Молчание тянулось, пока Люк снова его не нарушил:
Все вокруг серое. И тишина. Я будто брожу по пепелищу. И в воздухе тоже пепел, как после всемирного пожара.
Пепел. Мне всегда нравилось, как звучит это слово. Оно ощущалось на языке как нечто очень мягкое, и это было страннонастоящий пепел скрипел бы на зубах и был невыносимо горьким на вкус.
Память стала ни к черту. Не хочу ничего делать, даже то, что мне обычно нравится. Меня ни хрена не волнует. Голос Люка звучал возмущенно-обиженно, как будто посреди ночи в его дверь ломился незнакомец. И мне больше не хочется секса.
Не сдержавшись, я окинула взглядом его фигуру. Несмотря на развитую мускулатуру, я почему-то не могла представить его в спортзале. Кожа была обветренной. Он будто явился из какой-то глуши, где нет никого, кроме птиц в небе. Карточка в моей руке утверждала, что ему сорок; взъерошенные каштановые волосы, доходившие до воротника, уже начинали седеть. У него были крупные ладони и широкие плечи, длинный нос, темно-карие глаза и небольшой шрам справа около губ. Такой тип лица привлек бы мое внимание в толпе. Врачам не полагается думать о пациентах в подобном ключе, но это происходит непроизвольно, из-за привычки оценивать все так, как будто измеряешь рост или вес. Удивительно, как много можно понять с первого взгляда, выводы делаешь раньше, чем сама их осознаешь. Учитывая возраст, пол и имя, с невероятной точностью можно предугадать, в чем будет заключаться проблема, еще до того, как пациент произнесет первое слово.
А раньше вы чувствовали себя подобным образом?
Не до такой степени плохо.
Но у вас уже бывала депрессия?
Да.
Достаточно сильная, чтобы потребовалось лечение?
Люк кивнул, но его глаза затуманились, будто он спрятал поглубже какую-то тайну. Никто не выкладывает всю подноготную на первом приеме. Роджер считал, что надо представить себя на месте пациента и ждать, сколько потребуется. Это замечательное правило, но если у тебя море времени.
Понятно. Мне важно это знать.
Он немного расслабил руки на коленях. Мелькнуло массивное золотое обручальное кольцо и золотые запонки.
У меня есть все, чего можно желать: красавица-жена, чудесный сын. Вернее, пасынок. И никаких денежных проблем. Пока, во всяком случае. Дела идут прекрасно. Он говорил сердито, и это было хорошо: с гневом можно работать. Опасность кроется в апатии.
А чем вы занимаетесь?
Архитектурой. Тут Люк опустил взгляд, и его голос стал тишесловно он признавался в чем-то личном: Хотя я больше предпочитаю живопись. Я рисую, когда могу.
Представители некоторых профессий чаще совершают суицид; в группе риска анестезиологи и фермеры. Ветеринары тоже. Казалось маловероятным, что средство для самоубийства может оказаться под рукой у архитектора или художника.
А как у вас в целом со здоровьем?
Хорошо.
У кого-то еще из ваших родственников бывали депрессии?
У отца. Постоянно в это время года. Люк слабо улыбнулся. Генетика и погодаубойное сочетание.
Я отметила, что у него хорошие зубы. Наряду с подстриженными ногтями, это был еще один обнадеживающий признак. Значит, депрессия началась не так давно.
Вы принимали какие-либо медикаменты?
Таблетки. Не могу вспомнить название, память ни к черту. Все равно они у меня уже закончились.
Он чувствовал, что депрессия на подходе; она накатывала, предупреждая о себе ревом издалека, как приливная волна, от которой он надеялся убежать, но был слишком занят, чтобы возобновить прием лекарств. У него были заказы в Лондоне, а сейчас он восстанавливал дом в Уилтшире и усадьбу, которую унаследовал во Франции.
Это недалеко от города Арль, дом моего прапрадеда теперь принадлежит мне.
Арль? Я вскинула взгляд на календарь, и Люк тоже посмотрел в его сторону.
Рядом с моим домом огромные поля подсолнухов. Он кивнул на картинку. Край Ван Гога. Летом там такие же яркие краски.
Наверное, он был очарован этими цветами. Они написаны с большой страстью, хоть уже начали увядать
Зачем я это сказала? Я никогда не делилась своими чувствами на приеме. Возможно, это случилось из-за его теплого голоса и взгляда, которым он смотрел на меня. Мне показалось, что его открытость требует того же самого в ответ. Моя бдительность ослабла, но он, похоже, ничего не заметил.
