Не могу и тихий шепот.
Он не может ко мне прикасаться после охранника. Он не может, пусть даже и не было у меня с тем охранником ничего. Он не знает, что не было, и так даже лучше. Ключевое здесь словоне может.
А я могу.
Могу нести звание "шлюха на заднем дворике", могу пережить своего ребенка, могу уйти из объятий, в которых мне хочется быть. Господи, почему мне все еще хочется быть рядом с ним?!
Потому что ятряпка.
Потому что меня можно выбросить, вытерев ноги, подобрать, когда выстирают другие, перевернуть на изнанку и по новой?!
Уходи
Он как будто не слышит, а дыхание его как веревка удерживает, но я делаю над собой усилие, упираюсь в грудную клетку и прослушав всего два удара, так мало, отстраняю. Его глаз не видно, только чувствую, как затягивает бездна, и падаю в нее, падаю Нет! Вырываюсь, не могу я больше. Быть может, ни с кем не могу
Уходи, повторяю просьбу, только кажется, даже шепота нет, лишь шевелятся губы. Я не знаю. Мне все равно. Внутри все кричит, протестует, гудит наковальней сердце, когда вызываю лифт, захожу в него и смотрю на мужчину в дверях.
Я по эту сторону, онпо ту.
Если скажет хоть слово, я сорвусь, и он словно чувствует. Молча ставит в кабинку сумку с вещами, нажимает на кнопку моего этажа и уходит раньше, чем сдвигается дверь.
На этаж доезжаю сидя на корточках, тихо радуюсь, что лифт новенький, и не придется освобождать куртку от жвачек, плевков и других счастий, коими делятся благовоспитанные граждане. Егорка выбегает встречать, удивляясь, что я так долго, но, видимо, погода была прекрасна, царевна была ужасназастывает с приоткрытым ртом.
Муха залетит, сжимаю ему челюсть двумя пальцами и отдаю сумку.
Самому разбирать? морщится.
Да нет, говорю, можешь пригласить горничную.
Он уходит в комнату озадаченный, а я доползаю на полусогнутых в кухню. Пока ставлю чайник, кукушка озвучивает "три" дня. Я благодарно киваю и загружаю себя мелкими заданиями. К примеру, тщетно ищу кофетакое ощущение, тот сбежал следом за Макаром. В итоге делаю зеленый чай и пью машинально, без удовольствия, пока не подхожу случайно к окну поправить тюль и Отпрыгиваю зайцем: от окна.
Кто там? выглядывает из-за моей спины Егор.
Никого.
Ага, ага, соглашается, вижу.
Я слышу резкую тишину после того, как машина отъезжает от нашего подъезда. Вот ведь, олигархен, пешком сумку через подъезд пронести не мог! И то, радеть надобно, что в подъезд их состоятельное высочество сами зашли, а не холопов прислали.
Нет, не мой это мир. И слава Богу.
Куда приятней сидеть в обычной двушке, с улыбчивым мальчишкой, громко хлюпающим горячим чаем.
Я чета кофе не нашел
Я тоже.
Вздыхаем оба, а потом темные глаза лишаются грусти:
Мы только чай пить будем или торт можно открыть?
А ты что, удивляюсь, не ел его?
Тебя же не было, удивляется в свою очередь и вдохновившись реакцией, достает из холодильника торт. Сам нарезает щедрые куски, сам раскладывает по тарелочкам, из которых торт намеревается выползти, сам достает вилочки.
Жаль, десертных вилок и ножа нет, сетует.
Да уж, едва не поперхнувшись, поддакиваю, а сама пытаюсь вспомнить, как они вообще выглядят.
Мы пьем молча, только за ушами трещит от орешков, когда Егор тяжко вздыхая, признается:
А я думал, ты так долго, потому что вы помирились, а у тебя тушь по щекам размазана.
