Вы голосуйте за кого хотите. У нас все кандидатылюди приличные. Только приходите. В воскресенье, с восьми утра, в здании общеобразовательной школы. В актовом то есть зале.
Придём! Все придём, в восемь утра. Вы точно коньяку не хотите?
Спасибо. Я при исполнении же.
Да, да. Ну, ступай тогда, брат.
Опять за плечи агитатора приобнял, скалится и нежно так разворачивает.
Тот, однако, не даётся.
Погодите, говорит, расписаться надо. Что агитация проведена.
Черноволосый будто испугался. Обмяк весь, спрашивает исподлобья:
Где расписаться?
Агитатор папочку из-за пазухи достаёт, на шариковой ручке кнопочку нажимает. Черноволосому в руки тычет.
Вот тут. Квартира у вас какая?
Квартира у нас хорошая, черноволосый отвечает, строго так. И улыбаться перестал. Но расписатьсяэто дело серьёзное. В дверях не делается. Пойдёмте на кухню.
Вздохнул агитатор, а деваться некуда. На кухню так на кухню.
Черноволосый его за руку схватил и по коридору тянет скорее. Агитатор об коврик ботинками пошаркал всё-таки, поднял глазаа это вроде не мужик уже, а девочка. Или тётечка, только маленькаясо спины-то не видно. Черноволосая тоже, с хвостом. Платок цветастый на плечах и юбка длинная, аж по полу волочится.
Зажмурился, головой помоталопять мужик. В пиджаке. Откуда пиджак взялся?
Ладно, сплюнул тихонько и за папочку свою. Темно в коридоре, может, не заметил чего.
А на кухне светло, стол пустой, по трём сторонам черноволосые сидят, каждый с папиросою и при галстуке. В пиджаках, да. Один безо всякой рубашкиа всё равно при галстуке.
Присаживайтесь, говорят. Будем решать ваш вопрос.
Да у меня никакого вопроса. У меня, вот, подписной лист.
Галстучные хмыкнули хором.
Который без рубашки, папиросу затушил и в форточку выкинул.
Подпись-то дорогого стоит. За подпись отвечать потом. Мы просто так подписываться не будем.
Агитатор чувствует, люди подозрительные. С тюремными, что ли, замашками. Ну их.
Не будете, так и ладно. Я пойду тогда.
Приподнялся, развернулсяа за кухонной дверью к стеклу с десяток детских рож прилипло. Подмигивают.
Нет, отчего же, останавливают его галстучные. Мы подпишем. Только и вы подпишите.
Что подписать?
Да предвыборную тоже бумагу. Только не к муниципальным выборам. К грядущим. Мы тут партию учредили. Хотим баллотироваться.
Агитатору уж лишь бы уйти поскорей. Подают ему бумагу.
Пишите, диктует тот, что без рубашки. Я, фамилия-имя-отчество, готов отдать свой голос в пользу партии «Гражданская позиция». Дата, подпись. Собственно, всё.
Что хоть за программа у вас? спрашивает агитатор.
А у нас программы нету никакой. У нас демократическая стратегия. Главноезаставить людей активную политическую позицию занимать. По каждому вопросу. Чтоб непременно сами решали. А как решат, так пускай и будет.
Разумно, да. Ну, я пойду?
Погодите-погодите. Мы вас отблагодарить должны. За голос. Хотите подарок какой? Или денег?
Да у меня всё есть вроде. Спасибо. А денег не надо. Деньги за такое нехорошо брать.
Правда, нехорошо, соглашаются галстучные. Но ведь есть у вас мечта какая-нибудь? Не может быть, чтоб мечты не было.
У меня мечта, чтоб сома в нашей речке поймать, агитатор признаётся зачем-то. Дед ловил, отец ловил, а мне, видно, не судьба. Нету больше сомов. Экология такая. Но вдруг да забредёт? Вот, мечтаю.
Галстучные заулыбались.
Знаете что? Вы как домой пойдёте, к берегу-то сверните. Да пакетик растопырьте пошире. Она к вам сама из воды запрыгнет, ваша мечта.
Шутите всё, смеётся агитатор. Папку обратно за пазуху запихнули в коридор. Дети за дверью врассыпную кинулись, только сквозняк им вслед шуршит.
Погодите-ка, агитатор соображает. А вы не таджики? Вы вообще зарегистрированы тут?
Зарегистрированы-зарегистрированы, опять улыбаются галстучные. Мы не таджики. Мы черти.
Какие черти?
Обычные черти. Девять этажей в доме людские, а тринаши. Как кто чёрта позовёт на нижних этажах, к нам новосёл едет. Набились уже, как в бочке. Скоро будем четвёртый этаж надстраивать.
