Кот кинул последний взгляд вниз: до встречи, увидимся еще, погуляем на лужайках
Душа его вздохнула и проскользнула в приоткрытые ворота
После смерти Мотоцикла на дворе уже не собирались. Кузьмич поехал в район, в диспансер.
Брошу пить, ей те крест, брошу, божился он, размашисто крестясь кулаком.
Соседи разошлись после сороковин. Клава с Шариком и Еропкой сели у ворот. Клава посмирнела и семечек Еропке лишний раз насыпет, и Шарика косточкой не обнесет.
Вдруг гусь заметил Фофания. Его все знали, шныркал неприметный бестелесный у болота, высматривал.
Кого подстрелили? забеспокоился гусь.
Шарик поднялся:
Фофаний, дружок, поди на минутку. Как там наш Мотоцикл? видаешь его? прижился, не грустит?
Клава встрепенулась:
Жадный ты, Фофаний, выслуживаешься перед начальством, высматриваешь, сразу хвать и летишь. Подождал бы с котом нашим, горюем мы. Кузьмич вона лечиться уехал в диспансерную, тверезый будет теперь. Верни кота, Фофаний!
Да моя ж разве воля?
Да ты поговори, походатайствуй, настаивал Шарик, ты ведь Самого видишь, а Он милосерден.
И отец Варфоломей так считает, милосерден, загундосил Еропка.
Вот что, Фофаний, ты Бога не гневи, конечно, суетой, но скажи, челом бьем, официально колхозные, но в душе православные остались
«Черт бы их побрал, просителей», думал Фофаний, но во вторник обещался у Самого спросить.
В среду Клава прибрала в избе. Кузьмич явился домой с подарками, Клаве финляндское платье трикотажное купил.
Во дворе мелькнули тени: Фофаний с Изекиелем.
Вынули из корзинки кота, был он испуганный какой-то, но не отощал, не облез.
Кузьмич, вот что, если хоть каплю в рот примешь заберем кота обратно насовсем, строго сказал Изекиель, старший по домашним тварям.
Да ни в жись, ни в жись больше, вот клянусь, пусть меня, на этом месте прям Кузьмич запнулся, страшную кару видал он, как комбайнера спьяну раздавило, но показалось ему кощунственно при ангелах сказать.
Клава схватила кота:
Мотя, родной, открой глазки.
Кот озирался.
Положь на землю, передохнуть дай, чево мнешь-то животную!
Кот лег, потянулся, замурлыкал, и друзья облегченно вздохнули.
Воистину воскресе!
С тех пор как Кузьмич перестал пить, начальство повадилось к ним в избу. Якобы просто так, проведать.
А тут, смотрит Клава в окошко, председатель и парторг вдвоем грязь месят.
Клава их не любила, туманили мозги: то будущее, для которого из сегодня надоить чего-нить надо, то Африка лезет, там голодные, как будто тут сытые. Но приличия соблюдала, не встревала лишнего, и чаю с баранками у ней за столом всегда водилось.
Мужики застопорились в сенях, снимали сапоги. Председатель и портянки смотал, с армии не любил носков.
Клавдия, ну как дела?
Парторг привычно глянул в угол, с детства привык на иконы креститься, пока в комсомоле не отодрали. Нет у Клавдии икон в углу. Ага, фиг тебе, вошь партейная, злобно думала Клава, щас вот Ленина повешу, и крестись.
Где сам-то?
А чо надо? Мне скажите, а я подумаю, звать ли.
Клавдия, он у тебе непьющий стал. Таких, сама знаешь, наперечет. В партию бы ему вступить. Вот мы рекомендуем.
И чо, рекомендатели? оглядела она презрительно. Пообтрепались мужики и лысоваты, Трофимыч, парторг, гнида мелкая, совсем ссутулился.
Ну как «чо»? Вступить Председатель задумался. Действительно, чо? Как был Кузьмич на амбарах весовой, так и будет. Не в агрономы же ему?
Ну и чо нам за это будет? не унималась Клава.
Ну путевки там, в район на совещанию.
Ага, собутыльничка не хватает? По общагам в районе трескать?
Ты, Клава, не понимаешь. Парторг повел бровями, нравилась ему Клава, по молодости свирепел, что она Кузьмича из армии ждала. Злорадствовал, когда слезная пьянчугу-мужа по оврагам искала. Но потом смягчило его, все ж она рядом, на виду, даже ревновать перестал. А теперь вот подумал хорошее сделать. Будет Кузьмич при партии, и ей перепадет.
