, хватит думать об этом дерьме. Ты вообще хоть раз представляла меня возле гробницы Фараона?
Безусловно, поморщилась я, но в той ситуации, где ты танцуешь на его саркофаге или мастабе.
Ты только представь, если бы таким был я? заулыбался Оливер.
И что?
Вам бы пришлось помереть в моём склепе вместе с животными.
Не пришлось бы.
Вымои подданные и приближённые.
Ты тронулся умом, Блайт. Такая традиция имела место быть, но она слишком скоро прекратилась. Людей не хоронили заживо. Им придумали замену в виде деревянных кукол, чтобы ты знал. С тобой бы померли брёвна.
Вот же дерьмо, усмехнулся друг, что за придурок передумал так делать?
Гуманный придурок.
Оливер закатил глаза и скорчил смешную рожицу, из-за чего я просто не смогла ни хихикнуть. Как бы там ни было, ему снова удалось поднять моё настроение такими глупыми разговорами. Я напоминаю волну, которая то вниз, то вверх.
Как ты вообще собираешься махать кисточкой над косточкой в пару дюймов?
Ты о чём?
Как ты сможешь усидеть на одном месте такое количество времени? У тебя же торпеда в заднице.
Я люблю познавать что-то новенькое, пошевелил он бровями, дав недвусмысленный намёк.
Камасутру уже открыли, Оли, второй такой не существует.
Кто знает, может она покоится в каком-нибудь из склепов, куда я буду пробираться в очередной командировке.
Тогда тебе придётся зависать над одним предложением по месяцу, чтобы сделать перевод.
Похрен, если я познаю это первым.
Чокнутый, закатила я глаза с улыбкой на губах, когда Оливер подмигнул мне, твой дружок перестанет работать, когда ты сделаешь полный перевод.
Он и в гробу будет работать.
Хохотнув, я покачала головой. Но возможно Оли прав. Тестостерона в этом парне больше, чем мозгов.
За своими разговорами, мы пропустили начало лекции, где велись бурные споры между студентами и профессором. Прислушавшись, я поняла, что тема сегодняшних споровлюбовь.
Как иронично и символично, судьба.
Некоторые из студентов с пеной у рта доказывали, что любовьэто химия, реакция которая не может длиться вечно, рано или поздно она прекращается, а вечный двигатель ещё не был изобретён; другие же утверждали, что те, кто так говорит, просто напросто никогда не испытывали этого окрыляющего чувства.
Чушь.
Это чувство окрыляет, но окрыляет только изначально, дальше всё становится не таким уж красочным. Вы приедаетесь, друг к другу, как утверждал Диего. И сейчас я с ним согласна. Конфетно-букетный период проходит, сменяясь на бытовуху. Мои отношения с Арчером начались внезапной вспышкой, ею же завершились. И виной тому, что они прекратились, косвенно стали родители. Именно им принадлежит взгляд на меня, как на собачье дерьмо рядом с Арчером, будто я его недостойна. На данной почве началась моя ревность, потому что люди, которых я должна называть папа и мама, на моих глазах знакомили моего парня с их знакомыми принцессами, будто подыскивали новую партию получше.
Боль начала разрывать с неимоверной силой, словно в сердце медленно вводили иглу. Слёзы спешно зажгли глаза и заставляли задыхаться. Мои проклятые родители настолько дерьмовы, что невозможно выразить. У меня нет подходящего слова для них.
Им не удалось водить за нос Арчера, он был умнее. Он поддерживал тем, что сразу представлял меня, как свою девушку, потому что родители не соизволили сделать даже этого. Я всей душой ненавижу их, потому что они стали теми, кто поровнял мою самооценку с дном. На этой почве, я стала ревнивой и когда ревность дошла до крайней степени безумия, Арчер вымотался что-либо мне доказывать, решив поставить в отношениях точку. Я до их пор помню и испытываю ту боль, которую он подарил мне словами:
Нам нужно разойтись, Грейс. Я устал. Больше так продолжаться не может.
Я не была ранена. Я была убита.