Я кабанчиком мчусь в ванную, на ходу разбираясь с орешком в сахаре, и недоуменно рассматриваю лицо в зеркале, пока удается вспомнить, что я вообще не красилась. Умыться, правда, не помешает, глаза чуть припухли и красные, но и только.
Возвращаюсь на кухню, а Егор, ничуть не раскаявшись, прожимает плечами:
На понт взял, ты же мне ничего не рассказываешь.
И не собираюсь больше вмешивать ребенка в наши отношения, он уже и так замешан по самое некуда.
А знаешь, говорит Егор, он очень страдает.
Умеешь ты улучшить аппетит, хлюпаю на стол чаем с орешками. Приходится вытирать, подниматься опять же, бросать взгляд в окно, за которым ничего примечательного.
Серьезно, Злата, и как ему удается уничтожать одновременно торт и мое терпение? Я же с ним говорил. Он тоже, как и ты, отмалчивался, держал все в себе
Он делает театральную паузу, думая, что я куплюсь на крючок.
А потом что, исповедовался? фыркаю.
Это не значит, что крючок срабатывает, просто как-то мальчик подумает, что не интересен мне, а у детей такая тонкая психика.
Нет, качает головой, открываться не в его характере, ты же знаешь.
Откуда мне знать? возмущаюсь, но запоздало, уже кивнулаи Егор это заметил.
Ему без тебя плохо, Злата, я не видел его таким даже когда те две вертихвостки морочили ему голову, шантажировали, что беременны, лишь бы он простил, а сами шептались за его спиной с его же друзьями, что он даже ребенка заделать не может.
Егор!
Я же не виноват, что у меня есть глаза и уши!
Но все равно так нельзя говорить.
Я только повторил!
Повторушка, журю его добродушно.
Весь в тебя, расплывается в довольной улыбке.
Звонок нарушает наше умиротворенное уединение. Пока напряжно соображаю, кто бы это мог быть и втихаря выглядываю в окошконе высадились ли из подозрительных красных машин подозрительно нежелательные гости, мальчик открывает дверь и по-хозяйски радушно зазывает кого-то войти. Гость шлепает босыми ногами, приближается к кухне и
Здравствуйте, Злата Юрьевна, приветствует меня горничная Яра.
Здравствуйте, оставляю в покое торт.
Егор пригласил меня разобрать его вещи. Можно?
Смотрю на мальчика, а тот как ромашка лепестки приглаживает после дождясолнечно мне улыбается, даже зубы пересчитать можно.
Ну, говорю, с силой впихивая вилку в безвинный торт, если пригласил, то пожалуйста.
Горничная благодарно сбегает, Егор предусмотрительно устремляется за ней, а я, после того, как проходит изумление, прыскаю смехом. Н-да, обстановку сменили, а замашки прежние. Тяжело же вам придется, Егор Владимирович, в мирских условиях. Или у нас не тихая обитель будет, как мне думалось, а проходной двор?
Через полчаса девушка заходит попрощаться. Егор, не дожидаясь пока она уйдет, вгрызается в щедрый кусок торта, и мне как-то неудобно становится за голодные глаза горничной. Усаживаю ее с нами, так сказать, почаевничать за новоселье. Поначалу она сопротивляется и все величает меня по имени-отчеству, заставляя чувствовать неловкость: ее имени я до сих пор не знаю. А потом расслабляется настолько, что принимается болтать вплоть до моей головной боли: о детстве, о том, сколько у нее родственников, о церкви зачем-то, и заканчивает все это жалостливым всхлипом:
А, знаете, я больше не работаю в доме Ярослава Владимировича. Он всех уволил.
И вот, рыдает у меня на плече, и ничего мне не остается, как утешать бедную девушку и обещать, что я не буду против, если Егор Владимирович еще пригласит ее для маленьких поручений. Я так растрогалась, что чуть не предложила ей у нас поселиться, но слава Богу, девушка из местных. Егор, ничуть нас не смущая, кладет себе в тарелку новый кусок торта. Интересно, спохватываюсь, проводив горничную, а детям можно столько сладкого?
