С отцом весело не было никогдавсегда какой-то удрученный, понурый, в больших черепаховых очках (когда Максим был маленьким, и мама читала ему «Золотой ключик», черепаха Тортилла напоминала ему отца, вот почему он прозвал их черепаховыми), в коричневом костюме, фетровой шляпе и с потертым чемоданчиком в рукедаже его сутулая фигура наводила тоску. Отец работал бухгалтером на заводе и у него был, как он сам выражался, математический склад ума.
Ева, же, наоборот, была натурой творческойпреподавала музыку в музыкальной школе. Она прекрасно играла на пианино, на гитаре и, видимо, Максим осознал это, когда вырос, на нервах окружавших ее мужчин. Максим любил слушать, как она играет, особенно тихими зимними вечерами, когда они оставались на кухне вдвоем. На улице тихо падал снег, заглушая все звуки, в окно билась ветка ели, просясь внутрь отогреться, фонарь тускло освещал безлюдный двор. Для Максима, маленького мальчика, это было некое таинство. Ева доставала гитару, садилась на стул и, ударив по струнам удивительно сильными пальцами, начинала тихо петь, обязательно какую-то грустную песню. Максим садился напротив и, как завороженный, слушал, не сводя с матери восхищенных глаз.
Именно Ева привила Максиму любовь к музыке. Вместо сказок на ночь она рассказывала ему биографии великих музыкантов и композиторов. Максим особенно любил историю Моцарта. Его жизнь казалась каким-то детективомслава, достаток и вдруг такая нелепая смерть.
В общем-то, будущая деятельность Максима уже была предрешена. Он не мыслил себя без музыки, она захватывала его, уносила в воображаемые дали, приоткрывала дверь в сказочный мир, в котором каждый ребенок мечтает побывать.
Бабушка перестала общаться с Евой именно по этой причине.
Ева, говорила она своим зычным голосом, ну как ты можешь? Ты что, хочешь, чтобы мальчик влачил такое же жалкое существование, как и ты? Ну, сама подумай, какое будущее его ждет?
Но Ева не слушалатолько звенел ее переливчатый смех.
Мам, отвечала она, ну, прекрати. Ему всего семь лет. Он вырастет и сам решит, кем ему быть.
Ева, гремела бабушка, твое легкомыслие тебя убьет, попомнишь мои слова. Она грозила своим высушенным пальцем. Но легкомысленная Ева смеялась над опасениями матери, не принимая их всерьез.
Максим хорошо помнил их перепалки, касающиеся его дальнейшей судьбы. Бабушка мечтала, чтобы внук пристрастился к какому-нибудь мужскому, как она выражалась, занятиюхоккею, который был крайне популярен в то время, ну, или, на крайний случай, борьбой, или плаванием. Удивительно практичнаякак-никак работала в торговле, дочь она никогда не понимала. Узнав, что Ева отдала мальчика в музыкальную школуона прекратила всяческое с ней общение. Ева приняла это как должное, была слишком гордой, независимой и самодостаточной, чтобы, упаси Бог, унижаться. Общались они через Максима, передавая какие-то послания и узнавая от него последние новости «с другого берега», как говорила бабушка. Помириться они так и не успели. Видимо, бабушку подкосила эта ссора. Ева была ее единственным, да еще и поздним ребенком. Протянула она после разрыва ровно годи тихо угаслане выдержало сердце. Похороны Максим помнил смутно, как из тумана, проступало заплаканное лицо матери, скорбноеотца, причитания немногочисленных подруг.
Вот так они с Евой оказались в этом дометрехэтажной «сталинке» почти в самом центре города. При жизни матери Ева отказывалась переехать к ней, хотя бабушка неоднократно ей предлагалауж очень неуживчивы были обе. Вот и ютились Ева с Максимом в деревянной «халупе», оставшейся от бабушкиных родителей. Максим любил бабушкину квартиру и обожал бывать у нее. Большая, с высоченными потолками, она досталась ей после смерти мужапартийного работника, которого свои же и сослали куда-то в лагеря в тридцать седьмом. Больше никто его не видел, а вот квартира осталась.
Просто чудо, что семью не тронули, часто повторяла бабушка.
Только жилплощадь «урезали» две комнаты отошли соседу через стенкугенералу Власову, который был в то время, как говорится, «на коне». Так и жилина площадке дома всего две квартирыодна двухкомнатнаябабушкина, втораяшестикомнатнаягенерала Власова. Бабушка никогда не жаловаласьдвух комнат, загроможденных громоздкой мебелью из двух конфискованных ей вполне хватало.
