Морду придется начистить! Не полагалось бы вообще, но придется
Почему это не полагалось? закричал Генка Вдовин. Он мне весь пиджак изорвал
Нельзя путать личное с общественным! сказал я. Мы не имеем право чистить морду тем, кого подозреваем в государственном преступлении. Получается, что мы из личной мести!
Заткнись, Американец! заорал на весь лес Генка Вдовин. Начитался книжек и болтает
Американец правильно говорит! опять вздохнул Илюшка Матафонов. Нельзя нам чистить Леньке морду Но мы начистим! Я, робя, не утерплю, чтобы морду ему не начистить Вот соберем вещественные доказательства, и я ему так навешаю, что маму забудет
Я ему весь пиджак изорву! заулыбался Генка.
А я коротышке навешаю, задумчиво сказал Валерка-Арифметик. Он здорово злой, коротышка!
Мы немножко помолчали.
Ладно, робя! сказал Илюшка. Теперь план такой. Завтра опять начинаем ходить за Ленькой.
Мы поднялись с травы, посмотрели на часы Валерки-Арифметика и сразу решили пойти домой, так как уже было половина первого. Но часам Арифметика мы не особенно верили, и потому я посмотрел на солнцевисело высоко, было маленькое, как луковица. Так что надо было торопиться. Не придешь вовремя обедать, так начнется: «Ты не бережешь мой труд! Это тебе не ресторан! Я тоже работаю, а не гуляю!» Одним словом, мы все заторопились домой и почти побежали по узкой извилистой тропинке.
Мы прошли половину пути, как Илюшка Матафонов вдруг остановился, попятился назад и что-то пробормотал. Я сперва ничего не понял, но потом посмотрел вперед и ужаснулся.
Ой! проговорил за моей спиной Валерка-Арифметик. Ой, мамочка!
Из молодых сосен на узкую тропинку вышел тот самый мужик, которого мы встретили тогда в лесу, а потом на улице Калинина. Он вышел, повернулся к нам лицом и потихонечку пошел навстречу. Одет он был в полосатую рубаху, на голове у него была маленькая кепочка, и он держал в руке большую и толстую палку. Лицо у него было ужасно какое странное. Одна бровь поднята на лоб, другая, наоборот, опущена на щеку, а губы скривлены уголками вниз. Казалось, он нарочно делал такое лицо, чтобы испугать нас. Мужик приближался, и у меня на этот раз не только было холодно в животе, но и коленки дрожали.
Мужику оставалось до нас метров десять, и мы уже готовились дорого продавать свою жизнь, как он вдруг остановился, зашипел, как змея, и, размахнувшись, бросил палку. Мы нагнулись, заойкали, а когда подняли головы, мужика на тропинке не было. Он снова исчез, как по волшебству, а палка лежала почему-то позади того места, где стоял мужик. Это было второе чудонам-то казалось, что палка летит в нас.
Меня пот прошиб! сказал Валерка-Арифметик. Бог знает, до чего страшно!
Зря я не поехал в пионерский лагерь! тихо сказал Генка Вдовин. Сейчас бы сидел себе в речке
А Илюшка Матафонов ползал по земле. Он рассматривал следы неизвестного мужика:
Робя, это он! Это его сапоги у землянки!
Мы упали на землю рядом с Илюшкой и увидели, что он прав: следы были точно такие, как у землянки.
Где носоктам зигзаги и уголки, где каблуктам пупырышки.
Я же говорил, что это самый главный бандит! сказал я. Вот что мы теперь будем делать?..
Изучать приемы самбо! сказал Илюшка Матафонов.
Александр Матвеевич интересуется нашими успехами
Врать не буду: после встречи с неизвестным мужиком я здорово струсил. Меня даже не так пугал нож Леньки Пискунова, как этот неизвестный, страшный мужик. От ножа Леньки Пискунова еще можно было защищаться приемами самбо, которые мы собирались изучать, а как можно было защищаться от страшного мужика. Да у него руки были такие, как моя нога в самом толстом месте! А глаза! От его глаз я просто замирал на месте, как кролик под взглядом удава.
Одним словом, я здорово струсил. Да и не только яВалерка и Генка перетрухнули тоже и даже Илюшка Матафонов был всю дорогу задумчивый. Он не говорил ни слова, и мы тоже не говорили ни слова, а когда вошли в свой двор, то сразу разошлись по квартирам. Мы до того были молчаливые, что даже не договорились, когда встретимся после обеда.
