Ну-ка подтянись! браво гаркнул Щеголев, размахивая руками где-то в начале колонны. Вот уж у кого энергии хватило бы на десятерых. Только в девять нас загнал, всю ночь пробухал вместе со служивцами и вот, в три часа ночи уже, как огурчик. Лучший отряд, а телепаетесь, как коровы беременные!
Помимо воли, подчиняясь бешеному напору сержанта, мы ускорили шаг. Да и теплее так было в разы. Горячее дыхание вырывалось из трех десятков глоток, поднимаясь клубами пара над колонной.
Василь! Совсем с ума сбрендил? изумился дежурный по КПП, распахивая широкие ворота в лагерь. Куда ты их гонишь-то?
Сами изъявили работать, сволочи этакие. Спать не хотим, есть не хотим, говорят, Василь Васильевич, проговорил, весело щурясь, Щеголев, работать давай! Кровью и потом вину свою перед Родиной, перед всеми советскими гражданами желают искупить.
Доиграешься ты, Василь! Ох, доиграешься покачал головой дежурный. Начальник лагеря новый. Черт его знает, как отреагирует на такое самоуправство И меня с собой потянешь!
Не бзди, пехота! Мы ему сегодня такую выработку покажем, забудет обо всех нарушениях, да, сволочи? обратился он к нам, подмигивая подленько.
От этого, мы ему покажем, заранее становилось страшновато. Уж слишком непредсказуем был характер начальника отряда, слишком явственно в глубине карих глаз мелькала мутная водица сумасшествия.
Шевелись, сволочи! я обернулся. Мы с Качинским заняли место примерно посередине. Хвост еще только выходил из распахнутых настежь ворот, а голова колонны уже почти достигла промки. Кислов с подельниками двигался позади. Ах да, вспомнил я, ворам же работать западло.
Оглядывайся теперь, за тобой по пятам смерть твоя ходит неожиданно повернулся ко мне Качинский, заметив мой настороженный взгляд.
Вижу! вздохнул я. Но сделать ничего не могу
Я б убил бы коротко бросил Лев Данилыч. Пока тебя не убили!
Да как же
Они ворье, бандиты! Для них твоих принципов не существует, резко оборвал меня бывший белый офицер, кончил его по-тихому и дело с концом, а шавки Кислова сами разбегутся. Они только с хозяином зубастые, а такШавки и есть!
Я подумаю, пришлось согласится мне, боясь признаться, что сегодня мне самому приходила в голову эта мысль. Но вешать на себя еще один срок, как-то не хотелось.
Промка представляла собой огромную вырубку. Вековые сосны, устремляющие далеко в небо свои лохматые пики, окаймляли ее по всему периметру. Поломанный молодняк валялся целыми кучами в высоту человеческого роста. Тяжелые длинный пятиметровые бревна аккуратно складировались в самом краю. Рядом с ними расположился засыпанный снегом небольшой сарайчик, где лежал сложенный инструмент. Именно возле этого сарайчика Щеголев нас и остановил. Несколько раз хрипло гавкнула сонная овчарка, почуяв что-то в лесу. Может дикого зверя, а может просто, чтобы не уснуть. Солдатня, сопровождающая нас, откровенно зевала, явно недовольная причудами Щеголева.
А я вот шел и думалЧего ждать-то? улыбнулся Василь Васильевич. Для чего нам свет нужен? Что вы топором по бревну не попадете, а? Или пилой промажете мимо реза? Такие враги трудового народа видеть ночью должны не хуже, а то и лучше зверья. Вы все свои поганые делишки ночью-то в основном и обтяпываетеТак что такие сумерки вам, что ясный день! Разбирай, инструментПо парам и на валку. Раньше начнем, раньше кончим! Да и время за работой быстрее идет, глядишь, такую полянку каждый из вас вырубит, «десяточка» в лагере незаметно пролетит, он ехидно улыбнулся, засовывая руку за пазуху, где еще с вечера топорщился початый пузырь самогона. Сейчас мы на работу, а он в сараюшку с кем-нибудь из солдатни, продолжать гулянку....
Что же вы, твари безмозглые, не спешите искупить свой долг перед Родиной? нахмурился Щеголев, когда никто из отряда не сделал шага в сторону сарая. Кто-то у меня тут обещал двойную норму за попа сделать?
Сука процедил Качинский, первым делая шаг к инструменталке. Свое слово он привык держать.
