К исходу второй недели в лесах появились широкие просеки и пустующие охотничьи избушки.
Встреченная сегодня мальчиками деревня была первым поселением на их пути. Гостей здесь явно не ждали. Быстро надвигались сумерки, вот-вот погаснет закат, а в темных глазницах домов не мелькнул ни один огонек. Царившую вокруг тишину разгонял только шум сосен да нерешительное кваканье лягушек в заросшем пруду.
Мальчики пошли по пустынной улице мимо заколоченных домов, заросших бурьяном огородов и непроизвольно старались ступать тише. Солнце село, и ночное безмолвие вдруг прорезал жалостный, исполненный безысходной тоски плач ребенка.
— Мамочка моя! — залепетал Рики, у которого душа ушла в пятки. — Кто это плачет?
Прислушиваясь, мальчики пошли вдоль домов. Плач доносился из заколоченного бревенчатого дома с широким крыльцом и наглухо прибитой гвоздями калиткой. Во дворе одиноко темнел высокий тополь.
Скинув рюкзак, Тики перелез через забор, выбил ногой калитку, и Дизи с Рики ввалились во двор. Сбить доски с двери оказалось делом более трудным. При первых же ударах рыдающие звуки в доме прекратились. Вскоре мальчики, спотыкаясь и шаря фонариком по голым стенам, прошли через темные сени в горницу.
На полу, съежившись и обхватив себя ручками, сидело маленькое, ростом с небольшую собаку, мохнатое существо. Пугаясь направленного на него яркого света, оно откатилось в темный угол и снова тоненько закричало:
— И-и-и!…
— Это что еще за рева? — удивился Тики.
— Я знаю, кто это! — возбужденно выкрикнул прячущийся за его спиной Рики. — Это ч-черт!
Дизи присел на корточки и хотел прикоснуться к существу, но оно резво укусило его за руку и пропало, будто растворилось в воздухе. Рики испуганно ахнул, Тики сердито швырнул свой рюкзак на пол.
— Больно? — спросил он Дизи, который рассматривал рану, но мальчик просто пожал плечами.
Посередине большого круглого стола стояла плошка с толстой восковой свечой. Тики зажег ее, и мальчики уселись на табуреты. В отсветах пламени пустая комната с ее голой мебелью выглядела особенно печальной и нежилой.
Дизи сам обработал рану. Рики наблюдал за ним, раскрыв рот.
— Ты даже не поморщился, — заметил Тики. — Что это за зверь был, а, Дизи?
— Похож на домового, — невозмутимо ответил мальчик.
Тики вздохнул.
— Покусаны домовым…
— Пойдемте отсюда… — заныл Рики.
— Он здесь и наблюдает за нами, — сказал Дизи. — Помолчите. — Он устремил взгляд в темный угол комнаты и замер, к чему-то прислушиваясь. — Он дух этого пустого… противного дома…
— Спроси его, куда люди подевались, — быстро произнес Тики.
— Отсюда даже крысы ушли… — сказал Дизи и замолчал. — Он плачет…
— Крысы бегут с тонущего корабля, — сообщил всем Рики.
— Почему ушли даже крысы?
— Он сидел в подполье, в старом валенке… Он живет там, крыс гоняет, ну, и вообще… за порядком следит. Вдруг слышит, хозяева его забегали, затопали, шум страшный подняли. Думал, пожар случился. Понюхал — нет, дымом не пахнет… — передавал Дизи неслышный другим рассказ домового. — Понял, уезжают куда-то. Пожитки свои собрал, сидел, ждал, когда ему горшочек с крышкой поставят, чтобы он в него залез, и позовут: «Поедем, домовой, с нами в новый дом…» — Дизи замолчал.
— Ну?
— Они его забыли.
— Они плохие люди, — категорично заметил Рики, борясь со сном.
— Он снова плачет.
— Сколько ему лет? — спросил Тики.
— Очень много… даже для домового…
— Подожди, дед, хватит нюнить, — сказал Тики, обращаясь к темному углу. — Почему сам не попросился с ними?
Дизи прислушался.
— Он гордый, — перевел он. — Думал, себе хуже сделают, мол, еще вспомнят своего домовичка. Решил в соседний, новый, дом уйти, там домовой еще не поселился. Просидел в подполье неделю, переживал.