Ты чего это воды в рот набрал? спросила меня мама, когда я съел первое, второе и начал есть компот. Молчит весь обед! Невиданное дело!
Да так, мама! сказал я. Просто нет настроения!
Между прочим, и у детей бывают настроения! сказал папа, разгрызая косточку от урюка. Не надо думать, что настроения бывают только у взрослых людей!
Безусловно! сказала мама. Никто не спорит!
Ну, спасибо, жена! сказал папа. У тебя сегодня прекрасный обед!
Он ушел в свою комнату работать, а я грустно подумал, что даже и не заметил, что мама приготовила прекрасный обед. Суп и котлеты я вроде и не ел, а от компота была только сладость во рту. Это, наверное, потому, что я все думал о неизвестном, страшном мужикекакой он здоровенный, какой таинственный, какой опасный.
Тебе еще компота? спросила мама.
Нет, спасибо!
Может, ты нездоров? забеспокоилась мама. Отказываешься от компота, не болтаешь за обедом
Я совершенно здоров, мама! сказал я и вышел из-за стола. Пойду погуляю!
На улице я сел на те бревна, что лежали у большого забора, и пригорюнился. Мне все было неинтересно. Маленькие ребятишки строили песчаный доммне было неинтересно, Севка Болотов ездил по двору на взрослом велосипедемне было наплевать; солнце пекло, а я даже и не думал о реке. Я был какой-то потерянный. Будто я есть, но будто меня нету. И все думал и думал о страшном мужике. Думал я вот как: мы нашли вещественные доказательства и теперь знаем, что Ленька Пискунов настоящий вор, а если Ленька Пискунов настоящий вор, то мы должны стереть его с лица земли. Но есть страшный мужик, который все ходит и все исчезает в сосенках, и, значит, мы уже не можем стереть с лица земли Леньку Пискунова. А его надо стереть с лица земли, так как он вор, но есть страшный мужик, который
У меня в голове все кружилось, как будто мельница. Я начинал с того, что Ленька вор, а кончал страшным мужиком и опять С ума можно было сойти! Это было как в киношке «Свет и тень». Там такая тетка, такой дядька, что все вертится и дух захватывает. С ума сойти можно! Я потрогал лобон был немножко горячий. «Не буду думать про страшного мужика!»решил я и немного повеселел, но потом опять стал думать про страшного мужика. Я думал про него и тогда, когда рядом со мной сел Валерка-Арифметик.
Чего-то дома не сидится! сказал он. Скучно чего-то!
Валерка-Арифметик тоже был задумчивый.
Вот так! сказал он.
Вот так! сказал я. Вон Генка Вдовин идет!
Генка сел рядом с нами, поковырял палочкой в зубах и начал сердито молчать. Он сопел, бурчал, хмыкал, но молчал, как нанятый. Мы тоже молчали и думали о страшном мужике. Грустные, мы даже и не заметили, как возле нас оказался Александр Матвеевич.
Здравия желаю, орлы! сказал он. Разрешите присесть рядом!
Садитесь! сказали мы. Милости просим!
Александр Матвеевич был весь в пыли, усталый, но веселый. Он, наверное, опять откуда-то прибежал, так как он все работает, хотя на пенсии.
Благодарю вас! сказал Александр Матвеевич и присел на бревна. Такой день солнечный!
После этого Александр Матвеевич замолчал. Лицо у него стало серьезное, и он все смотрел на нас. Мне даже стало неловко, что он нас так разглядывает, и я начал ворочаться. Александр Матвеевич заметил это и сказал:
Ничего, ничего, Борька! Я не буду мешать! Сидите себе, думайте, а я на солнце погреюсь!
Мы помолчали минут пять, а потом Александр Матвеевич сказал:
Уважаю я вас, ребятишки! Сидите такие строгие и думаете о том, как поймать этого вора Леньку Пискунова! Молодцы вы, ребятишки! Честное слово, молодцы! Храбрые, настойчивые, упрямые! Я было хотел в это дело вмешаться, сам половить Леньку Пискунова, но теперь вижу, что не надо мне вмешиваться. Вы и без меня его поймаете.
Он взял меня за рукав, потянул и спросил:
Трудно воров ловить, Борька?
Трудно! ответил я. Трудно!
А тебе, Валерка, тоже трудно? спросил он Арифметика. Страшновато, наверное, бывает иногда, а?