Шарлотта, донеслось до меня. Эрик даже слегка приобнял маму. Ничего себе! Мы не виделись год точно, неужели в их отношениях такое потепление? А что еще изменилось?
Изменилось Я не хотела, но не могла не глазеть на него. Эрик стал еще шире в плечах, забил татуировками и вторую руку, а улыбался так, что и девяностолетняя бабуля, как девочка, глазки строить начнет. Он был красивым. Не просто симпатичным, привлекательным или магнетически брутальным, а действительно красивым: с правильными чертами лица, в меру полными губами и улыбкой кинозвезды. Правда, чистый гавнюк по характеру, но кого это волнует, когда аура альфа-самца мозг до состояния кашицы размягчает!
Здорово, мужик! они побратались с коротышкой Риччи ему еще до шестифутового с лишним брата ой как далеко. Мне достался сухой кивок. Отлично, я повинную выполнила, можно убегать. Как бы ни кичилась и ни бравировала, а его слова помнила хорошо: они на подкорку записались, обидой горькой в душу вошли:
Когда я буду здесь беги, поняла? Сваливай, куда хочешь. Чтобы не видел тебя больше
Поэтому я не понимала, совсем не понимала, зачем он здесь. Почему решил пожить в Монтерее, со мной под одной крышей, если уже год как обосновался в Менло-Парк. Ну не будет же он до работы добираться полтора часа каждый день?! Хотя ему можно и не ездить, главное, чтобы компьютер под боком был. Черт!
Кайла, помоги мне накрыть стол к ужину, попросила мама, подталкивая всех в дом. Дважды черт!
За ужином я преимущественно молчала, или отделывалась лаконичными «угу», «ага», «нет». Да, мой преподаватель английской словесности пришел бы в ужас.
Эрик, положить тебе еще салат? Мясо?
Мама прямо старалась.
Благодарю, не стоит, и демонстративно отложил приборы, хотя тарелка наполовину полная. Вот поганец! Да, грудинка жестковата и что?
Кайла? мама посмотрела на меня с надеждой, словно я круг, который должен броситься навстречу утопающему.
Угу, выдала десятое за вечер. Плакали мои планы ускользнуть из-за стола поскорее, но маму не брошу, буду давиться, но все съем!
Так что там у тебя с квартирой? поинтересовался Дэвид. Он, кстати, тоже ел, не щадя желудка.
Руки только дошли до ремонта.
Ага, чьи интересно руки? Не его точно!
Полгодика поживу здесь.
Кусок грудинки в горле застрял, и я закашлялась, выплюнув остатки. Но мне вообще плевать. Меня другое волновало. Сколько-сколько этот индюк высокомерный будет здесь жить?! Полгода?! Меня настолько ошеломило его заявление, что я даже оставила без комментариев брезгливую физиономию. Подумаешь, пару кусочков вылетело изо рта, дело-то семейное!
Мы через неделю уезжаем, напомнил Дэвид, когда меня отпустило, и строго посмотрел на нас обоих. Я что? Я ничего. Это все он, Эрик! Нам волноваться на ваш счет?
Да пусть себе живет, мне-то что, равнодушно бросил, не взглянув на меня даже. Да и сказал так, будто я гость в этом доме. Да, это теорема, которую не нужно доказывать: мы (или только я) для него гости, временные жильцы, а Эрик хозяин.
Спасибо, мам, я отложила салфетку и поднялась. Мне нужно бежать: Марсия ждет.
Хватит с меня. Нужно проветриться и подумать, как жить с надменным сводным индюком (братом он так мне и не стал) на одной площади!
Через полчаса я, собранная и готовая провести пятничный вечер вне стен отчего дома, выпорхнул из спальни и практически нос к носу столкнулась с Эриком. Я уже и забыла, что его спальня наискосок от моей.
Скривилась всего на долю секунды и тут же надела самый непробиваемый покер фейс. Нам полгода на одной территории существовать пора начинать тренироваться не замечать друг друга.
Я практически прошла мимо, но куда там! Эрик схватил меня за локоть и притянул к себе.
Пока я буду здесь, ты не отсвечиваешь, поняла? процедил сквозь зубы, не глядя на меня. Неужели думает, что меня до сих пор можно напугать рычанием в голосе? Я и сама покусать могу! Для начала вырвала локоть и медово сказала:
Послушай, дорогой брат, даже руку на его плечо положила. Эрик взглянул так, будто сейчас сломает, если ты думаешь, что мне есть до тебя дело, то ошибаешься. Живи себе, ради бога, и пошла дальше.
Я тебя предупредил, бросил в спину.
