Вы меня слышите? Можете подать знак, шевельнуть пальцем?
Я не реагирую. Концентрируюсь на своем дыхании. Как упрямый ребенок, лежу с закрытыми глазами. Не мигаю, даже когда твой рехнувшийся отец встает у кровати и окончательно теряет голову.
Это не она! Это не моя дочь!
Когда они выходят за дверь, полагаю, врачу приходится поддерживать его.
Я же просто лежу, как мертвая туша. Как лежала ночами, пока твой муж забирался на меня. Глаза крепко зажмурены. Я знаю, что разразится настоящий ад, как только я открою их. Мне страшно, Лена. Ужасно страшно.
Маттиас
Взгляд Карин, ее бледное лицо и неподвижные, широко раскрытые глаза.
Лена шагает к нам по коридору, держась за руку медсестры.
Наше дитя, наша маленькая Лена, моя Ленхен в возрасте, быть может, шести или семи лет. Слишком маленькая за громадным кульком сладостей, выдает мой помутненный разум. И снова образы из прошлого накладываются на реальность. Белокурые локоны, острый подбородок, глаза, боже правый, эти глаза
Я ищу опоры и хватаюсь за руку Герда.
Лена
Господи слышу я голос Карин, и одновременно Герд отдергивает руку.
Я невольно перевожу взгляд и вижу, как он подхватывает Карин, у которой подкосились ноги.
Что вырывается у Герда, но затем он тоже поворачивает голову и глядит на девочку. Это немыслимо.
К нам подскакивает и его коллега Гизнер, который до сих пор держался в стороне.
Лена! зовет Карин.
Медсестра, что держит Ленхен за руку, резко останавливается. Та робко заходит ей за спину. Кажется, мы напугали ее своей реакцией.
Тсс! Тихо! Не шумите вы! шепчу я, но Карин уже не в себе.
Что это значит? Она хватает ртом воздух и заходится в пронзительном, истошном крике:Лена!
Медсестра пятится по коридору и увлекает за собой девочку.
Нет, нет, нет! Постойте!
Я реву и бросаюсь за ними, но в следующий миг рывком подаюсь назад. Меня хватают чьи-то руки.
Лена! я слышу собственный хриплый голос.
Потом Гизнер валит меня на пол, как взбешенное животное. Пока я извиваюсь в жалкой попытке подняться, Ленхен уводят. В коридоре только мы. И тишина.
Следуйте за мной, герр Бек, произносит через мгновение Гизнер и помогает мне подняться.
* * *
В сопровождении санитара нас отводят в ближайшую из свободных палат. Герд подводит Карин к кровати, и та послушно оседает. Будь у человека рубильник на спине, так бы все и выглядело. Санитар спрашивает, не позвать ли врача, чтобы дал ей какого-нибудь успокоительного.
Нет, спасибо, отвечаю я, не особо вникая в ее состояние. Всё в порядке.
Когда санитар оставляет нас, Гизнер просит объяснений.
Лена, произносим мы с Карин одновременно.
Та девочка в коридоре выглядит в точности как наша дочь, объясняю я. В детстве, добавляю поспешно, сознавая, каким бредом это может показаться.
Родители в состоянии шока бросаются на чужого ребенка. Должно быть, такое впечатление мы производим на Гизнера. Только ребенок не может быть чужим, если выглядит как точная копия нашей дочери. Ведь не может?
Так и есть. Герд неожиданно приходит мне на помощь. Прямо клон.
Гизнер переводит на него недоверчивый взгляд.
Ядруг семьи, знаю Лену с самого рождения.
«Друг семьи, ага», проговариваю я про себя, но сдерживаюсь. Наши с Гердом отношения не играют роли, когда речь идет о Лене. Нет, о девочке.
Подождите. Спохватившись, я лезу в карман и достаю бумажник.
В кармашке под прозрачным пластикомфотография, краски уже немного выцвели. На снимкемоя Ленхен с громадным кульком сладостей. Она улыбается мне всякий раз, стоит только открыть бумажник. Я вынимаю карточку и протягиваю Гизнеру.
Вот, взгляните сами.
Комиссар берет фотографию и внимательно изучает.
Хм, протягивает он, и так несколько раз:Хм
Кто эта девочка? спрашивает Карин надтреснутым голосом.
Гизнер отрывается от фотографии.
По ее же словам, она дочь потерпевшей.
Я мотаю головой.
Но это невозможно. Эта женщина, я неопределенным жестом указываю в сторону двери, не может быть Леной.
