Боже мойКак же давно я не видел его! Теплый луч мазнул по моей щеке еле заметным нежным прикосновением, от которого дрожь пошла по телу, настолько ласковым и нежным оно было, словно само свтило приветствовало меня на свободе.
Чего, как кот на сметану жмуришься?! зло бросил сержант, пихая меня в спину. Я покачнулся. Скользкие ступеньки подвели меня, и я полетел лицом в сугроб, наваленный подле крыльца. Пальцы с хрустом врезались в крепкий, колкий наст, но ничего приятнее, чем этот свежий, чистый, почти прозрачно белый снег, мне видеть не приходилось за эти последние полгода. Я с наслаждением сжал кулаки, чувствуя, как крошится под руками ледяная кромка. Поднес к губам, вдыхая морозную свежесть, и только сейчас заметил, что вокруг конвой напряженно наблюдает за мной, а оскаленные морды сторожевых овчарок, норовят грызануть меня за лицо.
Вставай, братец! проговорил один из них, ближний ко мне. Пора!
Сержант поддернул меня за рукав, отрывая от казалось бы такой близкой мирной, обычной жизни, по которой в заключении я умудрился соскучиться.
Этап ждать долго не будет! гвалт собак не умолкал. Меня запихали в черный воронок, скрутив пополам. Захлопнули дверь, но на моих губах еще долго держался вкус ледяного снега и на щеке теплое прикосновение солнечного лучика, выглянувшего из-за туч. Только ради этого мгновения, всего лишь мгновения стоило испытать все те мучения, которые я выдержал во время следствия, только для того, чтобы понять и оценить всю красоту свободы!
Машину качнуло. В кабину залезли сопровождающие. Напоследок нас проводила глухим рычанием собачья свора. Мотор тихо заурчал, увозя меня подальше из Харькова, из холодногорской тюрьмы, возможно навсегда, переворачивая очередную страницу моей беспокойной жизни.
ГЛАВА 4
Валентина грустно смотрела в окно на только-только начинающуюся зиму. За окном вовсю забелело, заснежило. Ледяной колкий мороз искусным узором разукрасил окно их очередной с Андреем съемной квартиры. Яркое солнце не грело, но уверенно заглядывала на узкую захламленную кухоньку, пытаясь настроить на новый, более позитивный лад.
Из Харькова им пришлось выезжать спешно, будто преступникам. Андрей с ней не разговаривал, лишь перед самым отъездом поставил её перед совершившимся фактом, как это было всегда, всю их совместную жизнь. Глаза он прятал, словно это стало бы последней каплей в непростой судьбе этх двоих, объяснять ничего не хотел, да и не могА ВалентинаВалентина просто не понимала, что происходит вокруг, череда событий, захлестнувшая ее, с того момента, как она повстречала на Южном вокзале столицы Украины молодого лейтенанта, разбередившее, казалось напрочь утратившее способность любить сердце, завертела ее, закружила, и она не могла сопротивляться подхватившему женщину потоку.
В то утро Андрей пришел с работы пьяным, злым и каким-то обреченным. Не глядя на нее, прошел к буфету, налил себе стакан водки, даже не поморщившись опрокинул в себя и коротко произнес единственную фразу, которую она услышала от него за последние три месяца:
СобирайсяМы уезжаем в Москву!
Для Валентины это прозвучало, как гром среди ясного неба. Все ее надежды, все мысли и планы летели ко всем чертям вместе с одной это фразой: «Собирайся» Она-то думала, что у них с Сашкой есть время, что они смогут как-то обойти острые углы, сделать их рызрыв с Андреем мягче, спокойнее, что пройдет время и муж её простит, ноЭтого времени у неет не было.
Не долго думая, она в одном домашнем платье, с непокрытой головой, вся в слезах выбежала из дома. Предчувствие нечто плохого душило её, и женщина спешила, как могла, игнорируя летние почти высохшие лужи. Она бежала туда, где ждал любимый, который не мог допустить ее отъезда. Спотыкаясь, в горячке, Валя села не в тот трамвай, он увез ее в совсем незнакомые места, почти на окраину Харькова, где по обоим сторонам широкой шоссейной дороги росли высокие тополя. С помощью доброжелательных горожан ей все же удалось попасть в поселок Халтурина, а в голове мысленно шел мерный отчет упущенного ими с Сашкой времени.
