Предисловие
Мальчик смотрел на фигурку и в который раз пытался отвести взгляд. Пытался, но не могтонкий фарфор ослепительно переливался на солнце, лишая фигурку цвета, превращая воздушный, нежный образ в сплошной каскад отраженного светаигра бликов, отсветов и, совсем немного, тени лишь для того, чтобы еще ярче засверкало, заискрилось солнце на фарфоровых руках, обелило тонкую талию и потоком солнечных бликов спустилось по длинным ногам, играя в прятки с тенью на плавных линиях изящной икры, перетекающей в лодыжку.
Что ты здесь делаешь?
Мальчик вздрогнул и обернулся.
Она стояла у раскрытой двери и смотрела на него, и, как и оба раза до этого, мальчик инстинктивно сжался от холода и ничем не прикрытого презрения в низком, бархатном голосе.
Что ты здесь делаешь? повторила женщина.
Мальчик поднял глаза и виновато скользнул взглядом по лицу женщины, как щенок, нагадивший на полу, облизывает лицо хозяина в надежде избежать наказания. Она не накажет его. Вернее, не накажет так, как это принято у взрослых. Так, как это делает его отец. Зато она знает тысячу способов обидеть, и это вселяет в мальчика благоговейный ужас и восхищение. Женщина смотрит на него, не отрывая взглядапрямо, честно и оттого безумно болезненно. Она никогда не считает нужным скрывать свои эмоции, вот и сейчас серые глаза, переливаясь холодным металлическим блеском, откровенно острыони скользят наточенными лезвиями по нежной коже ребенка. Но мальчик рад этому. Боится и в то же время впитывает каждую секунду бестелесного наказания, потому что, за все шесть лет своей жизни, так близко к ней он подходил всего дважды. Совершенно естественное любопытство, преклонение перед неизвестным смешивается с банальным страхом и рождает нервную дрожьруки мальчика еле заметно трясутся. Её глазаострым уколом в его рукизаметила. Уголок тонких губ едва заметно поднимается, рождая горькую ухмылку. Он запомнит её на всю жизньон будет обращаться к этой ухмылке, копировать её неосознанно, даже не вспоминая его первоисточник. Секунды, минуты Тело женщины оживает и медленно пересекает комнату. Её движениянеспешные, сдержанныезапускают в сердце мальчика каскад восхищения: глаза жадно впитывают танец тонких запястий, игру света в волосах и крупные волны тяжелой ткани длинной юбки. Словно она плывет в сахарном сиропемедлительная, тягучая, невероятно музыкальная. Он слышит собственное дыхание, пытается спрятать его внутри, запереть, задушить, чтобы она не слышала, какой он маленький, какой он трусливый Тонкое, гибкое, высокое тело проплывает мимо ребенка и его окатывает волной запаховдухи с ароматом цитрусовых и корицы, еле заметный шлейф кофе и тонкий, почти неуловимый, но самый уникальный и оттого пленительный, запах её волос. Он вдыхает его, он неотрывно смотрит на высокую фигуру, желая услышать, понять и запомнить ритм музыки её тела. Такая высокая ему никогда не дотянуться до неё.
Она подходит к письменному столу, загораживает спиной свои руки, и мальчику не видно, что она делает. Ему и не важноон запоминает, впитывает движения стройной спины, изгибы изящных рук и шеи. В крохотном разуме, словно солнечный сноп света выжигает рисунок по дереву, отпечатывается восхищениераскидывается белыми цветами, расходится в стороны завитками, плетется сетью тонких узоров, ложась на тонкое бессознательное самым ярким воспоминанием из детства. Она поворачиваетсяв её руках фарфоровая статуэтка.
Ты ведь за этим пришел? спрашивает она, глядя прямо в глаза.
Он судорожно сглатывает вязкую слюну, пытается понять её реакцию, предугадать последствия, но все, что он может прочесть, неосознанно и оттого неумело, что до безумия противен ей. Он незнает почему, и гадать нет времени, а потому он отвечает:
Я просто хотел посмотреть.