Он выбрал их именно из-за зрелости. Такие самые красивые. Люк перевел взгляд на меня, его глаза были глубокими, как омуты. Их оттенки тоньше, лепестки нежнее, семена спелы.
Его слова звучали чувственно, и мне почему-то показалось, что они относятся лично ко мне. Безумие, конечно, он ведь описывал цветы, а не женщин. Я взяла себя в руки и взглянула на часы. Прошло уже сорок пять минут. Кэрол, наверное, уже была в ярости.
Можете рассказать, что вызвало данный приступ?
Мне не хватало времени на то, что помогает оставаться в здравом уме. Например, на рисование, медленно начал он. Работа поглотила меня с головой. Я чувствовал себя подавленно в течение нескольких месяцев, но не обращал на это внимания, уж слишком был занят. Я приехал в Солсбери, чтобы встретиться со строителями, и тут мне стало хуже, чем когда-либо. Я решил вернуться домой, но заблудился. Опомнился на трассе, ведущей в Стоунхендж, и увидел тот дуб. Я остановился, чтобы позвонить в полицию, и вдруг стайка птиц взлетела с поля неподалеку. Они сверкали в лучах заходящего солнца. Бог весть, как они правильно называются. Наверное, вы их видели. Такие маленькие коричневые птички, которые водятся в сельской местности и кормятся на сжатых полях.
Я представила голые деревья на фоне заката так ясно, как если бы была там вместе с ним, слышала трепет крыльев тех птиц и вдыхала запах влажной земли и прелой соломы. Я придвинулась ближе, чтобы не упустить ни слова.
Я вышел из машины и смотрел на птиц, пока те не скрылись в деревьях. Было слышно, что они устраиваются на ночлег. Они меня спасли. Не знаю, сколько времени прошло, но я понял, что мне необходимо с кем-то поговорить, снова сел за руль и вернулся.
Он быстро провел ладонью по лицу, как будто что-то смахнув.
Я увидел вывеску медицинского центра, припарковался рядом, вошел и зарегистрировался. Меня провели в ваш кабинет, и я сразу же почувствовал себя в безопасности.
Я рада, что судьба привела вас ко мне.
Эта фраза прозвучала чересчур интимно, будто я всю жизнь только его и ждала. Я откинулась на спинку стула. Это был просто пациент, и требовался план лечения. В карточке не было сведений о том, что ранее у него наблюдались суицидальные мысли или попытки самоубийства, но он сам заполнял анкету и мог не упомянуть о таких важных вещах.
Если пациенты склонны к суициду, я обычно предлагаю немедленно проконсультироваться у психиатра.
Сейчас я делала то, что была обязана. И настояла бы на этом в случае с Лиамом, если бы только знала.
Тот порыв уже прошел, правда. Я больше не хочу себя убить.
И тем не менее я должна убедиться, что вы в безопасности.
Я пришел сюда, чтобы выговориться.
Теперь я видела в его глазах оттенки зеленого, а не только карего цветаот зрачка к краю темно-коричневой радужки расходились темно-зеленые линии.
Вы меня выслушали, и это все изменило. Он помолчал и продолжил: Кроме того, мне пора возвращаться домой. Я не совершу самоубийства. Я вам обещаю.
Он превращал происшедшее с ним в личное, в некий уговор между нами.
В таком случае завтра вас должен осмотреть ваш лечащий врач. Я напишу ему по электронной почте. А пока, возможно, стоит возобновить прием лекарства. Я взглянула в карточку, там не было указано название препарата. Что вы принимали?
Бог его знает. Он наморщил лоб. Когда я в таком состоянии, я все забываю.
В подобных случаях обычно назначают ингибиторы обратного захвата серотонина. Циталопрам, например
Циталопрам! Он просветлел лицом. Звучит знакомо.
Прежде чем эти таблетки начнут помогать, вам может казаться, что они ухудшают состояние; также может наблюдаться ряд побочных эффектов
Я оттарабанила инструкцию, уделив особое внимание противопоказаниям. Делать это необходимо, больные легко забывают о симптомах, говорящих о том, что нужно прекратить прием препарата, если мысли о самоубийстве одолевают сильнее или, напротив, приближается маниакальная стадия. Я упомянула, как важны своевременные консультации у специалистов, физические упражнения и здоровый сон, еще раз посоветовала посетить своего врача и распечатала назначения.