Чтоб наладить отношения с предками, проговорил он и отхлебнул кофе. Потом ухмыльнулся. И тусить со мной. Наверное, стоило начать еще в средней школе.
Точно, я чокнулся с ним кружкой.
В школе Даниэль, подобно мне, упорно скрывал свою истинную суть, хотя мы и подозревали друг друга. И поэтому никогда не заговаривали на данную тему и гуляли в разных компаниях. Мы боялисьесли станем дружить, о гомосексуальности тут же узнают все остальные, поэтому и избегали друг друга, как чумы.
Но когда мне предложили работу в больнице Вирджинии Мейсон, он оказался единственнымпомимо родителейкого я знал в Сиэтле. Я написал ему в «Фейсбук», потом мы созвонились, и я поведал всю свою постыдную историю. Связь между нами возниклаили возобновиласьмгновенно. В тот день, когда он забрал меня в аэропорту Си-Так, я словно встретился с давно потерянным братом.
Даниэль поделился со мной домом и друзьями, и я воспринял это как знак, что не ошибся, вернувшись в Сиэтл. Я не думал, что работа сломит меня, но теперь и там наметились улучшения.
Так как дела с родителями? спросил Даниэль.
Потихоньку. Мама все время «откладывает» обед со мной. Но прежде чем я встречусь с папой, нужно решить все с ней.
Даниэль покачал головой.
А как на сексуальном фронте? Пылкие врачи, что будут ужасно скучать, если ты уйдешь?
Нет. К тому же, прежде чем связываться с кем-либо, мне нужно поработать над собой. И никаких интрижек, отрезал я, когда Даниэль попытался что-то сказать.
Он состроил гримасу.
Очень жаль. Ты в отличных условиях. «Эй, пылкий доктор, я ухожу. И кто знает, когда мы увидимся снова. О, смотрите! Этот рентгеновский кабинет, кажется, пустует»
Рентгеновский кабинет? рассмеялся я, потом мысленно заменил пылкого доктора модным Унабомбером и чуть не подавился кофе.
Не имеет значения где, произнес Даниэль. Главноес кем.
Ни с кем, отрезал я. И так забот хватает. Нужно наладить отношения с родителями.
Если передумаешь, есть выбор. Чарли считает тебя горячим парнем, и он прав. В тебе есть нечто темное, потаенная сексуальность, как у Джеймса Дина с его мотоциклом.
Я закатил глаза.
Да у меня даже нет мотоцикла.
Нет, но ты найдешь, чем его заменить.
Я рассмеялся и отхлебнул кофе.
А ты не опоздаешь на работу?
Он драматически вздохнул.
Да, пойду и дам тебе поспать. Спокойной ночи. Надеюсь, тебе позвонят.
Спасибо. Я тоже.
Даниэль ушел, а я рухнул на диван. Мысль о работе на Марша снова накрыла теплым одеялом облегчения, отгородив от чувства вины, ведь я уже оставил отделение «Скорой помощи». Потому что поклялся избавиться еще от одной старой привычкибольше никогда не лгать себе. Если я продолжу работать в больнице, выгорание неизбежно. Ни к чему стремиться быть хорошим в чьих-то глазах. После того как я столько лет провел на улице, самой главной для меня стала собственная безопасность.
Мама, папа, и вас это тоже касается, пробормотал я пустой квартире.
Мне отчаянно хотелось восстановить все, что между нами сломалось. Но я провел последние семь лет либо в вызванном наркотиками аду, либо пытаясь из него выбраться. И не позволю вновь столкнуть меня на длинный путь вниз, ведущий лишь к стыду и отвращению к себе.
Усталость поборола выпитый утром кофе, и глаза начали закрываться. Казалось, всего минуту спустя раздался телефонный звонок. Затуманенным взором я взглянул на незнакомый номер.
Алло, Макс у телефона.
Макс Кауфман? Это доктор Арчи Уэбб.
ГЛАВА 2
Сайлас
Будильник прозвенел в пять утра. Но я проснулся раньше.
За огромными окнами спальни висело унылое серое утро. Я отбросил простыни из египетского хлопка и прошелся по комнате. Выдержанная в современном стиле, почти без мебели, она напоминала пятизвездочный номер в отеле. Камин уже остыл.
В огромном стенном шкафу практически не было одежды. Я не жил здесь, предпочитая собственный пентхаус в городе. Но заболел отец, и я вернулся домой, чтобы помочь ему справиться с проблемой. Как только он придет в норму, я уеду.
