Не знаю, сколько часов я варюсь в этом чувстве вины и самобичеваниях, но я настолько погружаюсь в них, что даже пропускаю момент, когда возвращается Гридас.
Выдыхай, Серёг, хлопает он меня по здоровому плечу, возвращая в реальность. Врач сказал, угрозы жизни нет. Состояние стабильное.
А ребенок? подскакиваю на месте и смотрю на него диким, воспаленным взглядом.
Этого он мне не сказал. Я на панике затупил, признался, что никто ей, поэтому он со мной шибко ничего не обсуждал.
Ну, а денег че не предложил? тут же взбеленился я.
Я предложил, но он принципиальный, развел Гридасик руками, вызывая у меня еще большее раздражение.
Плохо, значит, предлагал, цежу сквозь зубы и выхожу из машины.
Серёг, не дури. Поймают, и все коту под хвост. Щас я улажу, пытается он меня остановить.
Отъеб*сь, Гридасик, не лезь под руку! Я и так еле держусь, отмахиваюсь от него и иду дальше.
На, хоть кепку надень, догоняет он меня снова.
На ходу натягиваю бейсболку и, выслушав, куда идти, и к кому обращаться, захожу в больницу. Где-то в области диафрагмы начинает гореть, и малодушно хочется сбежать. Перед отделением гинекологии стою, как последнее ссыкло, минут десять. Не могу решиться, хоть убей, ибо чувствую, разговор с этим «принципиальным» размажет меня, как ботинок дерьмо по асфальту.
Однако Нострадамус из меня все-таки херовый. Спустя пару минут спора с Настькиным лепилой не меня размазывает, а я сам едва сдерживаюсь, чтобы не размазать врачишку. Паренёк и в самом деле принципиальный до усрачки. В другое время такое отношение к работе, конечно, впечатлило бы и вызвало уважение. Однако сейчас я был слишком взвинчен, чтобы по достоинству оценить чей бы то ни было профессионализм.
Я вам последний раз повторяю: диагноз пациента, его история болезниэто сугубо конфиденциальная информация, которую я не имею права разглашать ни под каким предлогом! чеканит очкарик в белом халате, заметно нервничая. Оно и понятно. Видок у меня даже в люксовом шмотье чисто зэковский. Можно, конечно, этим воспользоваться и припугнуть «принципиального», раз на деньги он не ведется, но я не настолько свинья, чтобы угрожать человеку, который всю ночь не спал, пытаясь спасти мою Настьку, поэтому втягиваю с шумом воздух, призывая на помощь все свое самообладание, и спокойно давлю на нужные кнопки.
Слушай, доктор, я не хочу грубить и быть неблагодарным. Понимаю, профессиональная этика, врачебная тайнався фигня. Но, насколько мне известно, твой главный принцип«Не навреди». Ты же сейчас только усугубляешь ситуацию. Она и дошла до такого п*здеца исключительно из-за молчания, поэтому не нагнетай еще больше. Сама она, киваю в сторону палаты, не скажет. А мне нужна полная картина, чтобы в дальнейшем ничего подобного не повторилось.
Полагаю, у моей пациентки есть основания, чтобы не посвящать вас в свои проблемы, продолжает врачишка стоять на своем, чем выводит из себя.
У твоей пациентки, цежу сквозь зубы, возраст такой, когда идиотские принципы и гордость важнее здоровья, но ты -то уже вроде взрослый мальчик.
Взрослый, соглашается он. И именно о том, чтобы не навредить я думаю в первую очередь. Откуда мне знать, кто вы и что сделаете с девушкой, если я расскажу подробности? Извините, но вы у меня абсолютно не вызываете доверия, а учитывая причину, по которой девушка сейчас здесь, то и вовсе не мешало бы вызвать милицию.
Я тяжело вздыхаю и поднимаюсь со своего места. Врачишка шарахается к двери.
Да не ссы ты, поморщившись, подхожу к окну и, облокотившись на подоконник, смотрю на розовеющее небо. Я мог бы парой звонков решить вопрос с этим дуралеем, и он бы в два счета слетел с места. Третьи сутки без сна на постоянном нервяке очень располагают к такому повороту событий, но я и без того слишком много говна наворотил в своей жизни. И, судя по всему, бумерангэто не какая-то философская х*евина, а вполне себе реальная, поэтому не хочу добавлять в копилку своих косяков еще и этот. Пара минут моего временине восемь лет учебы в Медицинском университете.