Агитатор сам в тумане, света не видит, а умную беседу отчего-то продолжает.
Как же дом выдержит?
Понятно, не выдержит. Мы свой этаж надстроимпервый под землю уйдёт. Так постепенно весь дом туда запихаем. А вы ступайте, ступайте.
Агитатор в лифтда на улицу. Потом, думает, квартиры обойду. Мутит чего-то, шатает. Заболел, наверное.
И домой.
На воздухе развеялся чуток, решил к речке-то завернуть. Смех смехом, да мало ли.
Только пакет целлофановый из кармана вытащил, река фонтаном пошла, а наружусом. Килограмм с десять, не меньше. Сам в пакете улёгся и хвостом чуть бьёт.
Агитатор домой его приволок, жену кричит.
Верней, собрался крикнутьа нету крика.
Сбавил голоси того голоса нету.
Шепчеттак и шёпота не стало.
Подписался же.
Пакет перед женою вывернулоттуда куча вонючей грязи вывалилась.
Грязь-то жена убрала. А вонь осталась.
Живёт теперь агитатор молча и не принюхивается.
Митя-бизнес
В одном посёлке городского типа в смутные годы при Доме культуры ткачей имени Николая Островского открыли детское кафе «Островок».
И вот стали люди замечать, что через два дня на третий ходит в кафе чужой человек. Придёт часу в шестом, сядет за столик у окна, закажет водки сто грамм и пирожок с печёнкой. Потом стопку пирожком прикроет, достанет книгу в чёрном кожаном переплёте, да не открывает, а всё сидит, в окно смотрит.
Целый месяц так продолжалось. Народ в посёлке терпеливый, тихий. Разное видел. Наконец Фёдор-официант не выдержал. Подошёл к чужому и говорит в пол:
Чего сидишь? Сам, говорит, розовый, а книга у тебя чёрная. Шёл бы ты наружу.
Чужой рукою по окну провёл медленно, потом к Фёдору-официанту повернулся и палец ему показывает.
Стёкло, говорит, у вас грязное. Закоптилось. Помыть надо.
А ты, отвечает Фёдор, санэпидстанция, что ли? Чего тебе стекло? Наружу иди, говорю.
Не кипятись, Фёдор, чужой ему улыбается. Лучше присядь, водочки со мной выпей.
И из-за толстой своей книги вторую стопочку выдвигает.
Глумишься, что ли? Фёдор спрашивает. Если я с тобой водки выпью в рабочее время, меня отсюда навсегда выставят. Хозяин у нас суровый.
Ты ведь, парень, обидеть меня собирался. А не вышло. Я не обидчивый. И откажешьсяне обидишь. Да только холуйским местом ради живого человека не рискнутьэто ж как себя не уважать надо? Смотри, потом стыдно будет.
Взял чужой Фёдора на слабо. Сел тот за стол, стопку покрутил между пальцами.
Как хоть звать тебя? спрашивает.
Зовут меня Митя-бизнес, отвечает чужой. Митя-бизнес, даритель предвечных радостей.
Ну, будь здоров, Митя, Фёдор сказал, махнул стопку, поднялся да и рухнул на пол.
Думали, мёртвыйнет, просто пьяный вусмерть. Вытащили Фёдора на плечах, уложили на скамеечку, а он хохочет да орёт«под вечерок путь недалёк! под вечерок путь недалёк!»а после что-то уж совсем неприличное.
Хотели люди чужому морду набить. Но побоялись.
Два дня Фёдор пропадал. Хозяин, понятно, не искал его, нанял нового, Фёдора же обещал по стенке размазать, как увидит.
А на третий день останавливается у кафе бордовая «девятка», выходит из неё Фёдор, с волосами напомаженными, в костюме с искрой, всем говорит «здравствуйте» и улыбается довольно.
Откуда ты, Фёдор? спрашивает народ.
Из Ярославля, тот отвечает. Ресторан у меня там. Большие всё люди обедают. Отцы города. Европейская кухня, отдельные кабинеты, цены в скв. Не абы что.
Потом рукою всем помахал, сел в «девятку» и уехал навсегда.
С тех пор повелоського чужой за свой стол посадит, водкою угостит, у того жизнь повернётся так, что и не мечтал прежде. Милицейский сержант Егоркин стал начальником областного ГАИ. Огородник Николай Ильичлётчиком на международных авиалиниях. А безымянная учительница русского языка и литературы победила на конкурсе «Мисс Европа». Тут её, понятно, все по имени узналида поздно.
Ну, порадовались за учительницу и обратно забыли. Все забыли, только жених её бывший не забыл. А жених у неё заведовал отделом происшествий в газете «Ленинское знамя». Не последний человек был в посёлке. Журналист.