Клава, в санаторию съездишь, мужа уважать будут.
Клава заплакала:
Трофимыч, не нужно мне уже ничего, ни уважения вашего, ни санатория. Не пьет мой, я и шелохнуться боюсь, чтоб снова не начал. Не тревожь нас. Лучше вон с сыном поговори. Сопьется Андрей, женить бы его. И в партию!
Кот Мотоцикл не вмешивался долго. Но не утерпел:
Трофимыч, у него сейчас душевное равновесие образовалось. Ему со зверями лучше. Может, ты его к лошадям определишь? Или к коровам вместо партии?
Какие вы все, заодно. Ишь, доброхот нашелся, мышно́й душитель.
Помямлили: подумайте тут с котом
Как же, подумаем! С Шариком посоветуемся и с гусем Еропкой, он у нас Троцкого читал, про партию вашу Расскажет, если что
Но не всегда председатель с глупостью какой лез.
Тут младшего своего сынка пригнал за Кузьмичом. Приди, мол, со своими. Срочно.
Кузьмич пошел, Шарик с Мотоциклом увязались за ним. Шарик вообще Кузьмича далеко одного не пускал следил, чтоб не дерябнул где по слабости.
У сельсовета толпился народ, все старались заглянуть в щель большого деревянного ящика. Его только спустили с грузовика, слабый жалобный писк раздавался оттуда. Бабы испуганно крестились.
Ишь ты, большая животная, может, она свирепая, ты погоди открывать, зоотехника дождемся.
Председатель отвел Кузьмича в сторонку: тут беда стряслась, индийские товарищи нашему колхозу прислали в подарок слона, за ржу, которую мы им отсыпали на голодуху в отсутствие революции. Учитель книжку принес, там написано, что слон у нас прижиться не может, холодно зимой. Возьми к себе, мы тебе и двор поширим, и хибарку слону построим. Куда девать животную? Ну да, неразумные они, индийские товарищи, но ведь от чистого сердца
А почему я? Меня Клава со свету сгниет, слона ей в дом! Еле к весне сена хватает, из-под Шарика последнее изымаем, коровку кормить, а ты слона?
Кузьмич, а куда его определить? Помрет ведь малец, загрызут, затопчут, а у тебя он как в раю будет. Ты ведь непьющий. Поможем соломкой.
Кот замахал лапами: не-е, никаких, я даже не знаю, кто это, но никаких, у нас гусь Еропка сердечник, у нас Клава нервная.
А он мышей ест? Шарик всегда компромиссничал.
Не знаю, щас в учительной книге посмотрим.
Между тем ящик открыли, испуганный, вспотевший слоник осторожно выглянул и повел хоботом.
Ах, какой большой, какой милый, какой-какой, заверещали бабы.
Это сколько же ему жрать полагается? обмер Кузьмич.
Поможем, район не откажет, субсидию найдем, не погуби, Кузьмич.
Слоник осторожно ступил на землю, хрюкнул хоботом, стараясь не смотреть вокруг.
У Шарика навернулись слезы: на моего первенца похож, такой же ушастенький, вспомнил он своего Тузика.
Кузьмич обалдел совсем, он знал, да и по телевизору видал, что слоны большие, но этот, малец еще совсем, а уже дотянуться бы за ушами почесать!
Девочка он, слоник-то, Клавка же дочек хотела, вот ей дочка и будет, передумал кот. Бери, Кузьмич, субсидию получим!
Клава не верила своим глазам: боже ты мой милосердный, конец света, что ли? или сбрендила я совсем от жизни такой?
На, Клава, подарочек тебе, от индийских, это, благодарных коммунистов. Как назовем-то?
Слоник наклонил голову, потерся хоботом о Клавину руку.
Так он же по-нашему не понимает, засуетилась Клава, кушать хочешь?
Слоник вздохнул. Кушать это они на всех языках понимают. Кузьмич принес сена, налил в бадейку воды.
Еропка, смотри, кто пришел. Удочеряй крошку!
Гусь обомлел: это слон, что ли? Как зовут?
Да не думали еще. Клава, ты решай.
Дуся пусть будет, как бабка моя покойная.
Ну что, Дуся, потопали в сарайку на ночь, да не боись, у нас тихо тут
Беседы на кулинарные темы случались у них часто.
Нет таких иностранцев, да и вообще таких людей нет, чтобы гусям с ними спокойно было, предложил тему Еропка.
Есть такие иностранцы! хотел возразить Дуся, но по-русски говорил еще плохо, даже про съедобное, и не решился.