Только б он был дома Молила она об одном, стуча в обшарпанную дверь коммунальной квартиры. Ей открыла его мать. Высокая статная дородная женщина с бледной кожей и усталыми грустными глазами, несущими в своем взгляде горький опыт несчастливо прожитой жизни.
А Саша дома? поправляя неловко расстрепавшшиеся волосы спросила Валя, стараясь не глядеть матери своего любимого в глаза. Она знала, кожей чувствовала этот долгий напряженный испытывающий взгляд. Умом понимала чувства матери, которая несомненно хотела себе невестку помоложе, да и не такую расстрепанную, как сейчас, но сердце бешено билось в груди в унисон с мыслью, что это их последний шанс. Сейчас или никогда! Будто заклятие проговаривала она про себя.
Но мать Сашки неожиданно тягуче всхлипнула и схватилась за сердце. Оперлась о стенкеу рыдая приглушенно, словно про себя. Только сейчас Валя заметила, что глаза у матери любимого мокрые от слез, красные, будто засыпанные песком, а сама она еле держится на ногах.
ВыПодождите! бросилась она к старушке, посиневшими губами хватающей воздух. Что с Сашей? Что случилось?
Глаза женщины начали закатываться. Она на глазах теряла сознания, а Валя, напрочь позабывшая о своих докторских навыках, лишь беспомощно гладила ее по седой голове.
Сашку
Скорую! Вызовите доктора! кричала Валя, прижимая к себе крепкое тело будущей, как она надеялась, свекрови. Скорую!
На верхнем этаже хлопнула дверь, заскрипел запираемый замок. Никто не хотел помогать, никто не хотел открывать. Все боялись всего, кроме встречи со своей собственной совестью.
Да помогите же вы все! глаза Вали застилали слезы. Она ничего не могла с собой поделать. Чудовищное напряжение последних дней вылилось в опустошающую истерику.
Тише, дочкаТише.... выдавила из себя мать Александра, открывая помутневшие глаза. Не выйдут они! И не помогут
Да почему! Бред! Это с каждым может случится всхлипнула Валентина. Помогите! Вызовите врача! Тут человеку с сердцем плохо! Эй, люди вы или нет?! Неужели хуже животных?
Не выйдут и не помогут покачала головой мать Александра. Ведь мы теперь вроде бы как
Слова ей давались с трудом после сердечного приступа. Голос звучал глухо, а улыбка выходила больше похожей на оскал. Слезы беспрерывным потоком текли по морщинистым щекам, и Валентина вытирала их своей маленькой ладошкой, чувствуя ледяную холодность кожи свекрови.
Что значит не помогут? Где Сашка? быстро спросила Валя, пробуя поднять грузное тео женщины.
Забрали СашкуДурак молодойЗабрали
Как? Куда? не поняла Валя, усаживая маму любимого на колченогий табурет в прихожей, где ровными рядами была развешена одежда всех обитателей этой коммунальной квартиры.
Куда у нас сейчас забирают? усмехнулась женщина устало, словно выплакав всю боль, что была внутри нее все это время, она почувствовала себя намноголучше. Мы теперь, дочкавраги народа вроде как
Слова ее оглушили Валентину. Она покачнулась, схватилась за стенку и чуть не упала рядом. Весь мир рухнул в этот миг, все ее мечты, надежды, все сложилось, как карточный домик, отдвух простых слов «враг народа». Это был даже не приговор, это было вроде черной метки, посланной самим Господом. Такого быть не могло! Это ошибка, какое-то недоразумениеПоследние слова она проговорила вслух.
Никакого недоразумения, дочка Сашка сегодня арестован и помещен в тюремную больницу Харькова, что Холодной горе по подозрению черт знает в чем! Придумали, будто бы он спланировал и пробовал совершить с подельниками ограбление! Мой Сашка, мой милый сыночекИ вдруг ограбление? Ведь ерунда же? Правда, дочка? Он же и мухи-то не обидет. Помню маленький совсем был, кур рубили во дворе, а он сразу убегал, жалко, значит было емуЗа что? За что ему этакое? глаза матери снова затянула пелена слез. Она плохо воспринимала окружающую действительность, ничего не хотела слышать и видеть. Теперь весь ее мир стал всецело принадлежать воспоминаниям о том времени, когда все было хорошо. Любое отклонение вызывало море слез и бурю печали.
За что? заревела она, уткнувшись в мокрое от пота платье Вали.