Я посмотрел на Валерку-Арифметика, а онна меня, потом мы оба покраснели и стали смотреть на Генку Вдовина, который ковырял пальцем в земле. Мы молчали, наверное, минуты три, потом Валерка-Арифметик сказал:
Справедливо!
Мы больше не будем ругаться с Генкой! пообещал я.
Это я сам не буду ругаться с вами! пробормотал Генка.
Всю площадь от забора до ручья, сказал Илюшка Матафонов, мы разделим на секторы, чтобы каждый искал в своем секторе. Смотри, робя, внимательно за кострами! Если они сожгли ящики, то должны остаться железки и проволока. Первый секторот левого угла до этой вот сосенки. Второй сектор
Мне достался третий секторот большой сосны до ржавого ведра. Шириной он был метров сто, а длиной с километр. Я должен был прочесать его так внимательно, как бы прочесывал свою квартиру, если бы знал, что где-то папа уронил полтинник и сказал, что полтинник будет принадлежать тому, кто его найдет. Я был обязан обращать внимание на остатки костров, следы пиршеств на земле, не проходить мимо пустых консервных банок. Я был обязан обо всем замеченном немедленно сообщать условным криком: голосом петуха. Причем, я должен был кричать три раза, так как мой сектор был третьим. Значит Валерка, у которого был четвертый сектор, должен был четырежды кричать петухом.
А теперь давай, робя, по секторам! распорядился Илюшка, когда закончилось распределение. Да держи ух востро! Это не простое делоловить воров!
И тут мы вдруг увидели человека. Он неслышно вылез из стены молодых сосенок, глядя себе под ноги, что-то неслышно прошептал и остановился. Он был не молодой и не старый, какой-то средний. И костюм на нем был тоже какой-то средний не новый и не старый. Увидев нас, человек стал сперва внимательно глядеть на Илюшку Матафонова, потом на Генку Вдовина, а когда посмотрел на меня, то я почувствовал, как побежали по спине мурашки.
У человека были внимательные, страшные-престрашные глаза. У меня даже похолодело в животе, словно он загляну ко мне в середочку. «Ой-ей-ей! подумал я. Вот такие глаза бывают у жуликов!»
Так, так, так! произнес человек, усмехаясь. Собрались заговорщики!
После этого он повернулся и залез обратно в стену молодых сосенок. Он сделал это так быстро, словно растворился в воздухе. «Ой! подумал я. Может быть, мне это все привиделось!»
Чего он сказал? спросил Илюшка Матафонов. Кто такой?
Ой, какой он страшный, как шпион! сказал я. Как хотите, робя, но я свой сектор прочесывать сейчас не буду. Этот мужик в моем секторе прячется
Я нигде не прячусь! во весь голос сказал неизвестный человек и опять вылез из своих сосенок. Я уже не прячусь! повторил он и, глядя прямо на меня, пошел к забору. Возле него он остановился, отодвинул в сторону плохо прибитую доскуту, что оторвал Ленька Пискунов с друзьями, и быстро пролез в дыру. Доска закрылась, и мне снова показалось, что неизвестного человека и не было вовсе.
Ого-го! сказал Илюшка Матафонов. Ого-го! Оказывается, в эту щелку может пролезть и взрослый человек А моя-то версия строится на том, что может пролезть только подросток Ого-го!
Это и есть вор! поеживаясь, сказал Валерка-Арифметик. Воры такие вот и бывают Про доску знает!
Неизвестный человек тревожит меня
Мы тогда ничего не нашли, хотя исходили вдоль и поперек все свои секторы. Правда, несколько раз мы кукарекали, но все находки былини в хвост, ни в гриву. Я нашел две консервные банки из-под какой-то тушенки, Генкаостатки прошлогоднего костра, Илюшкацелых три консервные банки из-под мелкого частика. В общем, нашли мы кукиш с маслом, сели на землю и немножко посовещались. Я сказал, что неизвестный человек, который вылез из сосенок, очень тревожит меня. Валерка-Арифметик тоже признался, что ему было как-то не по себе, когда появился тот страшный мужик.
Этот страшный мужик и есть вор! сказали мы с Валеркой-Арифметиком.
Что касается Генки Вдовина, то он совсем не верил в Илюшкину версию и все кричал, что Леньке Пискунову надо поскорее дать в ухо, порвать пиджак и на этом кончать.