Маттиас, ты уверен? спрашивает Карин. Столько лет прошло, может, ты просто не узнал ее Ты видел шрам? и лихорадочно тычет себя пальцем по лбу, над правой бровью. Может, мне самой посмотреть на нее?
Да, у нее есть шрам. Но это не Лена. Я знаю, как выглядит моя дочь. Я поневоле повышаю голос. Прости, дорогая. Это и в самом деле не она.
И все-таки, может, я взгляну? Для полной уверенности.
Это не она, Карин!
Давайте все успокоимся, вмешивается Герд. Карин, ты никуда не пойдешь. Я сам посмотрю. Я узна́ю Лену.
Выходит, по-вашему, я собственную дочь не могу узнать? Это не укладывается у меня это в голове.
Конечно, ты ее узнал бы, успокаивает меня Герд. Но здесь явно что-то не сходится. Мы должны выяснить, кто эта женщина и почему девочка, которая так похожа на Лену, считает себя ее дочерью.
Хм, снова протягивает Гизнер и возвращает мне фотографию. А у вас есть ДНК-профиль Лены Бек?
Герд усердно кивает, как прилежный ученик.
Составили еще тогда; взяли пробу с зубной щетки.
Что ж, говорит Гизнер, обращаясь уже к нам с Карин. Это значит, что нам остается лишь взять пробу у девочки. Это не займет много времени, достаточно простого анализа слюны. Затем составим ДНК-профиль и наконец сравним оба профиля на соответствие. Сможем, по крайней мере, выяснить, состоит ли девочка в родстве с вашей дочерью. При этом остается неясным, какое отношение имеет к девочке потерпевшая
Допросим девочку, предлагает Герд.
Подобную решимость в последний раз я наблюдал за ним четырнадцать лет назад. «Мы найдем твою дочь, Маттиас, сказал он тогда, закинув ноги на стол, с сигаретой в зубах; вылитый коп из дешевого американского фильма. И пусть это будет последним, что я сделаю в своей жизни, но я верну нашу Лену домой».
Гизнер вздыхает.
Я уже разговаривал с девочкой, причем в присутствии психолога. Похвастаться нечем.
Вы с ней говорили? переспрашиваю я сиплым голосом. Что значит «похвастаться нечем»?
Наш специалист, доктор Хамштедт, еще не может поставить точный диагноз. Пока у нас есть лишь разрозненные сведения, но, я надеюсь, в ближайшее время мы узнаем больше. Когда найдем хижину, о которой говорит Ханна. Я запросил вертолет, чтобы облетели местность, и направил людей в район аварии.
Ханна повторяю я самому себе.
Значит, ее зовут Ханна. Я ищу взгляда Карин, но она смотрит мимо меня, на Гизнера.
Что еще за хижина? спрашивает она. Лена там, в этой хижине?
Гизнер прокашливается.
Комиссар Брюлинг прав: вам нужно прийти в себя, успокоиться.
Он дает знак Герду. Тот кивает.
Когда мы остаемся вдвоем, Карин вздыхает:
Какого черта здесь происходит?
Лена
Подумываю о том, чтобы сбежать, но вот как это провернуть? Ведь я по-прежнему не могу толком двигаться. И приборы наверняка подадут сигнал, если сорвать датчики. Кроме того, в палату то и дело кто-нибудь входит. Такое впечатление, будто они пытаются разбудить меня своей беготней. Поначалу это лишь медперсонал. Забегают, чтобы сменить пакет на капельнице или сверить показания кардиографа. Я просто закрываю глаза и глубоко дышу.
Но потом появляются двое полицейских и решают расположиться у моей кровати. Один, как я поняла из произносимых шепотом фраз, прибыл прямиком из Мюнхена, второй представляет ведомство округа Кам. То и дело звучит слово «девочка».
Ханна Значит, я не бредила; она была там, ехала вместе со мной в машине «Скорой помощи». В больницу. Ханна здесь.
Я улавливаю слова «похищение» и «хижина». Кардиограф, к которому я подключена, транслирует мое возбуждение чередой сигналов. Кто-то из полицейскихнаверное, Камжмет кнопку вызова у изголовья кровати. Я слышу, как оба переминаются с ноги на ногуочевидно, в ожидании кого-то из персонала.
Входит санитар. Проверяет зажим на моем среднем пальце, после чего прикладывает холодный стетоскоп к моей груди.
Всё в порядке, сообщает он Каму и Мюнхену. Должно быть, плохой сон, только и всего.
Кто-то из полицейских ворчит в ответ что-то неразборчивое.