Значит так, дружище, предпринимаю последнюю попытку решить все мирным путем, я уважаю твою профессию и принципы, но у меня сейчас нет времени, да и состояние не то, чтобы что-то доказывать. Ты сам прекрасно понимаешь, что я могу сильно испортить тебе жизнь, если захочу. Однако у меня тоже есть понятия. Я тебе благодарен за помощь и за то, что сейчас на свой страх, и риск пытаешься защитить права моейзапнувшись, застываю, не зная, как обозначить Настькин статус.
Девушки? Смешно. Какая, бл*дь, девушка в сорок лет?! Женщины? Еще смешнее. Сопля она, а не женщина. Любовницы? Пошлятина.
Жены, ляпаю, чтоб уж совсем дебилом не выглядеть. У врачишки недоуменно взлетает бровь, я и сам в недоумении. Какого вообще стою тут, парюсь?
Так она ваша жена? уточняет недоверчиво очкастый додик. Первая мысль послать -таки его к еб*ням собачьим, но вовремя себя торможу, понимая, что это еще канители на час, а я настолько заеб*лся, что сил никаких.
Онамоё всё, признаюсь устало и даже не морщусь от того, насколько сопливо звучу. Зато врачишка краснеет, словно это он тут себя наизнанку вывернул, но мне уже как-то похер. Давай, Игорь Валерьевич, не тяни кота за причинное место. Так или иначе я получу информацию и, если кому и будет хуже, то только тебе.
Игорек, насупившись, поджимает губы и садится обратно за стол.
Что конкретно вы хотите знать?
Ты еб*нутый? хочется мне спросить.
Ну, конечно, что с ребенком, раздраженно поясняю вслух. Все-таки этот малохольный меня бесит.
С каким еще ребенком? смотрит он на меня, как на сумасшедшего. Я тоже, как придурок, таращусь на него во все глаза и понимаю, что ни хрена не понимаю.
То есть ребенка не было? чувствуя себя, будто в какой-то трагикомедии, уточняю осторожно.
Сейчас нет, также аккуратно тянет врачишка и отводит взгляд, а мне будто под дых прилетает. В голове начинает вспыхивать сотня вопросов, но, затаив дыхание, выдавливаю лишь один:
А когда был?
Полагаю, помедлив, вздыхает тяжело Игорек, ваша жена была абортирована несколько недель назад. Причем, таким коновалом, что я бы не то, что диплом врача не дал, руки бы отрубил! Естественно, есть ряд осложнений
Он грузит меня кучей терминов, а я ни хрена не слышу. В ушах стоит звон, словно по башке прилетело, внутри же все стягивает в крепкий, тяжелый узел от осознания, что это значит «была абортирована несколько недель назад». Меня начинает трясти.
Ее что, изнасиловали? сам не замечаю, как произношу вслух и, пошатнувшись, оседаю на подоконник.
Судя по микроразрывам, прорывается сквозь звенящий вакуум голос врача, жесткий секс или насилие имело место быть. А поскольку времени после гинекологического выскабливания прошло недостаточно, то возобновлять на данном этапе половую жизнь, тем более, таким образом, ни в коем случае было нельзя. Мне сейчас сложно оценивать картину, так как плюсом ко всему у девушки началась менструация, а с учетом того, что после аборта или выкидыш это былне знаю, но на лицо гормональный сбой, так вот в связи с этим кровотечение очень обильное. Также на фоне стресса наблюдается термоневроз
Что за термоневроз, причем тут менструация и про что он вообще говорит, я все никак не вкурю. Меня заклинило на «была абортирована», и я хватал воздух ртом, как выброшенная на берег рыбина, пытаясь хоть как-то упорядочить в голове этот п*здец.
Да стой ты, не тарахти! Говори нормально, русским языком! обрываю торопливую речь врачишки.
А что тут непонятного? огрызается он, теряя терпение. Говорю же: несколько недель назад ей провели гинекологическое выскабливание. Аборт ли это был или выкидыш, я не знаю! Знаю только, что провели ужаснейшим образом, выскоблили под ноль. Неизвестно теперь сможет ли ваша жена иметь детей. Так мало того, там еще не зажило все, а вы или кто там полезли к девушке. Хорошо, что разрыва не было, а то бы сейчас не со мной разговаривали, а с патологоанатомом.
Я понял, выдавливаю через силу и на автомате спрашиваю. Что теперь?
Теперь, как минимум, неделю она проведет здесь у нас, в больнице, а после можно будет восстанавливаться дома. Естественно, в течении месяца никаких нагрузок, тяжестей, секса. Остальные рекомендации я подробно распишу в листе назначений.