Сейчас я так благодарна Алану, который морочился со мной, как с инвалидом, который не хочет даже двигаться. Он в прямом смысле кормил меня с ложечки, чтобы я не превратилась в живого мертвеца. Мой друг. Мой самый лучший друг. На тот момент он уже любил меня, а я была слепа, либо просто не хотела это понимать. Я причинила ему столько боли, когда рассказывала обо всём. Я даже представить не могу, что было бы со мной, если бы Арчер начал рассказывать мне то, какие у него прекрасные отношения, как он влюблён и счастлив с другой в те дни, когда я любила его до потери памяти. Алан всё вытерпел и пережевал, даже глазом не поведя. Теперь моё сердце болезненно сжалось из-за него.
Но Арчер сделал правильно. Никто не должен вечно терпеть чьи-то заскоки и дерьмо, которые этот человек сам себе придумал. А именно такой была я, как жаль, что понимание приходит только сейчас.
Любовьэто боль, произнесла я на одном дыханий, и десятки взглядов тут же устремились в мою сторону. В аудитории повисла тишина, было отчётливо слышно, как по трубам гоняются потоки воды.
Повторите, пожалуйста, мисс Мелтон, немного улыбнулся профессор Говард.
Любовьэто боль, глухо ответила я.
Объясните своё мнение, кивнул он, подначивая меня на монолог, которого я не хотела. Искоса я поймала взгляд Оливера, ошарашено смотрящий на меня, словно я ляпнула то, что это солнце крутится вокруг земли, а не земля вокруг солнца.
Что бы вы не делали, рано или поздно вы причините друг другу боль. Она может быть физической, выражаясь потасовками, может быть вербальной в виде слов, но ещё может быть душевной. И две последниесамые тяжелые формы. Они словно ВИЧ и СПИД. Сначала вас атакует вирус с аббревиатурой ВИЧ, делает уязвимым и слабым, со временем он приобретает завершающую стадию СПИД: ту, где вы ослаблены и больше не можете сопротивляться. Ваш иммунитет бессилен. Он подвергается всем болезням. Каждое слово станет новой иглой, которую раз за разом втыкают в одну и ту же вену на протяжении длительного количества времени. Даже если вы будете пытаться вылечиться, начнёте принимать лекарства и терапииничего не выйдет. Болезнь уже есть. Она сидит внутри и медленно убивает вас с каждым новым днём и с каждым новым словом. Вы чувствуете это, ваша душа болит, мучается и медленно стирается в пыль.
В аудитории повисла тишина. Профессор Говард и вовсе помрачнел. Наверняка каждый ожидал от меня пламенных речей о красивой и сказочной любви, о которой я грезю во снах и наяву. Но все куда печальней. Конечно, многие догадались, что подобное есть за моей спиной, но я скажу больше: это камень, повисший на моей шее.
Друзья, время обеда, через силу улыбнулся профессор, таким образом, завершив лекцию.
Меня могут закидать камнями в виде косых взглядов, но я лишь высказала собственное мнение, завуалировав в словах свой горестный опыт. От меня просили мнениея его высказала. Оно не такое красивое, как хотелось бы, но оно правдивое. Это мой чертовски болезненный опыт.
Собрав вещи в сумку, я выскочила за порог аудитории, со всех ног помчавшись только к одному месту, которое поможет уйти от мрачных мыслей. Шокированный взгляд Оливера чувствовался до тех пор, пока я не скрылась за углом.
Как только ноги добежали до поля и усадили моё тело на мягкую траву, я скинула с рук кисти, краски, полотно и ведёрко. Наушники тут же оказались в ушной раковине, а первые ноты песни Leona LewisBleeding Love донестись до сознания.
Моё главное кредо то, что я гоняю один и тот же трек весь период рисования. Так происходит всегда, и Алана это всегда вводило в ступор, потому что рисовать я могу час, а могу пять часов.
Нанося последний штрих, который придавал картине полноту, законченность и всю суть моих эмоций, меня выдернули из «дзена». Сам Диего Фуэнтес сел ко мне. Подвинув одну ногу к груди и обнимая её, он вытащил один наушник из моих ушей и воткнул себе.
Что? скучающе спросила эта наглая морда, когда заметила миллионы оттенок удивления на моём лице.
Какого хрена ты тут делаешь, Фуэнтес?
У меня был тяжёлый день, так что заткнись и дай мне послушать музыку, которая, кстати, полное дерьмо. В следующий раз попроси меня скинуть тебе хороший плейлист. Но зато я теперь знаю, почему ты такая злая: музыкаоснова отличного настроения.