Куда мы едем, Майк? спросила я нерешительно. Мне показалось, что мой голос дрожал.
Домой, к родителям. Это моя обычная каждодневная дорога в университет, объяснил Майк.
Мы подъехали к одиноко стоящему посреди поля прямоугольному трехэтажному дому с плоской крышей, показавшемуся мне в темноте серым ящиком из арболитовых блоков. Дом выглядел словно сточенная со всех сторон глыба бетона, в которую беспорядочным образом были вставлены маленькие темные оконца.
В одном из окошек чуть тлел бледный огонек.
Родители нас ждут. Сейчас будет ужин! сказал Майк, въезжая в бетонную пасть подземного гаража.
По темной лестнице мы прямо из гаража поднялись в гостиную. В огромной комнате с высоким потолком где-то над деревянными балками горели рождественские свечи. В углу, словно великий кайзер на вожделенном троне, до потолка возвышалась массивная ель, украшенная ярко-красными и золотыми шарами.
«Красный уголок», подумала я про себя.
Потрескивали ароматические свечи. Мебели в комнате почти не было, мой ищущий опоры взгляд все время натыкался на белую гладкую поверхность стен. В таком большом помещении я чувствовала себя скованно и немного неуютно.
Мама, папа, это Юлия из Мюнхена, то есть из Москвы, представил меня родителям Майк.
Очень приятно, Юлия, меня зовут Грегор, сказал на рипуарском кёльнском диалекте крепкий седой эльф с могучей бородой и задорными глазами, выйдя из темноты гостиной, словно из сказочной пещеры.
Матильда. Майкмой сын, коротко представилась мать Майка на каком-то другом диалекте, название которого я точно не знаю до сих пор.
Худощавая Матильда, с большими грустными глазами и туго стянутыми в пучок темными волосами, больше не сказала за весь вечер ни слова, чем облегчила мою участь: мне пришлось как минимум в два раза меньше стесняться того, что я действительно не понимаю их речь.
Майк показал приготовленную для меня огромную спальню с ванной в форме лепестка розы, с душем-водопадом во весь потолок и с какими-то совершенно не знакомыми мне гидромассажными устройствами, которые заняли бы не меньше половины всей моей московский квартиры.
Юлия, через полчаса ждем тебя к ужину, улыбнулся Майк и закрыл за собой дверь.
А я была бы несказанно рада рухнуть на белоснежную внушительных размеров кровать, которая стояла в середине комнаты, разрезанной белым лучом луны, прямо напротив несоразмерно крошечного окошка. Я мечтала лишь об одном: поскорее забыться сном, оставив позади все навалившиеся на меня за ночь в поездах впечатления и прогулку под хлестким дождем в рождественском Бонне.
Я осталась одна со своими мыслями и облегченно выдохнула, радуясь долгожданному покою. Но не тут-то было! В дверь постучали. Не дожидаясь моего ответа, вошел Грегор и забарабанил без остановки:
Это душ, тут ты можешь сделать полную струю, нужно лишь чуть повернуть направо, до вот этой картинки, а это гидромассаж, в нем можно регулировать силу подачи воды. А вот эта кнопкатут нужно просто нажать, и будет подсветка. Можно выбрать цвет, тут четыре базовых и оттенки. А это душ-туалет с подачей воды, режим автоматический, можно настроить индивидуально, ну вот попробуй, настрой температуру сама, как хочешь. Я не знаю, как лучше, теплее или холоднее. Давай уж сама. На улице зябко, вы же с Майком замерзли небось. И тогда давайте к столу, жена приготовила чечевицу или горох, я уж и не помню точно. И жареные колбаски с кислой капустой. Еще есть суп теплый из шиповника. А я говорил ей, что надо делать свиное жаркое с клецками. Русские же любят свинину?
Я ничего, то есть совсем ничего, не понимала из того, что говорил мне Грегор. А он тараторил, тараторил и тараторил дальше на своем рипуарском, или кёльнском, или каком-то ином нижнерейнском диалекте. Майк, к моему счастью, распознал, что я ничего не понимаю, вернулся в комнату и начал переводить. Отец Майка не мог говорить на обычном немецкомя же с первой минуты нашего знакомства с Грегором вдруг осознала, как мил и понятен мне этот язык, как сильно, до глубины души, я его возлюбила и продолжаю нежно любить его до сих пор.
