И ты называешь себя матерью?
Я называю тебя чудовищем.
Я слышу, как они беснуются у меня за спинойдети, прошу вас, не так громко! На кухне, в обеденной зоне и в гостиной царит хаос. Дети мечутся по комнате, их вопли сотрясают стеныпожалуйста, угомонитесь! Время от времени кто-то из них перескакивает через спинку дивана и плюхается на подушки. Звук, подобный громкому и тяжелому вздоху, повторяется вновь и вновьпрекратите, хватит! У меня вот-вот разорвет череп, давление в голове невыносимо. Крышка не поддается. Будь проклята эта банка.
Мама?
Я вздрагиваю. Моя дочь внезапно оказывается рядом и с любопытством протискивается к столу. Какая же она маленькая Крошечная, хрупкая девочка с тонкими светлыми волосами и бледной кожей. Словно маленький ангел. Не из тех опрятных, розовощеких херувимов, каких моя мама собирает на полке в столовой. С этим ангелом как будто что-то не так. Это скорее неудавшийся пробный экземпляр.
Ханна, я произношу ее имя, словно констатирую факт, не вкладывая чувств.
Тебе помочь, мама?
Я смотрю в ее бледно-голубые глаза: она не обижается на меня за мой безучастный тон. Или просто не считает нужным обижаться. Молча киваю и пододвигаю к ней банку с какао. Без видимых усилий Ханна свинчивает крышку и весело улыбается.
Та-даам!
Спасибо, выговариваю я с трудом.
Она разворачивается, хочет вернуться к игре, но я хватаю ее за руку. Конечно, не рассчитав силуа Ханна такая маленькая и хрупкая Я поспешно отпускаю ее.
Прости. Тебе не больно?
Ханна хмурит лоб и кривит губы, словно я сказала какую-то глупость.
Нет, конечно. Ты бы никогда не сделала мне больно, мама.
Теплое чувство заполняет мою внутреннюю пустоту. Пытаюсь улыбнуться.
Может, поможешь мне еще немного?
Точно в доказательство, я вытягиваю вперед дрожащие руки. Но Ханна уже и так кивнула, приподнялась на носки и взяла ярко-зеленую пластмассовую ложку, лежащую тут же на столе. Она кладет по две ложки какао в каждую чашку, осторожно заливает молоком и перемешивает. При этом задумчиво и монотонно считает, сколько оборотов сделала ложкой.
Один, два, три
Монотонный счет, звон ложки. Голос у меня в голове непрестанно стучится в сознание, пока не появляется брешь. Этот голос произносит: «Она твоя дочь, и ты должна любить ее. Хочешь ты этого или нет».
семь, восемь
Дышать все труднее. Ноги становятся ватными. Я хватаюсь за край стола в поисках опоры и не нахожу ее.
Потолок медленно опрокидывается, пол начинает вращаться. Я отдаюсь во власть бессилия, медленно, без спешки погружаюсь в благословенную тьму. Спасибо.
Папа! слышу я словно сквозь толщу воды. У мамы опять припадок!
Пульс стабилизируется!
Ханна
Сестра Рут спрашивает, что я имею в виду под словом хижина.
Сначала мне хочется стукнуть ее по голове, чтобы она сама пораскинула мозгами. Но я все-таки решаю, что лучше ей помочь. Всегда нужно помогать другим.
Хижинаэто маленький дом из бревен. В лесу.
Сестра Рут кивает, как будто поняла, только брови у нее по-прежнему приподняты, и челюсть отвисает еще ниже, словно слетела с креплений. По лицу можно многое прочесть, если хватает ума.
Хочешь сказать, вы живете в лесу? В хижине?
Я медленно киваю и говорю:
Очень хорошо.
Мне самой нравится, когда меня хвалят. Если мама во время занятия задает мне вопрос, и я правильно отвечаю, она тоже всегда говорит: «Очень хорошо, Ханна». Тогда думать становится куда интереснее. Возможно, сестру Рут это тоже подстегнет.
А раньше ты где-нибудь жила, Ханна? В настоящем доме?
Хижинаэто настоящий дом! Папа обустроил ее специально для нас. Там хороший воздух. И рециркулятор ломался всего пару раз. Он всегда должен тихонько гудеть, а иначе что-то не в порядке. По счастью, у меня очень чуткий слух. Я сразу замечаю, когда с рециркулятором что-то не такпрежде, чем у нас начнет болеть голова. Но папа сразу все чинил. Он говорил, что случился небольшой сбой, ничего серьезного. Папа много всего умеет.