Несколько секунд липкой тишины, пока она смотрит на него, заставляют крохотное сердечко зайтись в трепетном страхе, окрашивая щеки ребенка белым. Она опускает глаза вниз, на тонкую куклу в своих руках и рассматривает её. Изящная, невесомая женщина раскинула руки-крылья, и мастер запечатлел её за секунду до взлетаодна нога уже поднялась в воздух, в то время, как другая все еще касается земли кончиками пальцев ног. Лицо фарфоровой куклы обращено к небу, и его архитектура рисует неподдельное счастьеона вот-вот взлетит, воспарит над людской толпой, поднимается в голубую гладь и полетит прямо к солнцу. Женщина еще немного вертит в руках фарфор, рассматривая парящую куклу, а затем поднимает глаза на ребенка:
Знаешь, говорит она, делая шаг навстречу мальчику, а ведь это не подарок.
Он молча смотрит на неё. Его глаза становятся такими огромными, в них сверкает трепетный ужас перед женщиной, сокращающей расстояние между ними. А еще он немо возражаетэто подарок. Отец привез эту статуэтку три недели назад и подарил её женщине.
Это не подарок, повторяет она, делает еще один шаг. Это издевка.
Она замирает в метре от мальчика. Её тонкие руки, изящные запястья и хрупкие пальцы вертят статуэтку, излучая музыку каждым движением, а затем разворачивают лицом к мальчику.
Ты ведь понимаешь, в чем смыл?
Мальчик не понимает, и она, возможно, видит это, наверняка понимает и просто хочет поквитаться.
Смыл в том, говорит женщина, что мне никогда не взлететь. Понимаешь?
Мальчик отрицательно вертит головой. Женщина продолжает:
Он знает, как я хочу летать. Он знает, что я никогда не смогу. Знает и дарит мне парящую куклу.
В воздухе рождается звенящая тишинаребенок очень хочет понять, всей душой желает осознать смысл услышанного, но не может. Он не знает, что значат её слова, не понимает, отчего так остро режет взгляд серых глаз, а тонкие губы становятся резкими, бледными линиями.
Знаешь, каково этозастыть за секунду до взлета? спрашивает она и протягивает фарфоровую куклу мальчику. Тот в безудержном акте подчинения тянет к ней руки, чувствуя нарастающую радостьполучить в подарок хоть что-то из её рук. Женщина продолжает:
Застрять в вечном старте? Быть замороженной в шаге от свободы?
Её рука тянется вперед, руки ребенка навстречу, и за мгновение до того, как пальцы мальчика прикасаются к фарфору, пальцы женщины разжимаются
Фарфоровая кукла летит вниз и с хрустальным звоном разбивается на тысячи мелких осколков.
Глаза женщины вспыхивают:
Это вот так, Максим! яростно шипит она.
Глаза мальчика распахиваютсяони не верят тому, что видят. Ониогромные, напуганныеналиваются влагой. Он отрывает от пола серые глаза, и женщина, глядя в них, кривит тонкий рот от ненавистиу него её глаза. Мальчик немо открывает створки бледных губни звука. Прозрачная слеза срывается с ресниц, катится по щеке, оставляя мокрый след. Женщина внимательно вглядывается в бледное лицо, наслаждается тем, как разливается по крошечному телу обида, как искрится в слезах боль, как немо плачет в нем ярость, беззвучно открывая маленькие пухлые губы. Женщина смотрит на него и все бессилие, что живет в ней, лавиной беззубой яростиглупой, нелепой, сволочнойобрушивается на крохотного человека. Она шипит:
Для тебя этовсего лишь минутное разочарование, её голос обжигает, а для меняцелая жизнь. И вот, как мы поступим
Она наклоняется, садится на корточки, её юбка разливается волнами ткани по полу, и тонкие нежные пальцы, сгребают битый фарфор.
Дай мне свои руки, говорит она, не глядя на мальчика.
Он захлебывается немыми слезами, но послушно протягивает ладошки, сложенные ковшиком. Она собирает осколкиони впиваются в тонкие ладони, режут хрупкие пальцыи вываливает горсть битого фарфора в руки ребенка. Мальчик смотрит на свои руки, видит, как острые углы разбитой куклы вонзаются в нежную кожу, и чувствует, как начинают саднить царапины. В середине груды осколков лежит крошеная кукольная головаона смотрит прямо на него, и теперь, на фоне груды разбитого тела, счастье на её лице кажется сумасшествием.
Максим поднимает взгляд, смотрит, как пляшет ненависть в серых глазах его материони впиваются в него, режут сетчатку и забираются в глубину его страха, сплетаясь с тонкими нитями преклонения, которые рождает в нем женщина. Она протягивает руку и прикасается к его щекеледяные пальцы по горячей щеке. Ему нравится прикосновение льда, нравится ощущение её кожи, нравится тонкий аромат, льющийся из-под манжеты рукава.