А что у нас есть кроме торта? задает встречный вопрос.
Кладу второй кусок себе, и молча пережевываю. Вот ведь, я думала: оннеженка, а онпожалел горничную и дал возможность подзаработать.
Сколько ты ей заплатил? интересуюсь.
Пятьдесят баксов. Хотел дать больше, но тогда бы она догадалась.
Да, догадалась бы, и могла не взять денег.
И откуда финансы? Бабулю нашу разводишь?
Да прям! Бабуля выручила в экстренном случае, а на все остальные у меня есть старший брат.
Но разве он не ограничил твои расходы?
Только на то время, пока я мог сбежать из Англии, хихикает. А сейчас я очень богатый мальчик. Так что жить со мной выгодно, подмигивает.
В следующий раз платишь в кино.
Ухтышка! вдохновляется. Договорились! И попкорн с меня. И кока. Две!
А это камень в мой огород: я купила ему молочный коктейль, к которому он не притронулся. Но вообще не жадный мальчик и азартный, и так хочет скорее стать взрослым, чтобы нести за других ответственность.
А, знаешь, оценивающе смотрю на него, думаю, из тебя выйдет хороший посол.
Пока не уверен, бормочет он, вот если у меня кое-что получится
Егора от моих расспросов избавляет звонок на мобильный. Бабуля, шепчу, когда начинает крутиться в нетерпении. Он машет ей рукой привет, будто она его может видеть, а потом спохватывается и ворчит, что надо бабушке нашей провести интернет и задарить свой старенький нетбук и все, новая жизнь пенсионерам!
Бабуля усмехается, на все согласная, говорит, если внучек лично ей провайдера выберет. И вот моя ромашечка совсем-совсем расцветает и обещает вскорости приехать, уладить все технические вопросы и провести курс обучения. Бесплатно.
В счет набежавших процентов, поправляет его бабуля, и оба остаются собой жутко довольные.
И так расслабленно и умиротворенно у нас в квартире, до тех пор, пока меня не осеняет. Это как, интересно, Егор собирается со мной завтра идти на встречу с Яром, если ему в школу, наверное, надо?!
Егор, озвучиваю вопрос, а тебе на сколько завтра в школу? Или ты с репетиторами занимаешься? Так надо позвонить им, сказать, что у тебя сменилось местожительства.
Ууу, грустнеет мальчик, отодвигая от себя торт и возвращая мне телефон с не менее расстроенной бабулей на проводе, а так день хорошо начинался
Бабуля выговаривает мне за строгость с ее любимчиком, но якремень. При мне Егор обзванивает репетиторов, при мне два раза пытается ошибиться подъездами и один разномером дома, но я терпеливо его поправляю.
Вот так-то, у меня не забалуешь. Учитьсязначит, учиться! А я сама завтра как-нибудь переживу эту встречу с почти бывшим мужем.
Довольна? спрашивает Егор.
Вполне, и не скрываю своего довольства.
Я тоже, улыбается лисицей. Мои занятия с восьми утра и до шести.
И, откровенно говоря, ни разу я не видела, чтобы кто-то улыбался сумасшедшей нагрузке. Но тайный смысл сей радости открывается в следующей фразе:
А вот с двенадцати до трех, Злата, у меня перерыв, и я, естественно, успеваю на вашу встречу с моим братом. А ты думала, я тебя одну брошу?
Нет, говорю, заглянув в темные зеркала настороженного ожидания, я знала, что тылучший друг на свете.
На этой благостной ноте мы, переодевшись, выдвигаемся в магазин за не такими сладкими продуктами, как уморивший нас торт. Надеюсь, мальчику понравится, как я готовлю, потому что выбора у него все равно нет, а повариху Яра в нашем доме я видеть не хочу. Позже, если подтвердится, что сонное зельеее рук дело, устрою нам встречу, а пока
А это будешь?
