За всеми этими мыслями кареглазый чуть было не забыл о том, что он ограничен во времени и ребятам наверняка уже пора домой. Взглянув на часы матери на руке, Кен понял, что у него осталось каких-то восемь минут. Сообщив Аято удручающую новость, Судзуки поднялся с земли, пихая брата в плечо и с задором в голосе выкрикивая:
Давай наперегонки!
Я уделаю тебя в два счёта, мелкий, сквозь улыбку ответил блондин.
Аято поднялся с травы и со всех ног погнался за своим братом. Мальчишки смеялись, слегка спотыкаясь о землю, и оглядываясь друг на друга. Такимура пытался ухватиться за край белоснежной рубашки, но удалось у него это уже на пороге дома.
В тот вечер Кен посчитал, что он поставил жирную точку в своих чувствах и навсегда заковал их в клетку.
***
Пока Кен лежал на своей постели и вспоминал эти события, он не заметил, как из его глаз тонкими струйками потекли слёзы. Парень закрыл ладонями лицо и, содрогаясь всем телом, начал громко всхлипывать.
Идиот. Какой же я идиот. Столько лет держал себя в руках и так глупо сорвался. Ненавижу свою слабостьпричитал себе Кен и не заметил, как дверь в комнату постепенно открылась, и в неё вошёл запыхавшийся Аято.
Блондин встал в проёме и, облегчённо выдохнув, стёр со своего лба капельки пота. Он посмотрел в испуганное и заплаканное лицо Кена, а затем совершенно спокойным и нежным голосом сказал:
Ну и зачем ты сбежал? ухмыльнулся блондин, делая шаг вперёд и прикрывая за собой дверь.
Кен моментально поднялся с постели и, прикусив губу, начал судорожно оправдываться перед старшим. Казалось, что если он скажет что-то не так, то Аято выйдет из комнаты и больше никогда сюда не зайдёт.
Прости, я не хотел, чтобы так вышло. Это было очень глупо, если можешь, забудь. Прости, я ужасно себя чувствую, но договорить Кену не дал Такимура, резко притянувший парня к себе и страстно впившийся в его губы.
От шока Судзуки потерял дар речи. Он широко раскрыл свои глаза и покраснел всем лицом. Когда же Аято оторвался от его губ, Кен, не моргая, уставился на старшего, ожидая хотя бы малейшего объяснения.
Кен, я чувствую то же, что и ты, начал говорить Такимура совершенно по-новому, голосом, полным заботы и абсолютного трепета. Я бы никогда не смог решиться сделать первый шаг. За что благодарен тебе. Я не знаю, что происходит с тобой, но моё тело лихорадит при одном лишь виде тебя. Твоя улыбка и голос заставляют меня утонуть в своих чувствах. Я понимаю, что не идеален, скорее, наоборот, хуже и не придумаешь, нервно хохотнул он. Но я кроме тебя и видеть никого не хочу. Я тону в тебе и с этого дня на сто процентов убедился в своей любви. Наверное, я ещё не до конца отдаю отчёт действиям. Без понятия, что теперь будет между нами. Может, это просто подростковый эксперимент или игра, но если ты останешься рядом, то я определённо точно буду счастлив, договорил блондин, неотрывно смотря в выразительные глаза напротив.
Аято, это правда? выдохнул Кен, всё ещё не веря в происходящее. Господи, да я не могу без тебя ещё с самого детства. Ты всегда был слишком дорог мне. Каждый день. Каждую минуту со дня нашего знакомства. Просто в один момент понял, что хочу быть с тобой ближе, чем с другом или братом. Но я не желал причинять тебе боль, а потому скрыл всё в себе. Мне казалось, что ты возненавидишь меня. Да я и сам себе был противен.
Какой же ты всё-таки идиот, Судзуки, ласково произнёс Такимура, опуская голову вниз.
Но, Аято, вдруг встрепенулся Кен. А как же все те девушки? Неужели они тебе совсем не нравились?
Ну почему же, свел брови старший. Мне нравятся девушки, как ни в чём не бывало, ответил он, при этом добавляя. Но ты мне нравишься больше, растянулся в улыбке блондин, заставляя Кена улыбнуться в ответ.
Аято показалось, что Судзуки хотел было что-то сказать, но быстро передумал. Шатен резко стушевался и опустил взгляд в пол.
Что-то не так? не напирая, спокойно спросил блондин.