Одним словом, мы в тот раз не пришли ни к какому решению и разошлись по домам, шибко недовольные друг другом. Ну, а на следующий день мы опять сидели на бревнах, думали над операцией «Икс два нуля» и были такие печальные, молчаливые и вялые, что мне самому было жалко нас, а Илюшкуособенно. Это ведь он командовал нами, а ничего интересного придумать не мог. Сам Илюшка сидел на кончике бревна и жевал щепочку.
Ты не молчи, Илюшка! обозлился наконец Генка Вдовин. Раз ты командирзначит, должен знать, что делать! Давай командуй нами А то у всех морды битые, у меня пиджак так порванный, что отец со мной не разговаривает, а Ленька Пискунов похаживает себе да посмеивается
Ленька не только посмеивается, тихо ответил ему Илюшка. Он еще и грозится!
Илюшка Матафонов полез в карман своих штанов, достал маленькую бумажку и протянул ее мне:
Читай, Американец!
Я сразу узнал почерк Леньки Пискунова. Буквы у него были круглые, как у девчонки, а знаков препинания ни одного не было.
Какой неграмотный! сказал я. Просто противно читать!
Читай! заорали все.
«Ублюдки! начал читать я. Ублюдки, я знаю, что вы копаете дело в сосенках и на пустыре. Ни черта не найдете, гады проклятые, а только закопаете себя в землю. Последний раз предупреждаю, чтобы бросали копать, а то у меня длинные руки, и пощады не ждите. Око за око, кровь за кровь!»
Значит, есть у него нож! сказал Валерка-Арифметик. Если бы не было ножа, он бы так не грозился!
Да! сказал Генка Вдовин. Есть у него нож!
Мы с Илюшкой молчали, так как я думал о ноже Леньки Пискунова и о неизвестном человеке, которого боялся, а Илюшка принимал окончательное решение. Он, Илюшка, был такой, как Чапай перед битвой с беляками. Лоб у него наморщился, губы стали, как тоненькая щелочка. Он глядел на Валерку-Арифметика, но не видел его. Потом он медленно сказал:
Дело, робя, не в ноже! Раз Ленька нам пишет письмо, то значит, он боится, что мы копаем на пустыре и в сосенках. А раз он боитсязначит, мы ищем правильно. Только он уже сжег ящики и закопал банки Вот почему мы ничего не нашли!
Говорил Илюшка медленно, спокойно. Я глядел на него, и мне вдруг стало казаться, что Илюшка Матафонов уже не мальчишка, а взрослый человек. И морщина у него на лбу была, как у взрослого, и губы, как у взрослого, и глаза смотрели, как у взрослого. А когда я поглядел на руки Илюшки, то они мне тоже показались большими, как у взрослого.
Вот какие дела! продолжал Илюшка. Нам теперь трудно найти вещественные доказательства, но можно
Как? спросил Валерка-Арифметик. Скажи, как, Илья?
Валерка тоже, наверное, почувствовал, что Илюшка Матафонов стал, как взрослый, и поэтому даже назвал его Илья.
Нам надо следить за самим Ленькой! ответил Илюшка. Нужно ждать, когда он пойдет на то место, где они уничтожили вещественные доказательства Об этом в книгах есть! Преступники всегда ходят на место преступления. Вот Ленька Пискунов пойдет, а мы выследим его Чего вы думаете об этом, робя?
Мы ответили ему не сразу: мы ведь тоже стали такие же медленные и серьезные, как Илюшка Матафонов. Потому мы немного помолчали, подумали, и Валерка-Арифметик сказал:
Справедливо, Илья!
Согласен! сказал Генка Вдовин.
А если версия с Ленькой Пискуновым не оправдается, то будем искать того мужика, что встретился нам в сосенках, сказал я. Так ведь, Илья? Мы должны каждую версию проверять до конца.
Точно, Боря! ответил он. Мы ведь уже не играем, а дело делаем Нам нужна строгая дисциплина. Кто знает, вдруг у Леньки Пискунова есть нож! Вон он как грозится!
Следит за нами! поежился Арифметик. Вот мы сейчас сидим на бревнах, а он, может быть, за нами наблюдает
Запросто! ответил Илюшка. Только теперь будет наоборот. Не он за нами, а мы за ним будем следить Давай, робя, по домам, а завтра начнем.
Оказывается, на дворе уже был настоящий вечер. Во всех окнах горели огни, слышалась музыка, и было как-то медленно, спокойно, задумчиво. И горели на небе крупные звезды, похожие на лампочки со слабым накалом.