День добрый, Нестор Петрович, вскинулся Сушко, когда Власенко тихо и незаметно подошёл к нему со спины.
И тебе не хворать, товарищ капитан, кивнул сухо Секретарь, отряхивая ладонью невидимые пылинки с мятого мундира начальника СИЗО, а я гляжу, что совсем пить часто стал, уже и на работе не просыхаешь
Да вы что
Будет тебе, отмахнулся Власенко, перегаром прет, как от спиртзавода, Кончай мне это, капитан, иначе все твои грешки вспомню разом.
Да я
Ты меня услышал! оборвал его Секретарь. Я сказал, кончишь плохо! Или куда-нибудь в ГУЛАГ мордовский хочешь начальником лагеря, а? Жизнь плоха в столице стала?
Нестор Петрович побледнел Сушко, захлопав, словно рыба выброшенная на берег, одними губами. Дети у меня, трое
Вот и я о томКак наши супруги-то?
Всё сделал, как просили! Рассадил в одиночки, жрать не дают, пить не дают! Баба, та к вечеру взвыла
Отлично! потер заскорузлые мозоли Секретарь, ехидно улбынувшись. Вот с нее мы и начнем, товарищ капитан. Показывай свои владения
Сушко повернулся к двери, тихо постучав. Тотчас же металлическая створка отъехала в сторону, пропуская их внутрь. Это было нечто вроде узкого коридора, обшитого выркашенными зеленым толстыми металлическими листами. В правом углу торчал часовой с винтовкой в руках. Увидев их, он вытянулся «по стойке смирно», уперев взгляд куда-то вверх.
Этот не настучит? кивнул на него Секретарь, надевший очки.
Этот надежный! Мой человек небрежно ответил Сушко, ведя Нестора Петровича по длинным коридорам холодногорского СИЗО. В конце коридора обнаружилась лестница, сваренная из витой арматуры в палец толщиной, громко цокая каблуками сапог, вместе с капитаном они поднялись на второй этаж, оказавшись в административном корпусе. Путь им перегородила еще одна решётка,запертая на замок. Сушко порылся в карманах галифе, ища необходимый ключ.
Строго тут у вас все удивился Секретарь, которому раньше в таких заведениях бывать не приходилось.
За решеткой оказался еще один коридор. Деревянные двери, обитые тонким коричневым дермантином, угрюмо встречали не званных посетителей.
Разговаривать будете у меня в кабинете, там спокойнее и никто не помешает. Пусть все думают, что на допрос Розенштайнов вызвал я, пояснил Сушко, отпирая дверь с латунной табличкой, где были указаны часы приема по личным вопросам.
В кабинете капитана пахло спиртным. На столе, на вчерашней газете «Правда» валялись остатки колбасы и зачерствелый кусок черного хлеба. Заметив недовольную мину на лице Секретаря, Сушко мгновенно смахнул все в стол.
Власенко огляделся. Деревянный стул, стол, несколько лавочек по краям для проведения совещаний, грязные зеленые шторы, на окнах решетки, портрет товарища Сталина на стене и небольшой бюст Дзержинского на несгораемом сейфевот и вся скудная обстановка.
Не густо у нас живет начальник СИЗО, заметил Секретарь, снимая шляпу и пытаясь выбрать место на столе почище для неё.
Что поделать?! пожал плечами Сушко, наводя порядок. В нашей стране сейчас быть богатым опасно. Аскетизмвот глупейшее из всего, что могло придумать человечество
А
Я уже вызвал конвой! Розентшайны сейчас будут.
Это хорошо, кивнул Власенко, укладывая себе на колени свой кожаный портфель, с которым не расставался никогда и нигде, ты допрос сам веди, как Бог тебе подскажет, а я туточки в уголке посижу, понаблюдаю.
Он специально выбрал место, где его было плохо видно, из-за подавшей от стены тени.
А у меня вопросы появятся, так я их сразу и задам Власенко улыбнулся той самой улыбкой, от которой у многих его подчиненных дрожь пробегала по телу. Сушко дернул нервно плечом и кивнул.
Несколько минут молчали. Говорить Секретарю с капитаном было не о чем. Он нервно постукивал обычным карандашом по гладкой поверхности письменного стола, обдумывая предстоящий допрос. Сушко ощутимо волновался, частенько бросая косой взгляд на стоящие на полке часы в виде кремлевских курантов.
