Мама продолжает:
Так уж вышло, что эта пассажирка наша новая соседка, которая пару месяцев назад переехала в развалюху на углу Овертон и Кавендиш. Перекупщик недвижимости, у неё ещё перед домом огромный мусорный контейнер. Надо, чтобы кто-то проведал её любимца.
Пш-ш, пш-ш.
Я делаю глубокий вдох и выдыхаю.
Хоть бы меня не убило током, хоть бы всё обошлось лёгким испугом. Папа всегда твердит, что в слове «ошибка» есть корень «шиб», означающий «бросок» или «удар», то есть «ошибиться» может значить «нанести удар мимо цели»; таким образом, «ошибка» всего лишь промах, неточное попадание при ударе. И если хорошенько попрактиковать удар, то всё получится. Поэтому я считаю свои промахи и надеюсь на лучшее.
Дом находится по адресу
Пш-ш-ш.
Овертон. Ключ под вторым горшком от двери. Она боится, Кинг съест
Мама уже почти закончила объяснять, как вдруг
ПШ-Ш!
Я роняю трубку.
День первый. Ошибка вторая
Ты обжёгся? спрашивает Рене.
Нет. Я просто отпустил её на всякий случай.
А вот когда Аттила засунул язык в электрическую ловушку для мух, его что-то обожгло.
Ничего меня не жгло. Я не стал уточнять, зачем Аттила засунул язык в мухоловку. С него станется. Возможно, он сделал это ради искусства. Я поднимаю трубку и прислушиваюсь. Но мамы, конечно, уже не слышно. Мне придётся снова выйти на улицу.
Где-то вдалеке раздаётся гул сирены. Пожар? Авария? Или в кого-то ударила молния из-за того, что он решил ответить на звонок?
Рене изучающе смотрит в окно кухни на ставшее пепельно-серым небо, которое отвечает очередным раскатом грома. Тогда она подбегает к двери, подпирает её спиной, расставляет ноги и широко разводит руки, перегородив мне путь.
Не бросай нас одних!
Рене боится оставаться одна даже в хорошую погоду.
Я должен покормить Кинга. Пойдём со мной. Я подхожу ближе, но она не двигается с места.
Кем бы ни был этот Кинг, он сможет подождать, пока гроза не кончится.
Это наш новый клиент. Она знает, как нам нужны клиенты. Папа делает угощения для собак. Он даже начал вязать для них свитера, чтобы помочь делу.
Ну и что? Рене закатывает глаза. Ты не сможешь накормить собаку, если поджаришься до хрустящей корочки по дороге к ней.
Дом снова сотрясает раскат грома. Я вздрагиваю.
Ты права. Пинг? Понг? Куда они запропастились?
Я не знаю, но мне надо в туалет. У тебя фонарик есть?
Внизу. На зарядке, рядом с папиным верстаком.
Дверь в подвал открыта. Мы заглядываем в тёмный коридор, в котором, конечно, даже окон нет.
Ладно, вздыхает Рене. Там и схожу.
Она наощупь спускается и доходит до ванной, в которой ещё темнее.
Я нашла фонарик, слышу я вскоре и отхожу к огромному окну в гостиной, туда, где во время грозы лучше бы не стоять. Представьте, вдруг стекло разобьётся? Я заворожённо смотрю в окно. Должно быть, листья забили канализационные стоки, потому что по обочине течёт река. Дождь пощипывает лужи.
Мимо дома, рассекая воду, словно моторная лодка, несётся белый узкий грузовик с длинным козырьком. Выглядит странно, но я уже видел эту машину. На ней красуется надпись: «Бриллиантовый гипсокартон». Кажется, у нас тут многим нужны новые стены.
Рене кричит.
Что? Что такое? Я бросаюсь вниз в темноту.
Дверь в ванную резко открывается.
Я нашла Пинга. В тусклом луче фонарика я различаю подругу с трудом, но вижу что-то извивающееся в её руках. Он прятался за унитазом, фыркает Рене. Я подумала, что это крыса.
Я смеюсь, она чихает.
Будь здорова.
Спасибо. Одолжи какую-нибудь толстовку, а?
Конечно. Я забираю у Рене фонарик и веду её в прачечную. Там долго роюсь в шкафу со старой одеждой, подсвечивая каждую стопку, пока не нахожу то, что нужно. По размеру подойдёт только красная кофта, которую четыре года назад мне купила бабушка. Спереди на ней написано: «Этот мальчикгений». Я носил её не снимая.
