Когда он вернулся к дому, Марк уже ждал у входа.
Давид очень надеялся, что вчерашнее наваждение как-то поутихнет, а то и вовсе пропадет, но стоило лишь увидеть его добродушную белоснежную улыбку, как сердце забилось чаще.
Как самочувствие? спросил Марк, пожимая его узкую ладонь.
Хорошо, я кажется вчера забыл сказать спасибо, Давид смущенно поправил очки. Извините, что доставил беспокойство.
Давай на «ты», я еще не такой старый, Марк скривился.
В душе он никогда не ощущал себя на свой возраст, время летело слишком быстро. Миллионы дел, выспаться некогда, а потом ты вдруг понимаешь, что тебе уже давно не двадцать и даже не тридцать, когда в один прекрасный день, молодые парни и девушки начинают обращаться к тебе на «вы». Нет, он никогда не жаловался, ценил свой возраст за приобретенный жизненный опыт, но уже начинал осознавать, насколько быстротечна и почти невесома человеческая жизнь.
Так где ты этому учился? спросил Марк, выезжая на узкую прибрежную дорогу. В какой-нибудь Венской Академии?
Нигде, у меня нет образования, кроме школы, прозвучало немного с вызовом, но Давид последние пять лет только и делал, что оправдывался перед бывшими одноклассниками, многие из которых уже получали второе высшее. Те, впрочем, все равно считали его неудачником и бездельником.
Марк удивленно присвистнул.
Тогда, как же?..
Моя бабуля художница была Ее выставки проходили довольно часто в Израиле. Она многому меня научила.
Давид вдруг смутился, что произнес больше своих привычных пяти слов. О бабушке он мог бы рассказывать часами, таким потрясающим человеком она была.
А мама сейчас фотограф, довольно известна в среде глянцевых изданий, робко продолжил после небольшой паузы. Но раньше тоже рисовала.
Отец, наверное, какой-нибудь знаменитый скульптор? сделал предположение Марк.
Давид задумался на минуту, соврать что-нибудь впечатляющее, или сказать правду, что он никогда не видел своего отца. Отвернулся к окну.
Можешь не отвечать, если не хочешь, Марк всегда был «особенно чутким» к семейным драмам. Надо же такое ляпнуть про отца!
Маме Давида на момент его появления на свет было всего шестнадцать. Наверное, она его любила, раз не сделала аборт, радовалась его появлению, но очень быстро поняла, что быть матерью не то же самое, что нянчиться с игрушечным пупсом, которого она обожала в детстве. Это тяжелый труд. А иногда так хочется просто погулять с подругами, пофлиртовать с мальчишками, ходить по магазинам в свое удовольствие, путешествовать, заниматься творчеством в конце концов. В общем, через год она уехала без предупреждения, оставив ребенка полностью на попечение своей матери. Та не была в восторге, но очень быстро привязалась к внуку. О том, от кого был этот ребенок, она и не спрашивала, боялась сорваться на бестолковую дочь. Порекомендовала ей пить противозачаточные, а то и вовсе трубы перевязать, потому что других ее ублюдков она в доме не потерпит. Они поссорились на добрых пять лет, пока бабуля не оттаяла и не разрешила ей иногда приезжать. К тому времени тема об отцовстве была забыта и глубоко похоронена. А сам Давид этот вопрос задавать почему-то очень стеснялся.
Смотри, нам туда! показал Марк на дорогу, соединяющую городок с полуостровом. Скорее даже не дорога, а песчаная дуга. Слеваморе, а справанебольшой лазурный залив.
Кругом вода, даже как-то тревожно. Открытое море Давид тоже не слишком любил, хотя плавал неплохо.
Постой! вдруг спохватился, завертел головой из стороны в сторону, судорожно цепляясь за переднюю панель пальцами. Нам же не надо на Спиналонгу?
Это по-детски напуганное выражение лица заставило Марка расхохотаться. Парень выглядел таким растерянным и беспомощным, что поддаваясь инстинктам, ему захотелось развернуть машину, лишь бы тот успокоился.
А ты что, призраков боишься?
Да, просто признался он.
Марк был дважды удивлен. Вот так? Совершенно серьезно? Он снова усмехнулся.
Мне не по себе.
Ты там бывал когда-нибудь?
Да я и на Крите впервые, но туда ни за что бы ни поехал!
