Она приезжала раз в год, и они проводили вместе несколько дней. Но затеи у Виноны обнаружился рак, в одночасье унесший её жизнь.
Мэй снова осталась одна.
Винона умерла. Джеймс умер. Дочери на другом конце страны. Когда Джейн Хаббл поселилась здесь, это было блаженство. Но вот теперь нет и Джейн. Медсестры говорили, что она в клинике: «А где ещё ей быть?» Но Мэй не верила им.
Она подарила Джейн одну из своих пяти кукол ещё до того, как подругу поразил инсульт – по крайней мере, Мэй сказали, что это инсульт. Как-то раз она спросила у медсестры, осталась ли кукла у Джейн, и та очень удивилась. А потом сказала: «Да, конечно, кукла у неё».
Если Джейн уехала или умерла, Мэй хотела бы получить свою куклу обратно на память о подруге. Но просить она не осмеливалась. Все сиделки были такими суровыми и даже сердитыми. Они неплохо заботились о своих подопечных, поддерживали чистоту, меняли белье, стирали одежду и кормили неплохо, но иногда Мэй чувствовала, что жестокий нрав Аделины Прайор, её холодность передались всему персоналу. Поэтому Мэй не с кем было поговорить.
А когда она позвонила своему попечителю и рассказала, что, по её мнению, Джейн вовсе не в больничном отделении, он говорил с ней как с жертвой старческого маразма. Сказал, что ему жаль, но, по словам владелицы пансионата мисс Прайор, Джейн слишком больна и не может принимать гостей, и что он не видит в этом ничего такого. Сказал, что больничное отделение слишком тесное, на каждом шагу капельницы, и что посетителям нежелательно болтаться там под ногами и мешать действительно больным людям.
Для Джейн, столь жизнерадостной и непокорной, наверняка было ненавистно пребывание в Заботе. В этом Джейн была похожа на Винону. Все те годы, которые Мэй и Винона провели вместе, Винона всегда была скандалисткой и вечно влипала в какие-нибудь неприятности. Она никогда не могла примириться с правилами, с распоряжениями владельца дома или управляющего театром, где она помогала с декорациями. Вот и Джейн была такой. И всегда говорила медсестрам, какие глупые у них тут правила. Она всех смешила, была такой буйной и беспечной, а потом они убрали её отсюда.
Четыре раза Мэй пыталась попасть в Заботу, и каждый раз медсестра замечала её, разворачивала её каталку и вывозила обратно. Это так унизительно, когда тебя вывозят в кресле против твоей воли, словно младенца.
Эула сказала, что Джейн, возможно, собрала вещички и покинула Заботу, несмотря на перенесенный приступ. Эула была теперь её последним другом. Эула, такая хмурая и вечно недовольная.
Она хотела рассказать про Джейн Бонни Доррис, которая затеяла программу «Друг-Не-Вдруг», но решила этого не делать. Бонни казалась ей чересчур деловитой и лишенной фантазии. Эта крепкая веснушчатая молодая женщина с песочными волосами никогда бы не поверила в исчезновение Джейн. Она бы только посмеялась над Мэй, как и все остальные.
Но когда заработала программа «Друг-Не-Вдруг», у Мэй по крайней мере появилась собеседница. Поглаживая Дульси, глядя в её умные зелёные глазки, Мэй могла рассказать ей обо всех своих тревогах, о которых никто другой не хотел слушать. Кошки понимают, что ты чувствуешь. Даже если не понимают слов, они по голосу догадываются о том, что у тебя на душе.
Возможно, кошечке нравился и её голос, потому что, казалось, она действительно слушает. Ложится, глядя прямо в лицо, и трогает своей мягкой лапкой её руку, словно говоря: «Всё в порядке. Я здесь. Я понимаю твое горе. Я с тобой, и я тебя люблю».
Глава 6
Утро выдалось невесёлое. У Джо судорожно подергивался желудок, и всё тело ныло от сострадания. Он видел из окна как Клайд на своем «Паккарде» вырулил задним ходом на улицу и поехал к ветеринару.