Слышу, как Саманта делает тяжелый вздох, и жду, когда она скажет то, что написано у неё на лице. Но она молчит также, как и я. С минуту мы просто смотрим друг другу в глаза, пока дверь не открывается, и в комнату не заходит Оливер. Привычная для него маска весельчака придурка слетела в тот же миг, когда он узнал последние новости.
Он откашливается, думая, что мы в состоянии гипноза смотрим на него, и всё, что он скажет, на нас не подействует. Скорее всего, это именно так.
Машина уже приехала, вы выходите или останетесь здесь? хрипло говорит он, смотря на меня. Он понимает, что из присутствующих я разбита больше всех.
Саманта кивает и встаёт с кровати, поправляя длинную чёрную юбку. В начале года она говорила мне, как ненавидит этот цвет, потому что он ассоциируется у неё с похоронами её деда. Насколько ей сейчас тяжело хоронить второго человека в своей жизни и знать, что он будет не последним. Мне хотелось спросить у неё это, потому что я впервые на таком мероприятии, но я не могла найти нужных слов, а звуки не хотели исходить из моего горла.
Оливер молча покидает комнату. Сам доходит до двери и оборачивается в мою сторону. Может, она ожидает того, что я тоже должна выйти? Сейчас я думаю, что это худшее решение в жизни. Здесь, в комнатке, я словно в куполе. Который, покинув, мне придётся принять неизбежное.
Тебе больно, шепчет она. Первая слеза катится по её щеке, и я замечаю, что сегодня она не накрашена. Хотя обычно она наносила хотя бы пудру, считая, что так она создаёт щит. Видимо, её броня раскололась так же, как и у нас всех.
Горло саднит, потому что со вчерашнего дня я не пила и не говорила.
Больно, я не подтверждаю её слова. Она прекрасно все знает. Здесь совершенно другой подтекст, который понимаем только мы.
Новый вихрь слёз накатывает на неё, из-за чего она поднимает голову вверх, пытаясь загнать их обратно. Стоит ли говорить, что вчера я делала то же самое, но ничего не помогло. Единственное верное решениедождаться, пока слёзы кончатся, что сделала я.
Я хотела рассказать тебе ещё вчера, но все мы были так убиты горем, а особенно ты, что я просто не нашла в себе сил разбить тебя ещё больше.
Что ты хотела сказать мне, Саманта? настойчиво спрашиваю я. Всё, что касается Алана, я хочу знать и буду знать. Потому что это единственное, что осталось от него. Единственное, что может объяснить его поступок, чем он руководствовался.
Она сглатывает.
Я, правда, не знала
Не тяни. Мне плевать на всю эту хрень с «знала» или «не знала». Скажи мне, и мы поедем, нетерпеливо ворчу я, чувствуя, как паника во мне нарастает. Я знаю, что услышу сейчас. И это убьёт меня ещё больше.
В баре недалеко отсюда работает мой друг Келтон, он позвонил мне вчера вечером, когда я была неподалёку.
По телу промаршировали множество мурашек, а пот уже катился вниз по спине.
Что он сказал тебе? моё сердце сейчас бьется быстрее, чем у любого человека.
Я вижу, как маска боли, сочувствия и стыда застывает на лице Саманты, но я не могу попросить её остановиться.
Он сказал, что мой друг сидит в баре, напиваясь до отвала башки, смотрит на фотографию какой-то блонди и говорит с ней, периодически целуя фото. Он также рассказал, что этот парень нарвался на парочку в чёрных косухах и после того, как они надрали ему зад, он ушёл куда-то в сторону кампуса, слёзы вновь хлынули из её глаз, она практически падает мне в ноги, я знала, что это Алан, а на фото ты. Нетрудно было догадаться. Но я решила, что вы сами с этим разберётесь. Прости меня, Боже, Грейс. Если бы я только знала
Она продолжает сквозь слёзы шептать мне извинения и, в конце концов, падает на пол, закрывая лицо руками.
Как я и думала, вина в его смерти полностью лежит на мне. Ненависть и отвращение к себе накрывает меня волной, отчего я также, как и Сам, падаю на пол рядом с ней. Она рыдает, я молчу, уставившись неизвестно куда. Если бы сейчас зашёл врач, то нас бы определили в психушку, но я ещё здесь, как и она, так что мы продолжаем заниматься своими делами.
Прости меня, шепчет она, задыхаясь в слезах.
Я не смотрю на неё. И так знаю, что увижу. Это принесёт мне ещё больше боли.