Я обернулась. Хотела показать ему средний палец, но вместо этого послала воздушный поцелуй. Уверена, Эрика это взбесит похлеще любых оскорблений. Я больше не боюсь, не робею и не злюсь. Только равнодушие. Нет, РАВНОДУШИЕ! Большими буквами.
Так и есть. Эрик аж зубами клацнул от досады.
Сучка, одними губами прошептал, потому что по лестнице поднимался Дэвид.
Гав-гав! не выдержала я. Вот мы все и решили. По-семейному!
Эрик
Вот зараза! А были времена, когда дышать в мою сторону боялась. Хорошие времена, жаль, закончились. Сейчас у Кайлы вместо языка колючки, а в глазах огонь-пожар просто. Она не прячет их больше, не смущается нашего маленького секрета. Лучше бы продолжала бояться. Сучка-колючка.
Хм, а ей подходит, проговорил вслух.
Я зашел в спальню и рухнул на кровать. Рабочие коробки так и остались нераспакованными. Завтра, все завтра. Сегодня буду прокрастинировать и думать, как докатился до такой жизнь. Мне так хреново в этом доме. Уже три года хреново. До этого тоже не сахар было: после аварии принять мачеху казалось невозможным, но стерпится-стерпится, как говорится. А потом ну вообще звездец. Я даже помню, когда меня начало корежить и ломать. День икс. Когда заметил Ее. Мелкую, нескладную, рыжую сводную малявку. Никогда не считал ее сестрой! НИКОГДА. Как бы я хотел забыть тот день. Хотел, чтобы не было его, но нет. Это как смотреть на зашифрованную картинку и среди хаоса наконец начинает проглядываться очертания корабля. Потом сколько ни жмурься, ни отворачивайся: один взгляд, и видишь его корабль. И нельзя его развидеть. Нельзя!
Лето, солнце, океан. Я приехал в Монтерей. Мы с Картером тусили ночи напролет: бухали, курили, таскались по телкам, ночь пили большими глотками. Через две недели беспробудного прожигания жизни моя совесть надавала подзатыльников решено было навестить предков: отца и Риччи. Лучше бы я оставался в загуле
Смотри, какой экземпляр, бросил, притормаживая на светофоре. Нужно пьяного Картера (мы не просыхали, наверное, дня четыре) сдать на руки предкам, а потом в дом родной наведаться. Отец просил приехать. Да и соскучился я немного.
Где? Картер даже очки опустил, но глаза один хрен в кучу.
Вон, на роликах. Рыжая.
Я засмотрелся даже: ноги длинные, ровные и стройные, шортики короткие, едва крепкую задницу прикрывают. Но самое главное волосы. Густые, пушистые. Мягкие, наверное. Меня в последнее время на рыжих поперло.
Сзади сигналить начали бля, зеленый давно загорелся. Я сорвался с места. Красотка на своих роликах до перекрестка доехала уже. Остановлюсь и дам свой номер: она позвонит. Телки мне всегда сами звонят. И на лицо ее неплохо было бы посмотреть. И сиськи тоже.
Я прижался к тротуару: хотел окликнуть, когда она повернулась. Зачетная девочка. Глаза большие, губы пухлые, молоденькая правда совсем. И еще знакомая какая-то. Не пойму, где видел ее.
Так это же твоя сестра! наконец прозрел Картер. Малявка Кайла, хотя он глазомером в нее стрельнул. Жопа у нее вполне взрослая.
Заткнись! психанул я. Причем не на него, а на самого себя. Круто дал руля, вписываясь в поворот, с заездом на тротуар. Я подрезал Кайлу. Видел, как растянулась на асфальте. Зараза мелкая. Хотя ничерта не мелкая уже!
Домой она приехала с разбитыми коленками. А нехер без защиты ездить! И шлюховские шорты тоже нехер носить! Семнадцать лет, а задницей крутит, как местная давалка!
В тот день закончился мой покой. Я даже сейчас помнил, как Кайла зыркнула на меня. Поняла ведь, что я был за рулем, знала мою машину. Но ничего не сказала. Не пожаловалась отцу или маман своей. Она вообще никогда не жаловалась: ни на меня (а было за что), ни вообще. Мы ругались, пакостили и ненавидели друг друга, не привлекая взрослых. Это была наша война: горячая, потом холодная. Я даже уважал ее за то, что так стойко отбивалась от моих нападок, пока мне не пришлось сражаться с моментально распространившемся во мне пожаром. Я больше не мог смотреть на Кайлу, как на малявку, инородный элемент в моем доме, который совсем ни к месту, но так и быть пусть будет. Я мог смириться с мачехой и довеском, который она привела, но не мог принять, что эта рыжая девчонка начала вызывать во мне какие-то абсолютно противоречивые чувства.