Ага!
А это?
Конечно!
Не знаю, куда нам столько?
Съедим!
А пока мне так хорошо, что по боку мелкие сошки, не сумевшие втоптать меня в грязь. В этом мутном озере водятся золотые рыбки, и одна из них завтра поделится чешуей. Добровольно. Впрочем, это не значит, что я передумала сварить из нее уху. Подобрать бы рецепт побыстрей и попроще, и не пересолить быпо старой привычке
Глава N 4
Ночью перекатываюсь с боку на бок: то ли от переедания сон не идет, то ли от навязчивых мыслей о завтра. Одно делосесть в машину Яра на чистом адреналине, и совсем другоеприехать на запланированную встречу. Так пафосно, с адвокатами и все такое
Я утешаюсь аутотренингом, что мне и говорить-то не придется и смотреть в сторону мужа необязательно, со мной будут двое юристов-профессионалов, Егор (под вопросом), присутствие Макара как-то не обсуждалось, а я потерплю полчаса-час, подпишу о разводе бумаги и вуаля.
Кстати, о подписях
Крадусь на кухню, поглядывая на прикрытую дверь в комнату Егора, включаю бра (да, здесь не хоромы, если хлопать в ладоши, так и провозишься в темноте) и, потянувшись, достаю с верха холодильника журнал. Усаживаюсь с чашкой чая (интересно, где все-таки кофе?), и на первой же странице обнаруживаю свою сказку. Не знаю, как описать эти ощущения. Восторгслишком возвышенно; радостьприземленно. Недоверие, удивление вперемешку с внутренним возгласом: "надо же!", не дающим усидеть на высоком стуле. Подгибаю под себя ноги, прохаживаюсь от окна к столу, с кружкой и журналом, ага; снова сажусь и снова хожу. И такпока рассвет, скользнув по страницам, не приводит в легкое замешательство: как, уже утро?!
Завтракаешь? Егор, зевая, потягивается, смотрит выжидательно.
Доброе утро, улыбаюсь ему.
Доброе! расцветает.
Забирается на стул напротив, тянет к себе журнал и "ухтышкает" и "ахает" так заразительно, что я заглядываю ему через плечо.
Эх, говорит, это только начало! Вот я вторую сказку пристрою!
Но вспоминает о неполученном пока гонораре и энтузиазм спадает. Я утешаю, что издательство солидное, не обманут, а про себя думаю, что грех обманывать на такие мизерные суммы. Но Егора еще больше не огорчаю.
Умываться? прищуривается.
Как хочешь, отмахиваюсь.
Ага, так и думала: свобода и здравый смысл больше по вкусу, чем обязаловка.
Пока он плещется в ванной, я ломаю голову на тему завтрака: упорно не могу придумать, чем правильно кормить ребенка. В таком задумчивом состоянии Егор меня и застает. Посмеиваясь, выпроваживает на водные процедуры и зубочистку, и говорит, что кормить женщинумужская задача. Я сбегаю с кухни, пока он не передумал. За полчаса размокаю до степени пофигизма, и высококалорийный горячий бутерброд наворачиваю с аппетитом.
Так вот почему говорят, что женщина способна сделать из миллиардера миллионера, поглядывая на второй бутерброд в моей руке, замечает мальчик. Но я стоически не давлюсь и даже взяла бы третий, а нету, а делать мне лениво, да еще и зевается наконец-то. Поглядываю на дверь в комнаты, но на этом джентльменские поступки заканчиваются, и две тарелки с чашками не только на совести мойки, но и моей.
Диван встречает меня теплом и нежностью. Зачем, спрашивается, полночи кругами ходила? Чай и утром попить можно, с бутербродами, так гораздо вкусней, чем вприкуску с журналом. Парю в объятиях Морфея, пока звонок не вынуждает открыть левый глаз, коим лицезрею мужчину с бородкой и портфелем, рассекающего наш коридор.