Меня вновь скрутило воспоминаниями, сжало в тисках горечи. Казалось бы, столько времени прошло, а я всё еще не могу восстановиться, не могу позволить себе быть счастливой и легкой. Точно разбитая ваза, которую склеили, а швы, пусть даже незаметные, остались, как незримый энергетический отпечаток. Они, эти уродливые швы моей разбитой семейной жизни, как будто проштамповали меня: «бывшая в употреблении», старая, расколотая, с трещинами, «идет с молотка по заниженной стоимости», как уценёнка. Поэтому, по мнению большинства «опытных» дам, мне следует соглашаться на любого мужика, который обратит на меня внимание, изменит своей жене, бросит ее и женится на мне, дабы потом точно также обжиматься по углам с более молодыми дамочками вплоть до начала его мужских старческих проблем
Сколько раз думаю об этом, столько раз и понимаю: я другая, я так не смогу. Даже если философски отнесусь к жизни, даже если соглашусь на секс без всяких обязательств, просто ради того, чтобы удовлетворять потребности тела. Но разве тело способно удовлетворить потребности души? Нет. Всегда только наоборот. Тогда почему меня всеми силами приучают думать о теле в обход души?
Зачем мне нужны незаживающие раны, почему я сама не хочу исцелиться? Будто кто-то невидимый убедил меня, что проживая снова и снова эту жгучую боль предательства, мне откроется некая тайная дверь, за которой стоит добрый чародей, дарующий путь к свободе. Но нет, никакого особого понимания «тайны» ко мне не приходит, кроме еще одного пройденного круга личного ада со всеми моими слезами, обидами, с чувством растоптанной женской гордости и ущемленного достоинства, с многочисленными комплексами неполноценности. О, сколько их развилось на этом фоне, на этой благодатной почве, возделанной «любимым» мужчиной! Но разве не я пахала вместе с ним это поле, разве не я бросала семена, пытаясь быть понимающей, ходить на компромиссы, учиться быть женщиной и играть по правилам, которые приняты во взрослой жизни?.. В какой-то степени это можно назвать самопознанием, глубинным адским психоанализом собственных ошибок и провалов.
Я бережно собрала урожай с моих плодородных полей, но оказалось, что съесть всё это богатство просто невозможноведь это сплошные сорняки и токсичные яды, которые я безуспешно пытаюсь выкорчевать на протяжении стольких лет, а они только множатся, неподъемно тяжелеют, укореняются и прорастают, сплетаясь в чудовищные, уродливые композиции внутри моей души. Окольцовывая меня, они затягивают всё глубже и глубже, заставляя проваливаться в трясину, откуда уже не видно истинного Света. Там лишь искаженные лучи, преломленные множеством фильтров, радуют тех, кто давно не видел настоящего солнца, не чувствовал его подлинного тепла. И что остается таким отравленным людям, кроме как называть подлинное солнце и тепловымыслом?..
Вот и я уже очень глубоко, ибо не верю ни людям, ни в людей, но зачем тогда нечто внутри меня всё еще настойчиво напоминает о том, что там, за горизонтом, куда не может проникнуть мой потухший взор, всё еще существует Жизнь полная красок, легкости и счастья без всякого лицемерия и лжи?
Вскоре мы подошли к залу с открытыми дверьми, и не могу сказать, что меня это обрадовало, так как я планировала поговорить с Эрнесто наедине, вдали от глаз любопытных, но когда услышала звуки рояля, то мгновенно мне стало как-то наплевать на всех, кто мог бы стать свидетелем нашего разговора.
Провожатый скромно удалился, оставив меня одну на пороге каминного зала, а я всё не решалась войти. Наконец, преодолев себя, я сделала пару тихих шагов, чтобы не отвлечь музыканта, да он сам заметил меня, и тогда полилась не просто мелодия, которую я без труда узнала до этого, но еще и слова песни. Возможно ли подобное совпадение, что Эрнесто знал наизусть мою любимую песню и умел играть ее без нот?
Затаив дыхание, я остановилась подле рояля, за которым сидел Эрнесто. В комнате, где уютно потрескивал огромный камин; где освещением служило лишь пламя и гирлянды на огромной елке, лились пророческие слова песни, от которых по моему лицу невольно побежали слёзы.
