Полутемный перекресток обнаружился внезапно - улицы-коридоры-пово- роты, редкие прохожие почтительно приветствуют Барракуду и угрюмо смот- рят вслед мальчику, косые светильники и вентиляционные щели, все похоже на Город, но только мелко, убого, со следами ремонта... Снова улицы-ко- ридоры-повороты, рука Барракуды осторожно придерживает ею же раздавлен- ные пальцы, и вдруг - четыре расходящиеся под прямым углом трубы, в центре перекрестка - четыре тусклых светильника, черный камень в окру- жении четырех теней...
Перед камнем стояла на коленях девушка. Незнакомая Ивару, щуплая, в широких, как у Ванины, одеждах; Барракуда замедлил шаг. Девушка не сразу заметила его погруженная в свои мысли, а может быть, и в некое подобие транса, она плавно покачивалась, водя по глыбе ладонями; потом, опомнившись, обернулась через плечо и встретилась с Барракудой глазами.
- Нет, не мешаешь, - сказал тот глухо, будто отвечая на незаданный вопрос.
Девушка печально качнула головой. Поднялась, подбирая одежды; беззвучно вышла в один из круглых тоннелей.
- Сядь, - все так же глухо сказал Барракуда Ивару . - Спиной к камню.
Ивар молча повиновался. Подошел и сел, привалившись всем телом к черной прохладной туше - и сразу же стало легче. Захотелось закрыть глаза.
- Сиди и слушай, - сказал Барракуда. - В роду тигардов существовал обычай... Один из самых древних, основополагающих. Когда мальчику ис- полнялось... Когда он становился на пороге взрослости, он шел в лес... Один и ночью. Знаешь, в лесу... Страшно. Звери... Тогда в лесах были звери. Но он шел - и находил Камень... Такой, что рос корнями из самых недр земли. Это было важно - мальчик не знал, где стоит Камень, он дол- жен был найти его... Ощутить... Не всем удавалось с первого раза, тогда говорили - он еще слаб... недостоин... Некоторые вообще не находили, и род изгонял их... Но тот, кто нашел Камень - садился у его подножья, вот как ты... И проводил ночь наедине с собой - и с камнем. И смотрел глубоко-глубоко в свою душу... И узнавал о себе то, чего никогда не знал... И порой гордился, а порой раскаивался... А чаще и то, и дру- гое... И вот перед рассветом к нему приходили старшие - мужчины из рода тигардов... И принимали его, как равного. Слушаешь?
- Зачем вы мне все это рассказываете? - спросил Ивар глухо.
Барракуда снова вздохнул:
- Зачем... Видишь ли, Ивар, у меня ведь полно трудов и обязан- ностей... Бессонные ночи, видишь ли. И, конечно, есть дела и поважнее, чем рассказывать сказки озлобленному мальчишке...
- Вы же говорили, что это не сказки! - Ивар почему-то ощутил себя обманутым.
Барракуда сидел на полу, скрестив ноги, как старинная деревянная кукла:
- Это... видишь ли, Ивар. Это - старинный повод для насмешек... в Городе. Удобный повод для насмешек - какие дураки, если тысячу лет на- зад их предки что-то такое делали, почему они повторяют это... слепо, без всякого смысла... повторяют, как сумасшедшие роботы, и называют свою глупость "обычаем"... "традицией"... Почему они так держатся за совершенно бессмысленные на сегодняшний день... Почему они считают, например, что умершим полагается последний путь? Всех устраивает прос- тая табличка в Стене Мертвых - а им, видите ли...
Он замолчал.
Ивар сидел, втянув голову в плечи, не отрывая глаз от пола.
Табличка в Стене Мертвых. Бесконечные ряды табличек; тупая боль, но болит не голова и не живот, это память болит, память о руках, о гу- бах, об огромном и теплом, красном, светящемся шаре, к которому можно прижаться и, успокоившись, уснуть...
- Мама...
"...три месяца в депрессии. Всегда считалось, что дети переносят легче..."
"...естественные отклонения. Достаточно избалован..."
- Мама!..
Ивар очнулся. Выпуклые глаза Барракуды были совсем рядом; жесткие ладони лежали у Ивара на плечах:
- Что?..