Я удивлен, что ты вообще знаешь об этом месте. Вообще-то мы уже на Спиналонге, только на полуострове, а остров, который когда-то называли Калидону северной его оконечности Туда теперь туристов возят на экскурсии.
Давид зябко поежился и присвистнул. Марка забавляли его живые неподдельные эмоции, хотелось испугать еще сильнее, поэтому он добавил:
А вот местныени ногой! Суеверные, прям как ты. Говорят по ночам можно услышать даже их крики.
Мне это не нравится, скривился парень.
Не бойся, в саму крепость нам не надо.
Они проехали мимо небольшой плантации оливковых деревьев, нескольких полуразвалившихся домов, деревянного пирса у залива с проржавевшими моторками. Этого туристам явно не показывают. Всех везут на белоснежных яхтах в бывший лепрозорий. Мертвый город, где нет ничего, кроме пыли, камней и призраков. Крепость, где навсегда оставляли людей, зараженных проказой. Замкнутый мир, отрезанный от остальной цивилизации, продукты доставлялись на лодках, или выращивались силами местных, все вещи проходили постоянную стерилизацию. А здоровых детей, которые здесь появлялись на свет, тут же забирали у матерей и отдавали в приюты Крита. На острове не было зеркал, потому что люди не могли видеть свои лица, обезображенные неизлечимым кожным заболеванием. Многие сходили с ума, заканчивали жизнь самоубийством, не дожидаясь, когда болезнь сожрет их тела заживо. Темное пятно в истории человечества, будет похлеще концентрационных лагерей в годы войны. Хотя, говорят, туда теперь тоже экскурсии водят. Воистину человеческое любопытство и желание пощекотать нервы не знает границ.
Эта дорога ведет к церкви Святого Лукаса, Марк кивнул налево. Но нам не туда
Давиду очень не нравилась его хитрая ухмылка. Что-то он явно не договаривает.
А почему вы то есть ты так беспокоишься об этой церкви?
О-о-о, протянул Марк. Ты даже не представляешь!
Ты что, священник? с ужасом выдохнул Давид. Только этого не хватало!
Так похож?
С везением Давида он мог оказаться и самим будущим папой Римским под прикрытием. Даже уши покраснели, он пожал плечами, отказываясь играть с ним в «угадайку».
На самом деле я уже год пытаюсь включить эту церковь в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Ага, значит все-таки ООН, удовлетворенно кивнул Давид.
Этот парень поражал воображение Марка все больше и больше. Чутье у него какое-то нечеловеческое.
Почему ты так решил?
Потому что простому смертному никогда не справиться с заявкой, там же десятки критериев для отбора, вот я и понял, что ты работал в ООН и хорошо разбираешься в подобных схемах.
А почему именно «работал»?
Иначе у тебя не было бы столько времени, чтобы зависнуть здесь на год, искать реставратора, вообще всем этим заниматься. Одного не поймуоткуда у тебя столько денег? Получил наследство или продал душу Дьяволу?
И снова в точку! У отца был деревообрабатывающий комбинат, небольшой, но довольно прибыльный, после его смерти, я стал главным акционером, нашел достойного помощника, который мог бы представлять мои интересы, пока я здесь, теперь получаю неплохой пассивный доход.
Пикап подбросило на очередном ухабе, Марк резко вдавил педаль тормоза. Дороги дальше не былооградительный барьер и табличка, оповещающая, что проезд на частную территорию воспрещен, на греческом и английском языках.
Дальше они шли пешком, не так долго, но все равно утомительно, солнце пекло уже в полную силу. Марк снял свою бейсболку и нацепил ее Давиду на голову. Парень смущенно покраснел, прикусывая нижнюю губу до боли, от такой заботы чуть в глазах не потемнело. Не хватало опозориться очередным обмороком!
В небольшой рощице из кипарисов высилась серая каменная громада. Присыпанная морской галькой дорожка вела к узкой арке, зияющей черной неприветливой темнотой, словно раскрытая пасть. Крыша в нескольких местах обвалилась, и, по всей видимости, уже давно, три высоких окна на фасаде украшали витражи. Что на них изображено из-за слоя песка и пыли понять было трудно. Давид замер на дорожке с открытым ртом, огляделся вокруг, быстро скинул рюкзак и стремглав бросился в церковь, приговаривая под нос: