Н-н-не строй ч-ч-чертова идиота, прошипел он, с трудом выговаривая каждое слово. Не трать время зря
Я сел ровнее.
Я поеду в офис, как обычно. Разберусь с Брэдли и чем-нибудь отвлеку Веру. И последнее: ты взял пару выходных
Он покачал головой и пробормотал нечто, похожее на «бред». На простыни брызнула слюна.
Я н-не беру ввыходных.
Отлично. Ты на встрече с инвесторами в Ну, не знаю. В нашем комплексе в Токио? Или Нью-Йорке? Пап, выбери место. Мы не сможем скрывать это вечно. Болезнь никуда не денется.
Г-говорят, она п-приходит и у-уходит, выдавил он. Б-болезнь отступит. В-веди себя по-прежнему.
Этого не хватит.
Веди себя п-по-прежнему.
Сделаю все, что смогу, проговорил я, поднимаясь со стула.
С удивительной силой он резко выбросил руку вверх и схватил меня за запястье.
Т-тебе ведь это н-нравится? Видеть, как с-сдает старик.
Нет, пап, не нравится.
Он словно бы и не слышал меня. Или не поверил.
В-все это не т-твое. П-пока еще нет. Н-не вздумай н-напортачить.
Конечно, нет.
Я вскочил на ноги как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и в комнату ворвался Эдвард Грейсон Марш IV. Эдди был старше меня на два года, но выглядел лет на десять моложе. Тощий, с волосами темнее моих, уложенными в идеальную прическу. Сегодня он надел твидовый костюм, галстук-бабочку, жилет и ботинки с гетрами. И выглядел так, словно участвовал в празднике, посвященном Чарльзу Диккенсу. Сезар, Нина и другой медбрат ввалились в комнату вслед за Эдди, пытаясь его успокоить.
Что за дела, добрый друг!
Высокий, гнусавый голос Эдди заполнил огромную спальню. Руки отца, несмотря на дрожь, стиснули покрывало, и он поморщился от шума.
Сайлас! прогудел Эдди. Какие новости, старина? Навещаете нашего милого папочку?
Привет, Эдди, проговорил я, быстро подходя к нему и приобнимая за плечи. Давай чуть потише. Папа приболел.
Согласен, все так же громко пробасил Эдди, быстро высвобождаясь из моих объятий. Он обратился к отцу, не глядя ни на него, ни на кого-либо еще: Дражайший отец, как ваши дела? Насколько понимаю, не блестяще. Прискорбно.
Я стиснул зубы и осторожно положил руку на плечо Эдди. Брат страдал синдромом Аспергера, так что, когда чем-то увлекался, терял связь с реальностью. На несколько месяцев. Последней страстью братца стала Викторианская эпоха. Он одевался, говорил и вел себя так, будто мы находились в Англии восьмидесятых годов XIX века.
Предполагалось, что Эдди станет преемником отца. Подобно тому, как современные монархи наследуют трон, брат был следующим в роду, чтоб получить управление компанией. Однако не вышло, и все свалилось на меня.
Но и я по-своему разочаровал отца.
Кажется, похоже на дождь, проговорил Эдди, глядя в пол. Думаю, приличного ливня не было уже пару недель.
У отца дернулась челюсть, и он крепко зажмурился. Я тщетно искал Марджори, личную компаньонку Эдди, пытаясь осторожно вывести брата из спальни, пока ситуация не обострилась до предела.
Слишком поздно.
Уберите отсюда этого убогого придурка, проорал отец без малейшей запинки.
Эдди замер, потом начал раскачиваться взад-вперед. Я резко обернулся к отцу, почувствовав, как внутри поднимается ярость.
Не надо так с ним разговаривать.
Отец покачал головой и пробормотал, глядя в потолок:
В чем я ввиноват? Почему п-проклят? Двое неполноценных сыновей
Ярость сменилась унижением. Медработники, конечно, понятия не имели, о чем говорил отец. Но Сезар-то знал меня с самого детства. И он старательно отводил взгляд в сторону.
Идем отсюда, Эдди, проговорил я. Пойдем.
Я осторожно вывел его из спальни. Мы спустились вниз по огромной изогнутой лестнице в семейную гостиную, где он начал расхаживать взад-вперед. Сжимая и разжимая руки.
Зажужжал мобильник. Пришло сообщение от Сильвии, моей помощницы.
В пути? У них куча вопросов.
Я пробормотал проклятие и быстро набрал:
Скоро буду.
Эдди, мне нужно на работу, пояснил я. Веди себя хорошо. Мардж скоро придет.
Послушайте, старина, проговорил Эдди высоким дрожащим голосом. Задержитесь ненадолго, ладно? Вы ведь хороший парень.
Я снова взглянул на часы.
Мне нужно в офис.
Прискорбно, пробормотал Эдди. Он снова сжимал руки и, опустив голову, ссутулив спину, быстро ходил по комнате. Ужасно, крайне прискорбно
Я чуть коснулся рукой его плеча. Если бы Эдди захотел, он мог бы с легкостью отодвинуться.
Тс-с-с, все в порядке.
Но я чувствовал, как тело Эдди дрожит под моей ладонью. Оскорбление отца ошеломило брата. И если я что-нибудь не сделаю, он будет волноваться весь день. Я взглянул на пианино. Бежали секунды. Я все равно не успел вовремя. Терпеть не мог опаздывать. Но успокоить брата было непросто. И одним из способов являлась музыка.
Хочешь, я тебе поиграю?
Эдди кивнул, его руки дрожали.
Ч-Чудесно. Время от времени люблю послушать хорошую музыку.
Будут пожелания? спросил я, усаживаясь на скамейку.
Эдди на какое-то время застыл у меня за спиной, потом снова принялся ходить.
Я бы предложил что-нибудь быстрое, проговорил он. Может, какое-нибудь рондо?
Конечно, Эдди.
Я положил пальцы на клавиши и, сосредоточившись, через мгновение заиграл «Турецкий марш» Моцарта. Классическое произведение восемнадцатого века, стремительное, но сложное.
Мои руки двигались сами собойя знал пьесу наизусть, а мама улыбалась нам с висящего над пианино портрета, написанного маслом. Это произведение я выучил одним из первых, еще в детстве, когда мама обнаружила у меня талант.
«Ты мог бы стать знаменитым пианистом, играть для всей Европы, как юный Моцарт», часто повторяла она мне, хлопая в ладоши и улыбаясь. Ее улыб- ка всегда была самой особенной. Полной жизни и света.
Как я относился к своей способности играть? Не знаю, она возникла сама собой, почти необъяснимо.
Словно язык, на котором я умел говорить с рождения. Я читал музыкальные знаки на бумаге, а в голове и сердце возникали звуки, которые затем играли пальцы. Но что конкретно значила для меня музыка и что я хотел с ней сделать У меня даже не было возможности об этом подумать. Мне просто не позволяли подобных мыслей.
Отец говорил, что игра на пианиновсего лишь увлечение, а не серьезная профессия.
«Только слабаки всю жизнь стучат пальцами по клавишам. Мой сын не будет слабаком».
Мама умерла прежде, не успев понять, насколько серьезно говорил отец.
Я подвел Моцарта к стремительному завершению и, оглянувшись, увидел, что Эдди, застыв на месте, с улыбкой смотрит в пол.
Отличное представление, добрый друг, проговорил он, хлопая в ладоши, но не встречаясь со мной взглядом. Он не мог, или не умел, выражать свои эмоции, как все остальные.
Я тоже не мог. После Аляски.
Да, мастерское. Без сомнений, однажды мы сможем лицезреть вас в стенах Карнеги-холла. Эдди приподнял воображаемую кепку. Доброго дня, сэр.
Всего хорошего, Эдди, пробормотал я.
Я бросил последний взгляд на мамин портрет. Она умерла, когда мне исполнилось одиннадцать. Теперь она жила лишь в картинах и фотографиях, с улыбкой глядя на нас сквозь пленку или холст. Хотелось бы мне проникнуть внутрь маминых снимков и оказаться рядом с ней.
В любом случае, там было бы лучше, чем здесь.
ГЛАВА 3
Макс
Я получил работу, проговорил я, усаживаясь на стул рядом с Даниэлем.
Его любимый бар «Дым и зеркала» напоминал жилище самого Даниэляпромышленный стиль с кирпичными стенами, трубами и зеркалом позади бутылок со спиртным, что усиливало и отражало свет. Для вечера среды народу было многовато.
Даниэль с друзьями, Малькольмом Нельсоном и Чарли Брайантом, заняли столик в скругленном углу бара. За последние несколько недель я тоже с ними сдружился. Хотя во взгляде Чарли всегда мелькал интерес другого рода, а в улыбке таилось нечто загадочное, как будто он жаждал поделиться со мной каким-то секретом.
Вот и теперь Чарли одарил меня одной из своих хитрых улыбочек.
Дежавю. Разве мы не сидели здесь месяц назад, поднимая тост за твою работу в Вирджинии Мей- сон?
Просто Макс хочет, чтобы мы раскошелились, проговорил Даниэль, ухмыляясь поверх стакана с «Белым русским» коктейлем. И поэтому объявляет о важных жизненных событиях. На следующей неделе он перестанет скрывать свои наклонности. Снова.