Это не игра, еле слышно прошептал младший, но почувствовав растерянность брата, взглянул тому прямо в глаза и уже с большей уверенностью сказал. Пожалуйста, не думай, что происходящее между нами всего-навсего развлечение или какой-то период. Это не игра, парень заключил лицо Аято в свои ладони. Ты не игра. И я сделаю всё, чтобы доказать насколько серьёзно моё отношение к тебе.
Кен неотрывно всматривался в голубые глаза, пытаясь отыскать там ответ. Зрачки расширились, радужка начала поблёскивать, а губы неестественно задрожали.
Спасибо, произнёс старший так, словно с его плеч упал тяжеленный груз.
Это значит то, о чём я думаю? хитро прищурился Судзуки.
А о чём ты думаешь? решил «поиграть в дурака» блондин.
Такимура Аято, ты будешь моим парнем?
Только если ты будешь моим.
После этих слов Кен притянул брата к себе и поцеловал его, уже более страстно, обвивая тонкую талию блондина руками. Судзуки словно всем телом показывал, что Аято только его. Его и больше ничей. Но Такимура и не претендует на других. Рядом с ним тот, ради кого не жалко и жизнь отдать. А со всем остальным разберутся потом. В это мгновение нет никого, кроме них. И даже раннее весеннее утро не пахнет так, как их сокровенное счастье, созданное лишь для двоих.
Разорвав поцелуй, Кен взял Аято за подбородок и посмотрел в его глубокие глаза. Улыбнувшись своей блестящей улыбкой, Судзуки сказал:
И завтра, и послезавтра, я буду любить тебя, чтобы ни случилось. Мы связаны, помнишь? тихо вопросил Кен, пальцем очерчивая шрам на ладони Аято. Тогда, в домике на дереве, я думал, что поклялся быть твоим братом. Но как оказалось, я дал клятву быть чем-то большим, чем просто другом, братом или возлюбленным. И, знаешь, я ни за что не изменю своим словам.
Договорив, Кен лишь молча упёрся в плечо Аято, тихо прислушиваясь к его размеренному дыханию. Но помимо этого парень слышал громкое биение их сердец. Было очевидно, что они стучали в унисон.
По возвращению родителей парни вели себя как обычно. Они договорились пока сохранить свои отношения в тайне, и лишь редкие переглядки могли выдать их секрет. Чтобы отец не придрался к побоям на теле Кена, Аято помог младшему замазать синяки косметикой. Благо, остальные ушибы были прикрыты одеждой.
А ночью, соединив кровати и закутавшись в одно одеяло, они проговорили несколько часов, пока Аято не затянуло в царство Морфея. Кен лишь усмехнулся и заботливо перетянул на старшего большую часть одеяла. Он неотрывно любовался внешностью Такимуры, словно вновь вернулся в события прошлого. Только сейчас Кен мог смотреть на него безо всякого страха. Судзуки наблюдал за спящим лицом Аято и о многом задумался в этот момент.
Боже, как же он прекрасен, когда спит. Его скулы и пересохшие губы до сих пор сводят меня с ума. Он такой необыкновенный и странный. Демон снаружи, который держит ангела под сердцем. Но почему он показывает этого ангела лишь мне? Хотя ответ очевиден. Он очень многого натерпелся в своей жизни, а потому никому не показывает, что у него на душе. Боязнь быть высмеянным и преданным. Он упакован в это чувство, как в полипропиленовый мешок. Аято не доверяет никому, кроме меня. Да и доверяет ли он мне полностью? Видимо, ответ на этот вопрос мне придётся узнать гораздо позже, а пока, я просто хочу позволить себе насладиться своими чувствами спустя столько лет их сокрытия
***
Сегодня в школе Аято нагрубил учителю, за что парню повесили наказание. Он должен был после занятий отдежурить в классе совершенно без чьей-либо помощи. А потому Кен решил подождать блондина на улице, в школьном дворе. Однако, как только сзади послышался нахальный голос, кареглазый быстро понял, что это было не лучшее решение.
Эй, Судзуки, сюда подойди!
Бесцеремонный оклик принадлежал однокласснику Кена, Сатоши. Он стоял возле школьного забора в компании двух девчонок, которые восхищённым взглядом наблюдали за каждым действием парня. Сатоши относился к такому типу людей, чья любовь к себе превышала любые рамки. Настолько сильная концентрация высокомерия и нарциссизма из всей школы присутствовала только в нём. Он был из довольно обеспеченной семьи, а мать являлась высокой шишкой в городе, именно поэтому парню многое сходило с рук. Утверждаться Сатоши привык за счёт унижения других людей, хотя сам по себе он не представлял угрозы большей, чем голодный воробей в зимнюю ночь.