Сестра Рут мигает часто-часто.
Что начинает она, но тут же замолкает.
Я тоже молчу. Мне кажется, она наконец поняла, что должна думать своей головой. Мама тоже всегда ждет, если правильный ответ не приходит мне на ум сразу. Она говорит: «Какой толк, если я буду подсказывать тебе все ответы. Нужно привыкать думать собственной головой. Подумай, Ханна. Сосредоточься. Ты можешь».
Что, повторяет сестра Рут, за реци рецирк
Рециркулятор воздуха. Непросто выговорить, да? Знаете, что я делаю, если слово слишком сложное?
Сестра Рут снова молчит.
Я проговариваю про себя слово до тех пор, пока оно не отложится в голове. И новые слова даются мне лучше, чем Йонатану. Иногда достаточно два раза произнести про себя слово, а иногда нужно проговорить десять раз.
Сестра Рут все еще молчит. Возможно, она уже пробует мой способ и проговаривает про себя сложное слово.
Но вот у нее вздрагивают губы.
А ты не расскажешь, что это за она набирает воздуха перед сложным словом, рециркулятор воздуха?
Очень хорошо, я снова хвалю сестру Рут и радуюсь ее успехам и своим собственным. Из меня получается хороший учитель, это у меня от мамы. Рециркулятор обеспечивает нас воздухом, я стараюсь говорить как можно медленнее, чтобы не перегружать сестру Рут. Человек не может жить без кислорода. В день мы вдыхаем и выдыхаем от десяти до двадцати тысяч литров воздуха. Это примерно столько же, сколько вмещают от десяти до двадцати тысяч пачек молока. Вдыхаемый воздух содержит примерно двадцать один процент кислорода и ноль целых три сотых процента диоксида углерода. Выдыхаемый воздух состоит примерно на семнадцать процентов из кислорода и четырех процентов диоксида углерода, точка. С рециркулятором в хижину поступает хороший воздух, а плохой отводится наружу. Иначе мы задохнулись бы.
Сестра Рут подносит ладонь ко рту. Я замечаю, что она немного дрожит. Не только рука, но вся сестра Рут целиком.
А почему вы просто не откроете окно?
Мне кажется, это вопрос, но звучит совсем не так. Вообще-то, если хочется что-то спросить, нужно обозначать это голосом в конце предложения. Я принимаюсь сортировать карандаши, длинной прямой линией, от светлого к темному, начиная с желтого и заканчивая черным.
Ханна?
Вот, сестра Рут обозначила голосом вопрос. Я поднимаю глаза от своей пестрой линии, смотрю на нее.
Может, хотя бы скажешь, кто такой Йонатан?
Это мой брат.
И Йонатан тоже живет в хижине? С тобой и твоими родителями?
Само собой. Он же не сделал ничего такого. С чего бы нам его отсылать?
А расскажи мне о пятнах на ковре.
Теперь сестра Рут садится очень прямо и даже выигрывает в гляделки. Это из-за того, что у меня снова слезятся глаза. Все из-за яркого света и усталости.
Ханна? Ты говорила, что Йонатан отчищает пятна с ковра. Что за пятна, Ханна?
Я мотаю головой и говорю:
Я устала. И хочу к маме.
Сестра Рут тянется через стол и берет меня за руку. При этом она задевает два карандаша в моей линии, синий и зеленый.
Знаю. Но поверь мне, когда к ней можно будет заглянуть, врачи сразу дадут нам знать. Может, пока нарисуешь еще что-нибудь? Смотри, какой толстый. Она выпускает мою руку и показывает на альбом. Тут еще столько чистых листов.
Я пожимаю плечами. Вообще-то мне больше не хочется рисовать.
Сестра Рут делает задумчивое лицо, с прищуренными глазами и поджатыми губами.
А что, если ты нарисуешь всю свою семью? И своего брата, Йонатана. Она улыбается. Она хорошо слушала и запомнила его имя. Вы с Йонатаном ладите? Или иногда ссоритесь?
Мы ссоримся, только если Йонатан валяет дурака.
У сестры Рут вырывается смешок.
Понимаю. А скажи, твой брат старше тебя или младше?
Я вырываю из альбома лист с мамой и папой в лесу и откладываю в сторону. Потом беру синий карандаш и принимаюсь рисовать на новом листе лицо Йонатана.
Младше, произношу я. На два года.
Так, не подсказывай, попробую угадать. Тогда ему говорит сестра Рут и задумывается. Хм, это непросто. Думаю, ему шесть?