Акустика в каминном зале была восхитительная, и я, являясь единственной слушательницей этого проникновенного и потрясающего голоса, ничуть не уступающего эстрадному певцу, роняла слезу за слезой, вовсе не смущаясь, ибо это был тот самый долгожданный миг, о котором говорят: момент Истины. И стесняться слёз, коли захватило это удивительно возвышенное чувство, позволяющее понять, кто ты есть на самом деле, ни в коем случае нельзя.
В исполнении Эрнесто эта песня, и без того до дрожи пронзительная, врывалась в меня чарующими волнами теплого океана. Наверное, я впервые поняла значение выражения, когда говорят, что голос и тембр любимого человека не просто божественны, они представляют собой всю гармонию Вселенной, являясь единственно возможным «настройщиком» тонкого и уникального душевно-сердечного инструмента
Abrázame
y no me digas nada, sólo abrázame
Me basta tu mirada para comprender
Que tú te irás Abrázame
Si tú te vas sólo me quedará el silencio para conversar,
la sombra de tu cuerpo y la soledad
serán mis compañeras si te vas
________________________________________________
Обними меня и ничего не говори, просто обними меня, мне достаточно твоего взгляда, чтобы понять: ты уходишь
Если ты уйдешь, мне останется лишь разговаривать с тишиной. Твоя тень и одиночество станут моими спутниками, если ты уйдешь
_________________________________________________
Эрнесто замолчал, так и не допев до конца. Поднявшись, он хотел было коснуться моего лица, но его пальцы замерли возле скулы, как будто натолкнулись на невидимую преграду.
Простите, что расстроил вас.
Я не сразу смогла справиться с голосом. Рыдания буквально душили меня, а Эрнестотакой необычайно красивый и элегантный, в белоснежной сорочке с закатанными рукавами, без галстука, в свете камина и рождественских гирляндстоял напротив и тревожно всматривался в моё лицо, будто сердце этого удивительного мужчины жаждало спросить о чем-то таком бесконечно важном, что словами не озвучить, ибо лишь взгляд способен задавать подобные сокровенные вопросы.
Помотав головой, я просипела сквозь слёзы:
Нет, не расстроили, а наоборотвоодушевили. Я очень люблю эту песню. Как вы угадали?
Не старался угадывать, просто спел то, что самому нравится из репертуара того, кто нравится вам.
И вы так спели ее
Как? приблизившись, тихо уточнил он. Взяв мою ладонь в свою, а другой рукой скользнув по талии, он повел меня в танце, чуть слышно напевая слова этой песни.
У меня моментально закружилась голова. Его легкое дыхание касалось моего виска, в то время как я сама перестала дышать какие-то картины на стенах крутились перед моим расплывшимся взором приглушенная подсветка заснеженной улицы в огромном окне сказочно-уютная ёлка рука, обвившая талию теплая ладонь, державшая мою так бережно и нежно, что захотелось взвыть одновременно и от радости, и от отчаяния!
Я видела бьющийся пульс на его шее, и сладостное притяжение магнитом тянуло коснуться привлекательного тела, несмотря ни на какие выставленные самоограничения и рамки. Меня бросало в дрожь от желания вдохнуть запах его шелковистой загоревшей кожи; спуститься пальцами ниже, к пылающей сердцевине, где звучала на высочайших вибрациях одна из самых загадочных энергий в мире: та, благодаря которой мужчине и женщине дарована возможность почувствовать себя Единым Божеством
В ямке на его шее, там, где были расстегнуты верхние пуговицы сорочки, блестела серебром цепочка с кулоном в виде доски для серфинга, и мне казалось, что эта доска, украшенная бриллиантовыми брызгами, скользит по волнам жара, исходившим от Эрнесто. И как же я завидовала этому кулону!
Мне безумно хотелось последовать совету песни и обнять! Без слов, без объяснений, а просто обнять, прижаться к его груди, обвить руками шею, почувствовать единство с ним, и сказать: мой, мой всецело и безраздельно!
Осознание факта, что это далеко не так, своей неправильностью и несправедливостью резало мне сердце, и всё, что я моглаэто легко касаться в танце его плеча. Я чувствовала, как моя ладонь прожигала его до кости, распаляя еще сильнее сумасшедшее взаимное притяжение, вспыхнувшеечто уж отрицать! с первого взгляда, еще при приеме на работу, когда Эрнесто почему-то назвал меня ангелом, которым ему бы хотелось любоваться.