Наутро мы с Франсиной отправились в мою тесную рабочую комнатушку в подвале инженерного факультета университета Сан-Паулу. Я гонялся за грантами и искал помощников по всему миру, медленно и по кусочкам собирая устройство, которое вызывало скептическую улыбку многих моих коллег. Сама по себе теория квантовых вычислений в последние годы стала вязнуть, потому что на ее пути встали нехватка практических алгоритмов и предел сложности суперпозиций, которые оказалось возможным поддерживать. Квасп же подталкивал технологическую границу в нескольких многообещающих направлениях, не выставляя при этом чрезмерных требований - состояния, которыми он жонглировал, были относительно простыми, и им лишь требовалось оставаться изолированными на несколько миллисекунд.
Я познакомил Франсину с Карлосом, Марией и Джун, но они ретировались, когда я стал показывать ей лабораторию. На рабочем столе все еще стояла установка для демонстрации принципа «сбалансированной развязки», собранная на прошлой неделе перед визитом одного из наших корпоративных спонсоров. Что заставляло неидеально экранированный квантовый компьютер декогерировать, так это факт, что каждое из возможных состояний устройства воздействовало на окружающую среду несколько иначе. Само экранирование могло быть усовершенствовано, но группа Карлоса отработала способ добиться чуть большей защиты за счет чистой изобретательности. В демонстрационной установке поток энергии, проходящий через устройство, оставался абсолютно постоянным, потому что любое снижение энергопотребления в главном наборе квантовых ворот компенсировалось его увеличением в наборе уравновешивающих ворот, и наоборот. Это лишало окружающую среду еще одного намека на угадывание внутренних различий в процессоре и не позволяло разорвать любую суперпозицию на раздельные и несвязанные ветви.
Франсина знала всю теоретическую основу, но никогда не видела эту установку в действии. Когда я указал ей на ручки управления, она повела себя, словно ребенок перед игровой приставкой.
- Тебе действительно следовало бы присоединиться к команде, заметил я.
- А может, я это уже сделала, - возразила она. - В другой реальности.
Франсина перевелась из университета Нового Южного Уэльса в Беркли два года назад, вскоре после того, как я переехал из Дельфта в Сан-Паулу - географически это была ближайшая подходящая должность, какую она смогла отыскать. Первое время я сожалел о том, что Франсина отказалась пойти на компромисс и поселиться со мной - при всего лишь пятичасовой разнице во времени было вполне возможно преподавать в Беркли, живя в Сан-Паулу. Однако позднее я принял тот факт, что она хочет и далее испытывать меня. Точнее, нас обоих. Если у нас не хватит сил остаться вместе после про верки длительной разлукой - или если у меня не хватит преданности проекту, чтобы смириться с жертвами, которых тот от меня потребует, - то и она не захочет, чтобы мы перешли к следующей стадии.
Я подвел ее к столу, на котором стоял невзрачный серый ящик длиной около полуметра. Потом сделал жест в направлении ящика, и его изображение на наших сетчатках изменилось, «открыв» лабиринт с прозрачной крышкой, встроенный в верхнюю часть устройства. В одной из ячеек лабиринта неподвижно сидела слегка мультяшная на вид мышь - не мертвая, но и не спящая.
- Это и есть знаменитая Зелда? - спросила Франсина.
- Да.
Зелда представляла собой нейронную сеть, освобожденный от всего лишнего и стилизованный мышиный мозг. Имелись и более новые и хитроумные версии, сильнее приближенные к оригиналу, но для наших целей вполне годилась и десятилетней давности Зелда, к тому же доставшаяся бесплатно.
В трех ячейках лежали кусочки сыра.
- Сейчас она ничего не знает о лабиринте, - пояснил я. - Давай включим ее и понаблюдаем, как она станет его исследовать.