Рене ловит кофту, которую я ей бросаю, и уходит в ванную, чтобы переодеться. Пинг бежит следом. В это время я снимаю мокрую футболку и натягиваю другую, тоже любимую. Из всех вещей, которые лежат в корзине, моей оказалась только онатёмно-синяя с надписью: «Сохраняй спокойствие и выгуливай собак».
А для девочек такие делают? спрашивает Рене, выходя из ванной.
Вроде, да. Точно знаю, что у них есть толстовка с надписью: «Маленькая принцесса».
Пусть лучше будет: «Эта принцессагений».
Тебе обе подойдут.
«Принцесса-гений» это тоже про Рене. В свободное время она штудирует Википедию.
Мы идём в гостиную смотреть на шторм. Пинг бежит за нами. Когда очередная молния озаряет небо, я вижу знакомый силуэт на дорожке, которая ведёт к дому. Наконец-то! Папа дома.
Кажется, его несут не ноги, а куча мокрых крыс. Я бросаюсь к двери, а Пинг срывается с рук Рене. Он заливается лаем, как только приземляется на пол.
Дверь открывается. На пороге появляется папа.
Я привёл йорков.
Как же они шумные!
Йорки больше похожи на массу лающих мокрых крыс. Комнату заполняет знакомый запахзатхлый и в то же время сладкий, с ноткой грязи. Мокрые собаки. Обожаю.
Я подумал, что нельзя оставлять их одних, говорит папа.
Великие умы мыслят одинаково, кивает Рене, пока Пинг обнюхивает одного из йорков.
Это едва не стало второй ошибкой за день. Йорки даже между собой не ладят, что уж говорить про Пинга и Понга.
Где Понг? спрашивает папа.
Я пожимаю плечами.
Где-то в доме.
Собаки начинают отряхиваться. Папа вздыхает.
Поможете обтереть этих ребят полотенцем?
Конечно. Я иду на кухню, где у нас шкаф для метёлок, тряпья и всего такого. Рене не отстаёт от меня ни на шаг. Клянусь, я чувствую её дыхание на своей шее. Дверь шкафа открыта настежь. Странно. Я отдаю фонарик Рене и тянусь к верхней полке за полотенцем
Вдруг что-то хлопает меня по ногам. Я отскакиваю назад и толкаю Рене.
Понг!
Он в ответ лупит хвостом по полу. Рене поднимается с пола.
Я в порядке. Она светит фонариком в шкаф, и мы видим чёрно-белого пса, втиснувшегося между метлой и пылесосом.
Понг, всё хорошо. Дома можно не бояться молний.
В луче света видно, как Понг открывает пасть, будто улыбаясь нам. Он смущён, но выходить по-прежнему не хочет.
Я снова протягиваю руку к верхней полке и стягиваю с неё кучу выцветших полотенец.
Вот! Я протягиваю несколько полотенец Рене, и мы возвращаемся в гостиную. Кидаю пару полотенец папе, и каждый из нас выбирает по собаке. Я обтираю Охотника, его имя написано на ошейнике. Все йорки названы по присказке про радугу, папе даже заказали для них разноцветные свитера. Миссис Ирвин, их хозяйка, художница, как и мистер Ковальски. Раньше они оба работали в колледже Могавк.
Кто здесь хорошая девочка? Это Рози хорошая девочка, воркует Рене, обтирая другого йорка.
Ещё двое носятся по комнате, убегая от Пинга и оставляя мокрые следы на диване и ковре.
После этого вторжения маму замучает аллергия, качает головой папа, переходя с полотенцем к очередному пёсику. Столько собачьей шерсти. Придётся, обработать все диваны и ковры паром.
Может, отправим их всех в подвал? предлагаю я.
Отличная идея! Рене, позвони маме и скажи ей, где ты.
Уже отправила ей сообщение, отвечает Рене. Рози, Пинг, идём.
Я открываю дверь в подвал.
Малыш, сюда, ко мне, командую я Охотнику, подманивая его печеньем.
Папа сгоняет оставшихся йорков в подвал.
Голубок, Фиалка, Золотце, вниз-вниз-вниз, после каждой клички он щёлкает пальцами.
Мы спускаемся по лестнице.
Рене держит фонарикединственный источник света в наводнённой неугомонными шерстяными комочками тьме. Его луч мечется по комнате, пока она ищет диван, и собаки радостно начинают за ним охоту. Наконец Рене наводит фонарь на меня, чтобы я видел, куда иду. Собаки снова бросаются на луч. Понг мчится за ними. Теперь у нас семь собак. Один йорк спотыкается и сбивает с ног другого. Начинается драка. Пинг лает, как будто возомнил себя судьёй.
Прекратите! командует Рене и выключает свет.