Сука, гражданин Качинский, это собачья особь женского пола! А я твой Бог и начальник, ясно?
Так точно, гражданин начальник! кивнул бывший офицер, выбирая себе топор под руку.
Вот и славненько! Шелепков! обратился он к одному из солдатиков, которые привели нас сюда сегодня. Оставь, кого-то старшим, пусть присматривает за этими скотамиА мы пойдем обсудим кое-что!
Видимо, предмет обсуждения уже остыл и был полностью готов к употреблению. С неудовольствием подумал я, выбирая себе двуручную пилу. Она гибко изогнулась в руках, отозвавшись протяжным тоскливым звоном, под стать моему настроению.
План двести стволов! уже уходя, сообщил Щеголев, прекрасно понимая, что это нереально.
Для меня это все было вновь. Как-то все время получалось, что с момента попадания в лагерь, я все проскакивал мимо промки. Сначала комиссия, потом ГоловкоПоэтому руководил в нашей паре Качинский, который уже имел в этих делах некоторый опыт.
Для начала надо вырубить место от молодняка, куда ты будешь ее валить, инструктировал он меня, пробираясь по пояс в снегу к одному ему известной сосне. Смотри не зевай, вокруг таких специалистов много, как мы с тобой, может и на голову чего упасть. Обычно перед валкой кричат: «Поберегись!». Но мало ли чтоСначала на стволе делаешь надрез там, в какую сторону сосна по твоим расчетам будет падать, а потом пилишь уже с другой стороны. Тут главное вовремя остановиться, иначе ствол лопнет и клацнет тебе по зубам. Для отче это было самое сложное!
Понял, кивнул я, понимая, что ничего все равно не понял и вместо тысячи объяснений лучше один раз это увидеть и пощупать собственными руками.
Вокруг затрещали пилы. Раздался стук топора. По вырубке растекся липкий смолистый запах, такой густой, что его легко можно было ощутить на своих губах. Мы выбрали сосну поближе к краю. Верхушка ее терялась где-то далеко в небесах среди таких же раскидистых крон.
Надпил делаем! Качинский взял у меня один край пилы и приложил куда-то под основание дерева. Потянул на себя, потом яПолучалось не очень. Пила застревала, изгибалась, звенела, с трудом вгрызаясь в твердую кору. Минут через пять, когда разрез стал глубиной около двух сантиметров. Качинский дал знак прекратить работу.
Теперь здесь указал он на противоположную сторону ствола.
И снова долго и нудно мы водили пилой по миллиметру вгрызаясь в сосну. Стало жарко. Я даже попытался расстегнуться, но заметив предостерегающий взгляд Льва Данилыча остановился.
Смотри, Сашка, покачал он головой, пневмония штука такаяОт нее и помереть можно.
Пришлось работать в телогрейке. Когда ствол заскрипел, наклонился, поглощая тот маленький разрез, который мы сделали в самом начале, бывший офицер дал команду отходить. Сосна зашаталась, застонала, наклоняясь все сильнее.
Бойся! прокричал Качинский.
С грохотом и треском дерево рухнуло на уже приготовленную вырубку, подняв облако снежной пыли, в последний раз взметнув вверх свои пушистые ветки, будто раненый великан, сраженный-таки лилипутами в неравно бою.
Теперь надо обрубить ветки, оставив один ствол и оттащить вон к тому уж готовому к отправке лесу, Лев Данилыч указал на аккуратно сложенные штабеля готовых бревен. Я кивнул и активно заработал топором.
Бойся! этот крик я услышал, когда он совпал с треском ломающейся сосны. Чьи-то крепкие руки толкнули меня в спину, сталкивая в сторону, прямо в снежный сугроб. Совсем рядом от моей головы, оцарапав ветками щеку, рухнуло дерево, больно хлестанув ветками по ребрам, и я остался лежать там, погребенный этими ветками по самую макушку, все еще не понимая на каком я свете. Боль в правой стороне груди становилась все сильнее, разгораясь с новой силой. Я попробовал повернуть голову, но тут же уткнулся в колючую пушистую лапу, больно мазнувшую всеми своими иголками мне прямо по носу.
Живой? раздался где-то надо мной встревоженный голос Качинского.
Кто б..ть валил эту сосну?
Зашуршали над головой ветки. Я зажмурился, чтобы они мне не выкололи глаза.
Ну-ка, все разом! это уже подошел спокойный Федор. Несколько раз ветки дернулись над головой, съезжая в сторону. Шустрее! И раз!