Я надел костюм для тренировок и зашагал по верхним этажам восточного крыла. Обутый в кроссовки, я двигался практически бесшумно. По длинной изогнутой лестнице спустился из восточного крыла в отделанное мрамором фойе. Точно такая же лестница вела и из западного крыла.
В кухне Рамона с помощниками готовили завтрак.
Доброе утро, мистер Сайлас, проговорила она. Фрукты, яйца, кофе, как обычно? Колбасу или бекон?
Бекон, бросил я на ходу. В семь, ко мне в комнату.
Как скажете.
Я прошел через кухню для слуг, гостиную для приемов, столовую и семейную залу, такую же холодную и неуютную, как и та, в которой принимали гостей. Разве что здесь в углу стояло небольшое пианино. И спустился в подвал, переоборудованный в зал для отдыха и тренировок.
Я поднял гантели пятьдесят раз каждой рукой, выполнил полсотни приседаний со штангой на плечах, триста скручиваний с набивным мячом и пробежал пять миль на беговой дорожке. В половине седьмого утра я вернулся в комнату, чтобы побриться и принять душ.
Пока пар от льющейся воды заполнял похожую на пещеру ванную комнату, я взялся за бритву. Провел лезвием по подбородку, машинально взглянул в висевшее на стене зеркало.
И увидел застывшую маску.
Твердый, как лед, взгляд голубых глаз. Стрижка за две сотни долларов на светлых волосахкоротко с боков, а наверху длиннее, так что одна прядь постоянно падала на лоб. Модный загар. Широкий рот. Квадратная челюсть. Длинный прямой нос.
Воспоминания закружились вокруг меня, эхом отдаваясь в ушах.
Какой красавчик! Взгляни на это лицо. Но для кого оно? Не отрицай, ты ведь бабник. Так зачем пытаться спорить с природой. Плевать в лицо Господу за все его дары. Такой наследственностью стоит поделиться. Раскидать свое семя. Вложить его в женское лоно и позволить прорасти. Воплотиться в сыновьях. Потомках. Ты ведь не хочешь свернуть с намеченного природой пути? Конечно же нет. Поэтому ты здесь. Чтобы вправить мозги. А теперь бери инструмент, красавчик, и возвращайся к работе.
Я вырвался из объятий прошлого, почти ожидая увидеть, как дыхание клубится паром в ледяном воздухе Аляски. Вместо леса, полного заснеженных зеленых деревьев, я оказался в ванной комнате, отделанной дорогой плиткой и хромом. И в дрожащих руках держал бритву, а не топор. Не было кричащего мне в лицо тренера Брауна. Лишь смотрело из зеркала собственное отражение.
«Черт возьми».
Я втянул носом воздух, и страх скрылся в глубине голубых глаз.
Такого же цвета, как вода в Медном озере на Аляске. Неподвижных, безжизненных и холодных. Я поднял бритву и продолжил свое занятие.
* * *
Я надел темно-синий костюм от Валентино, шелковый галстук на пару тонов светлее и туфли от Феррагамо. Как я и велел, ровно в семь утра одна из горничных Рамоны принесла мне завтракфрукты, кофе, беконна серебряном блюде, накрытом серебряной крышкой, чтоб ничего не остыло. Я уселся возле эркерного окна, выходящего в сад, все еще по-летнему зеленый. Бассейн пока не закрыли на зиму. Я жевал завтрак, почти не ощущая вкуса еды, и читал новости в телефоне.
Об отце ничего. Пока.
Я убрал телефон и принялся разглядывать лес, росший на границе поместья. За кронами деревьев еще спал Сиэтл; из накрывшего город одеяла тумана виднелась Спейс-Нидл.
Отсутствие новостей о состоянии отца было лишь вопросом времени. Рано или поздно кто-нибудь задумается, почему он перестал появляться в офисе в центре города или провел последнее заседание совета директоров по видеосвязи. Акционеры начнут строить догадки, или проговорится кто-нибудь из нанятого неврологом медперсонала. И тогда отец будет вынужден уйти на пенсию.
И придет мое время.
Слова прозвучали резко и холодно. Эмоций в голосе слышалось не больше, чем у робота. Посредственный актер, повторяющий роль. Лишь персонаж, вот только пьесой была моя жизнь. Состоящая из бесконечной череды дней, полных притворства и лжи. Я настолько привык скрывать свои истинные чувства, что под каменно-стальной маской с трудом угадывался человек из плоти и крови.
Но как бы ни был болен отец, мне приходилось плясать под его дудку, даже несмотря на то, что ему становилось все хуже. И я останусь в его власти, пока он не вручит мне ключи от империи, которую «Форбс» оценил в двадцать шесть миллиардов. Глупои опаснодаже думать, что все это когда-нибудь закончится.