Какой интерес вызывала эта квартира у Максимакакого добра там только не былоразные подушечки, шкатулочки, салфеточки, статуэточки. Но больше всего увлекала библиотекаогромная, с полками во всю высоту почти четырехметрового потолка, забитыми книгами, с приставными лесенками, тяжелой дубовой дверью и зелеными бархатными портьерами. Просто дух захватывало. Это была комната дедатого самого партийного деятеля, и бабушка полностью сохранила всю обстановку. У окна стоял все тот же дубовый стол, а рядомкожаный диван. Даже запах здесь был особыйзапах «мудрости», как определили Максим. Мальчику казалось, что эта комната вобрала в себя всю человеческую мудрость, накопленную веками. Что именно вот на этих, обступивших его полках, живут мысли, фантазии и чувства предыдущих поколений. Как он любил залезть с ногами на большой кожаный диван и, открыв старый альбом, рассматривать черно-белые, пожелтевшие от времени фотографии, с которых смотрели на него дамы с кружевными зонтиками в руках и, поддерживающие их за локотки кавалеры с залихвацки завитыми усами и добрыми глазами. Это был целый мирдругой, непохожий на тот, в котором он живет. И вотв восемь лет Максим стал полноправным владельцем всех этих сокровищ. Ева сразу же развила бурную деятельность, выкинув на помойку половину старой мебели, но эту комнату тронуть не решилась.
О чем это он? Ах, да, Наталья. Максим провел рукой по лицу. Мысли увели его далеко. Наталья была дочерью их соседа через стенкугенерала Власова. Он часто навещал бабушку, пока та еще была жива, но она с соседями не общалась, и девочку Максим не видел. А, может, и видел, да не обращал внимания. Ева же была натурой легкой, общительной. Она с ходу находила со всеми общий язык. Вот и с супругой генерала Власова как-то сразу сдружилась. Максим даже не знал как. Может, по-соседски соли или сахара попросила. Кто их, женщин, разберет. Но только вскоре соседи пригласили в гости Еву и, конечно, Максима.
У Максима как раз были летние каникулы. Он наслаждался солнцем и вседозволенностью. Ева никогда не ограничивала сына. Он всегда приходил и уходил, когда сам считал нужным. Была пятница. Максим прибежал с улицыраскрасневшийся, запыхавшийся.
Ева, закричал он с порога. Что есть поесть?
Руки вымой и дуй на кухню, прокричала Ева, судя по звукам гремящей посуды и разносившимся вкусным запахам, из кухни.
Я мигом, крикнул Максим, заскакивая в ванную.
Стемнело, на улице зажглись фонари, откуда-то доносилась заводная музыка. На кухне суетилась неунывающая Ева, как всегда, обольстительная, даже в фартуке и с белым пятном от муки на щеке.
Ева, засмеялся Максим, подбегая к матери и целуя ее в щеку. У тебя что-то на щеке.
Вот черт, наполнила она кухню своим колокольным смехом. Ой, чуть не забыланас сегодня на ужин пригласили, накладывая сыну в тарелку угощение.
Кто пригласил? спросил Максим, уплетая за обе щеки Евины блинчики.
Соседи.
Какие соседи? удивился Максим. Мы здесь уже два месяца, а соседей я не видел.
Генерал Власов с супругой.
Скукотища, наверное, скривился Максим.
Совсем не скукотища. У них дочка естьтвоего возраста. Заодно и познакомишься.
Еще хуже. Девчонка, терпеть не могу девчонок, недружелюбно отозвался Максим.
Ну, я же тоже девчонка, Максим, засмеялась Ева.
Нет, ты не девчонка, тыЕва, с гордостью произнес Максим.
Они оба рассмеялись. Засобирались в гости.
Ева, нудил Максим. Ну, можно, я не пойду? Ну, Ева?
Прекрати канючить, отрезала Ева, ты что, хочешь бросить меня одну?
Тут Максим не нашелся, что ответить и неохотно, но все же стал одеваться.
Ева вышла через несколько минут в эффектном черном платье с модным тогда люрексом, выгодно подчеркивающим все достоинства стройной фигуры, и туфлях на высоких каблуках. Свои белокурые волосы она уложила в какую-то сложную прическу, провела по губам помадой и подкрасила и без того черные ресницы.