Наконец, в дверь постучали. На пороге показался старший сержант в форме госбезопасности с синими погонами. Он осмотрел кабинет, сделав вид, что не заметил Секретаря, и только потом втолкнул туда избитого, полуголого мужчину с широкими залысинами. Одет мужчина был в какое-то тряпье, бывшее когда-то домашним халатом. Руки и колени были сбиты до крови. Длинные глубокие ушибы саднили. Под глазам арестованного красовался огромный синяк, а нос опух и слегка был свернут на правую сторону. Из-за чего лицо Марка Розенштайна казалось в полумраке комнаты каким-то мертвецки бледным и чудовищно исковерканным.
Я говорил, чтобы арестованного не били уточнил Власенко в наступившей тишине, которую разрывали только всхлипывания бывшего директора магазина.
Сержант? окликнул конвой Сушко, испуганно сжимаясь внутри. О строгости Нестора Петровича ходили легенды. Неавыполнения своих приказов он не терпел и для капитана вся это история могла закончиться тем, что он займет соседнюю камеру вместе с Розенштайнами.
Я, товарищ капитан! конвой топтался за дверью в ожидании поручений.
Откуда побои на задержанном? строго спросил Сушко, уперев руки в бока..
ТакэтоупалДа и при задержании сопротивление оказывал, пожал плечами конвоир. Для него не было ничего удивительного, что враг народа несколько раз проехался своей наглой антисоветской мордой по стенке своей камеры, так поступали со всеми, кто попадал в холодногорские застенки.
Секретаря это объяснение не удовлетворило, но немного успокоило. Жестом он отправил сержанта обратно за дверь и встал со своего места, замерев над упавшим и так еще не вставшим с колен Марком.
Марк Соломонович Розенштайн, выкрестуроженец Харькова. Женат. Детей не имеет. Арестован по статье 58антисоветская деятельность словно читая его личное дело, проговорил Секретарь, расшагивая вокруг лежащего мужчины. Сушко отошел в сторону, уступив право вести допрос старшему по званию. Что же вы так, дорогой Марк Соломонович? Вам Родина важное дело доверила, коммерцию в молодом социалистическом государстве налаживать. Доход в казну приносить, а выШубами барыжите.... покачал разочарованно головой Секретарь. Нехорошо
Шубами? выдохнул с трудом Марк, так и оставшись лежать на полу кабинета, скрючившись в три погибели.
А то чем же? Вместо того, чтобы продавать их, согласно очереди, вы беспринципно брали денег с гражданок и обслуживали тех кто больше даст вне очереди. Так?
Нет вымолвил Марк. В его глазах запылала искорка надежды. Ведь шубы это не так страшно, шубыэто не предательство Родины. Шубыэто мелочь, за них не расстреливают. Вот, если бы они узнали про его критику товарища Сталина, тогда пришлось бы беспокоиться. А Роза? Розу-то за что? Она тоже болтлива не в меруМожет где-то, что-то ляпнула? Например, новой соседке? У неё мужначальник этих извергов. Но надежды Марка Соломоновича на благоплучный исход дела мгновенно рухнули, когда неизвестный ему мужчина в круглых треснувших очках задал очередной вежливый вопрос.
Ладно шубыА осуждать решения партии и лично товарища Сталина? Секретарь бросил короткий почтительный взгляд на портрет. Что молчишь сука?!
Остроносый ботинок Нестора Петровича вонзился в открытый, ничем незащищенный бок Розентшайна. Тот охнул от боли, закатывая глаза, дернулся в сторону, но был тут же ухвачен за остатки воротника халата крепкой рукой гражданского, ведущего допрос.
Больно, тварь? уточнил Власенко, брызгая в разбитое лицо Марка слюной. Больно? он отвесил ему оглушительную оплеуху. От чего голова директора магазина безвольно мотнулась из стороны в сторону. ты еще не знаешь, что такое боль! Я научу тебя
Что вам надоЯ ни в чем не виноват! пробормотал, почти плача, Розенштайн. Все его внутренности болели от постоянных побоев, десны кровоточили, так и не зажив после того, как при задержании ему выбили большинство зубов.
Не виноват? Нестор Петрович с трудом отпустил грязную, пропитанную потом и кровью ткань воротника. Может быть он встал, отряхнул руки, протерев платочком запотевшие стекла очков. Может быть это ошибка, как вы считаете, товарищ Сушко? капитан лишь кивнул. Ему ужасно хотелось выпить. Постоянное насилие, которое сопровождало его на работе, сводило его с ума. Убитые им люди все чаще приходили к нему во сне, но вырваться из этой кровавой карусели не было никакой возможности. Оставалось только лишь терпеть, да заливать свое горе крепким самогоном.