Юлия, папа совсем не говорит на немецком, он его не знает и не понимает, разъяснил мне после сытного ужина Майк, он всю жизнь прожил в этой деревне. Он каменщик. Этот дом построил он сам. Все своими руками. Он гордится своей работой. А вон там, видишь, такой же дом? Это он построил для моей старшей сестры. Она живет там с двумя детишками. А сразу за ним, чуть дальше, видишь? Еще один такой же дом. Это он построил для меня.
19. С точностью до минуты и для моего же блага
Юлия, а я думал, что ты понимаешь и наш диалект. Ты же написала, что понимаешь своих мюнхенцев! А тот, кто понимает баварский, должен понимать и нас, местные рейнские диалекты попроще, уверял меня Майк на следующее утро.
Когда завтрак с крендельками и булочками был закончен, Майк положил на стол список достопримечательностей Бонна, Кёльна и окрестностей. Он за несколько дней основательно подготовился к нашей встрече. Его список растянулся на пять страниц. Последним пунктомна десертбыла обещанная «шепчущая скала» Лорелеи. Мелким убористым почерком Майка наш маршрут был расписан на целую неделю с точностью до минуты. Я и представить себе не могла, как можно успеть за неделю побывать в доброй сотне мест. Но Майк твердо и решительно убеждал меня, что именно так и нужнодля моего же блага.
Юлия, чему ты удивляешься? У нас должен быть план. Ведь на Рождество и Сильвестр почти все закрыто. Я составил план с учетом того, когда что работает, чтобы ты могла посмотреть за эту неделю как можно больше. Мы должны все успеть, настойчиво и не допуская возражений, объяснил мне Майк.
Я поняла и должна была принять и признать, что свобода и экспромт не предусмотрены и что это действительно лучшее для меня. Седой эльф Грегор весело балаганил на своем рипуарском кёльнском или некёльнском диалекте, его мимика и выражение лица наполняли все его тело движением, руки ни на секунду не останавливались, он расходился все больше в потоке речи и выходил из берегов, как батюшка-Рейн в зимнее половодье. Казалось, что поток его диалектально окрашенного и эмоционального говора, движимый неведомой природной силой прибывающей воды, может снести все, что стоит на его пути. Мне оставалось лишь застенчиво улыбаться и кивать в знак понимания. Иногда мне даже казалось, что я понимаю самую суть этого бурного и кипящего речью человека с натруженными рабочими руками и горячим пульсирующим темпераментом. Но, внезапно возникнув, это чувство сразу же бесследно исчезало, оставив меня в полном смятении: я серьезно задумалась о своей профнепригодности и лингвистической тупости.
Худощавая Матильда с большими грустными глазами молчала, не оставляя мне никакого шанса для лингвистического анализа, встроенного по умолчанию в мой мозг за долгие годы учебы в университетах.
В Сочельник, 24 декабря, мы с низкого старта обошли семь церквей в Бонне, где полным ходом шли приготовления к вечерним рождественским службам. Следующий день, 25 декабря, стал еще более плодотворным: мы успели посмотреть уже одиннадцать церквей разных религиозных направлений в Кёльне. Кёльнский собор был закрыт.
Юлия, тебе интересно? поинтересовался Майк. Тебе должно быть интересно! Я знаю, что русские всегда показывают туристам только церкви и монастыри.
Затем, 26 декабря мы обошли Музей современного искусства, Рейнский краеведческий музей и Немецкий музей. Кёльнский собор был закрыт.
А 27 декабря открылся Музей Бетховена, и мы должны были попасть туда на концерт. 28 декабря мы снова расширили географию в Кёльне. Кёльнский собор был закрыт. Но мы попали в Музей Людвига и в Римско-Германский музей. Объем моей оперативной памяти неумолимо таял, как только что выпавший снег под робкими лучами солнца. 29 декабря по плану был Немецкий музей спорта и Олимпийских игр и Музей прикладного искусства. Кёльнский собор был закрыт.
На следуюший день, 30 декабря мы были в Музее средневековых пыток, расположенном в одной из толстостенных крепостей на берегу Рейна. В этот же день мы успели добраться до скалы Лорелеи. Кёльнский собор был закрыт.