Не надо. Это не твоя вина.
Не смей так говорить, ни с того ни с сего, она начинает кричать на меня. Взяв меня за плечи, она впивается в них ногтями и яростно трясёт меня, это не только твоя вина! Она общая. Мы все виноваты в его смерти.
Причём здесь вы, Сам? О какой вашей вине может идти речь? Я врала ему, я врала своему лучшему другу, слышишь? Я разбила его сердце, доверие, жизнь. Я, а не вы.
Не смей говорить так. Мы все знали обо всём, но молчали. Если бы никто не врал ему изо дня в день, он бы не почувствовал себя человеком, которого все предали, он бы не умерв агонии кричит она, на последних словах затихая.
Минус один человек. Она так же, как и остальные, признала факт его смерти. Осталась одна ятрусиха и лгунья.
Хорошо, кто-то говорил, что нужно делать вид, что понимаешь психов, чтобы псих перестал зверствовать, отпусти мои плечи, подними задницу и пошли. Сегодня не день для разборок.
Да, ты права. Но мы поговорим об этом, ты же знаешь это? вставая, говорит она, продолжая держать меня за руку.
Когда я молчу, она вдавливает ногти сильнее, отчего я визжу.
Да, да, да, я знаю, только отпусти меня, чертова женщина-кошка. Ночью я отрежу твои ногти, клянусь.
А я уже думала, ты никогда не вернёшься к прежней Грейс, чуть улыбается она, пока закрывает дверь комнаты.
Не дождёшься, сучка. Я замучаю вас всех до смерти, и преподам урок Алану на том свете, мне ни капли не до шуток, но смехмоя защитная реакция. Так должно быть.
Саманта сплетает наши пальцы, пока мы идём к выходу из кампуса и направляемся на парковку.
Я знаю, что ты доведёшь меня. Уверена, что доведёшь всех, тихо хихикает она, а затем посылает мне настороженный взгляд, он уже знает об этом?
Проглатываю горечь.
Он был рядом со мной, когда ты позвонила.
Тогда иди, думаю, сейчас он нужен тебе, как никто другой, она указывает в сторону.
Диего стоит, облокотившись на свою машину, и с сочувствием смотрит на меня, закуривая сигарету. В сердце что-то щёлкает, я отпускаю руку Саманты и бегу к Диего. Он тут же выкидывает окурок и ловит меня, когда я с разбегу прижимаюсь к нему, обвивая руками шею, до которой с трудом дотянулась. Аромат его парфюма, смешанный с мятой и табаком, действием на меня, как слабительное. Как же он мне нужен.
Спасибо, найдя в себе смелость, шепчу я.
Он сильнее прижимает меня к себе.
Я так и думал, что буду нужен тебе сегодня, хмыкает он мне в волосы.
Ты всегда будешь нужен мне, Диего.
Я знаю, он отодвигает меня от себя и целует в лоб, чувственно касаясь кожи своими мягкими губами, и шепчет, я люблю тебя.
Честно, я думала, что после вчерашних признаний мы сделаем вид, что ничего не было. Но такой расклад радует меня больше всего.
И я люблю тебя.
Делаешь одолжение?
Говоришь, как Хардин?
Кто это, чёрт возьми? хмуро спрашивает он, вглядываясь в мои глаза. Ревнивец.
Обхожу его и залезаю в машину. На улице не май месяц и холодно жутко, тем более прощальная панихида должна вот-вот начаться.
Диего садиться следом.
Кто. Это. Такой.
О чём ты?
Не делай вид, что не понимаешь. Кто такой Хардин? Что за имя вообще такое? ворчит он.
И впервые за сегодня я улыбаюсь.
Прекрати, милашка. Это персонаж книги. Поехали скорее, я хочу успеть туда к началу, а не к концу.
Диего закатывает глаза, но все же без слов заводит мотор машины и везёт нас на кладбище.
Ты сидишь здесь, белокурая девочка, чьи волосы были сплетены в небрежную косу, но, кажется, всё было ей к лицу.
Алан непроизвольно дёрнулся от звука её голоса, который так ласкал слух, что ему хотелось петь, улыбаться и забыть все обиды к матери. Он сам не понял, как начал улыбаться.
Один, продолжила она, и он только сейчас заметил, что всё это время стоял и молчал, глупо улыбаясь ей в глаза.
Прочистив горло, Алан решил, что пора показаться мужчиной:
Я думал.
Неплохое начало, но это не произвело никакого впечатления на девочку.